Виновато взглянув на Кэйт, поспешно выдавил:

— Простите госпожа, я сейчас.

Вторая попытка оказалась удачнее. Парень, хоть с трудом, со стоном и перекосившимся от боли лицом, сел, и Кэйт закатила глаза: полотенце, которое было подстелено, чтобы намазанной маслом спиной не перепачкались простыни, прилипло к содранным до крови ранкам, которые, покровоточив, пока он изгибался в оргазме, теперь подсохли и прилипли намертво.

"Тляяя!" — выругалась про себя Кэйтайриона — теперь отдирать и заново смазывать.

Шайн уже и сам почувствовал, что на нем явно что-то лишнее. Попытался, заведя правую руку за левое плечо, сдернуть инородный предмет, но тут же зашипел от боли, сквозь стиснутые зубы.

— Ну вот, сплошные расходы мне с тобой, Шайнэ, — притворно грустно произнесла Кэйт, стараясь не рассмеяться, потому что он воспринял это за чистую монету и, виновато склонив голову, удрученно произнес:

— Вы правы, госпожа. Простите госпожа…

Это самобичевание было таким забавным и трогательным, что девушка невольно фыркнула, но тут же воскликнула:

— Нет!

Не успела. Он все-таки дернул несчастную тряпку со всей дури, отодрав ее вместе с подсохшей кровавой корочкой. Не издал ни звука, лишь глаза влажно блеснули, да на лице, на мгновение, отразилась болезненная гримаса, но теперь оно медленно разглаживалось под упрекающим взглядом госпожи.

— Эх… Шайн. Тяжело быть бестолковым, — обреченно произнесла Кэйтайриона, поднимаясь. — Сиди так. Я масло принесу.

— Спасибо госпожа. Вы слишком добры ко мне.

— Надеюсь, мне это зачтется Матерью Всего Сущего, — хмыкнула девушка.

— Обязательно, — прошептал Шайн, не уловив иронии. Он действительно теперь уже считал, что получил слишком много того, чего и не заслуживал после всего, сотворенного лишь за один этот день. Нет, доброта его госпожи поистине была безгранична, чем, кстати, беззастенчиво пользуется Айк. Только его за дерзость и время от времени просыпающуюся ревность, которую он осмеливался показывать, пока, почему-то не прибили, и даже, наоборот, холили и лелеяли…

Кэйт вернулась довольно быстро. Забралась с ногами на кровать, пристроившись позади спины Шайна поудобнее, и принялась оказывать "первую помощь" уже второй раз за этот вечер.

Парень млел под ловкими проворными пальчика госпожи, почти не чувствуя боли от накрывающей его снова эйфории. Но и после этого госпожа не прогнала прочь (правда, преследуя собственные мотивы — не дело, чтобы все видели его плачевное состояние), а велела остаться в комнате, и даже скинула на пол одну подушку со своей кровати.

Шайнэйлиер был счастлив. Пока госпожа смазывала ему спину, заледеневшие конечности тоже отчего-то нагрелись. С мальковского возраста он не спал на ковре, но, за последнее время, это уже второй раз, еще немного и снова войдет в привычку. Госпожа позволила даже надеть белье, понимая, что ему удобнее будет спать на животе, чтобы не тревожить спину.

Только вот спустя несколько минут, после того, как они улеглись и госпожа выключила пультом свет, он, уже проваливаясь в сладкую дрему, вдруг услышал:

— Шайн, иди сюда.

Замер, поднял голову, прислушиваясь к тишине погрузившейся в темноту комнаты и тихому дыханию девушки на кровати. Решил, что ему просто пригрезилось, но…

— Не заставляй повторять дважды, раб, — добавила Кэйтайриона в голос яда.

Хотя сама готова была рассмеяться, предвкушая очередное покаянное: "Простите госпожа…"

Шайн осторожно прилег рядом.

— Ближе! — потребовала Кэйт. — Обними меня, как днем… в карете, — тихо произнесла девушка, отчего-то смутившись.

Шайн чуть не застонал — да что же она творит-то? Еще что-то придумала? Но все же робко обнял, как приказывали, боясь громко дышать. Воля госпожи — Закон для раба!

— Чуть сильнее, — капризно протянула она и сама обняла его за талию, забыв, что у него и поясница пострадала. Шайн мужественно стерпел — хотя в темноте уже и не видно его перекошенное лицо. Но Кэйт и сама, почувствовав под пальчиками гладкую скользкую от не достаточно впитавшегося масла, пышущую жаром кожу спины, догадалась, не став привычно царапать, чтобы оставить "следы любви".

Парень облегченно вздохнул. Следов внимания драгоценной госпожи у него предостаточно — любой в гареме обзавидуется — точно не равнодушна…

— Теперь скажи, что все будет хорошо, — тихо шепнула девушка, пряча, как днем, лицо у него на груди.

— Все будет хорошо, моя госпожа, — послушно повторил Шайнэйлиер, стараясь не потревожить госпожу бешеным стуком своего отчаянно колотившегося сердца. — По крайней мере, у Вас, — уверенно пообещал раб, силясь сохранить ровное дыхание из-за этого тепла прильнувшей к нему девушки, свернувшейся у него в объятиях, точно маленький котенок.

Невероятно… Одуряющие ощущения… Наверное, все же это сон…

Только просыпаться больше не хотелось… О, Матерь Всего Сущего — пусть этот сон длится вечность!

Пробуждения Шайн боялся. Его просто подкинуло, когда он, разлепив глаза, обнаружил себя лежащим на роскошной кровати госпожи в довольно вольной расслабленной позе, причем в совершенном одиночестве!

Тело спросонья было не слишком послушным после вчерашнего наказания, но парень проворно постарался выпутаться из-под легкого одеяла, отметая мысли о том, что стояк просто рвет ткань трусов, которые ему вчера любезно позволили надеть, так как предполагалось, что ночевать он будет на ковре.

Сейчас надо было, как можно скорее, сползти с кровати госпожи и замереть на коленях, лицом в пол. Неважно, что физиология требовала соблюсти утренние процедуры — потерпит, не маленький. Гораздо важнее угодить госпоже, ведь неизвестно, в каком настроении она проснулась. Да что же столько стрессов-то за последние сутки? — Шайн зажмурился, пытаясь отогнать наваждение и восстановить в памяти — что же все-таки можно принять за сон, а с чем просто смириться, что это произошло?

И именно в этот момент неподалеку раздался тихий смех:

— Шайнэ, я не разрешала тебе вставать, — постаралась добавить строгости в голос госпожа, но все равно он чуть подрагивал от еле сдерживаемого смеха.

— Простите, госпожа, — замер раб в нелепой колено-локтевой позе.

— Хотя… — задумчиво произнесла девушка. — Оставайся так, раб.

Шайнэйлиер выругался про себя, проклиная за глупость. Он стремился избежать наказания за то, что не ушел, когда Кэйт заснула, и спал рядом на ее кровати, хотя, как известно, даже мужьям не всегда выпадает подобная честь. Если уж раб ночует в спальне своей госпожи, то обычно на полу, рядом. А теперь вот, даже в животе екнуло, боясь представить, какие фантазии нарисовало воображение Кэйтайрионы, когда он застыл этакой эффектной скульптурой?

А Кэйт тихо подошла, склонив голову набок, наблюдая за реакцией зверика, провела ноготочками по внешней стороне его бедра от колена вверх, заставляя его напрячься, чтобы не шевелиться. Правда, трусы, кажется, натянулись еще больше, и даже маленькое пятнышко, свидетельствующее о том, что контроль его так себе уже, расплылось по ткани, но девушку это лишь позабавило.

Хлопнув по ягодице, она склонилась к его уху и шепнула:

— Кончи для меня, Шайнэ.

Раб сглотнул. Приятная волна мурашек, скользнувшая по его позвоночнику из-за этого интимного тепла ее дыхания, дразняще приласкавшего ухо, замерла в паху, и теперь уже там что-то сладко екнуло от предвкушения. Остальные мысли поспешно ретировались из его головы, обрадовано устремившись вниз, сконцентрировавшись лишь на одной-единственной задаче.

Госпожа села на кровать, и ободряюще кивнула. Шайн сполз на пол, встал на колени и потянул трясущимися от желания руками трусы вниз, освобождая свое достоинство. Но Кэйтайриона покачала головой:

— Разденься совсем. Я хочу видеть тебя полностью обнаженным, — мурлыкнула она, шире разводя свои стройные ножки.