— Вот же, паразит! — выдавил из себя Санька и снова сплюнул.

— Ты, точно не ту сиську в детстве сосал. Признайся уже.

Царь вздохнул и подумал:

— Мерзкий характер у моего недавно рождённого сына, однако. Может родить его обратно? Как породил, так и… Или нет. Чем породил, тем и убью.

Смех «сына» прекратился.

— Ты это… Ты это брось! Что за мысли такие⁈ Нельзя тебе даже думать о душегубстве!

— А ты почём знаешь? — зловещим тоном произнёс Санька.

— Знаю-знаю! Как не знать! Я о тебе всё знаю. Я же плоть от плоти, дух от духа твоего.

— По образу, значит, и подобию? Так Бог тоже по образу и подобию человека создал, так ведь хрень собачья, а не человек, получился. Так и переделывал своё творение Бог не единожды. Вот и я думаю, а не поменять ли мне «попаданца»? Ведь если я смог призвать такого, так смогу призвать и другого! Так ведь?

— Ты как догадался⁈ — с ужасом в голосе спросил «сын».

— Да, хер-ли тут догадываться. Простая логика. Я даже вспомнил, про кого я подумал, когда живот жены моей трогал и в душу сыну заглядывал. Вспомнил я доктора, который морду мне зашивал в Лучегорской больнице. Зашивает меня и жалуется, что только что кесарево сечение роженице делал, младенца вытаскивал, а руки помыть забыл и перчатки резиновые не поменял.

— Это шутки! Шутки у нас такие! — испуганно произнёс «сын».

— Вот-вот, — «зловеще» проговорил Санька. — Как породил, так и…

— Слушай-слушай, ну перестань ты, — забормотал «попаданец». — Я тебе ещё пригожусь. Ведь я хирург неплохой. Сорок лет за операционным столом. Не всем ведь можно руки-ноги регенерировать. Не поймут-с… А так… Инструменты бы мне и тело взрослое. Может, перекинешь меня в кого-нибудь другого? А сын твой пусть растёт нормальным. Хоть и бугаём его я сделал, разогнав метаболизм и вегетативку, но так он обычный, даже без твоих способностей. Я много что про развитие плода в чреве матери знаю. Сорок лет, бля! Вот и раскачал подкормку ферментами.

Санька почесал голову и подумал, что это было бы интересным экспериментом, если получится перетащить сюда народ из «того мира». Но не уж-то сие дело настолько лёгкое, как не говорит, но намекает «попаданец».

— Уж-то, уж-то, Александр Викторович. Просто, как всё великое. Подумал и перетянул. Причём я уже, извиняюсь, мёртв был, как года два, когда ты меня выдернул с «того света».

— И как там? — хмыкнув, спросил Санька.

— Где?

— Ну, на том свете?

— А я знаю? Выдернули словно из темноты. Ничего не видел, или ничего не помню.

— А может быть, тебя, как «казачка засланного» мне специально подкинули? Тот же Люцифер, что б ему ни дна ни покрышки!

— Не-е-е… Точно не он, — с некоторым сомнением произнёс попаданец.

— Зовут-то тебя как, лишенец? — улыбнулся Санька тому, что всё-таки возвысился над оппонентом.

— Почему это я — «лишенец»? — снова обиделся бывший хирург, а Санька вдруг вспомнил семитские маслинообразные на выкате глаза, смотревшие на его изуродованное медведицей лицо.

— Сигизмунд Лазаревич, наверное? — снова хмыкнул он.

— Ну, почему сразу уж так уж? — застеснялся собеседник. — Сахаров я, Самуил Яковлевич.

— Хе-хе! Хрен редьки не слаще, гражданин Цукерман. Значит ты, точно — хороший врач. С такой-то фамилией.

— И такой практикой, — напомнил Цукерман.

— Ладно-ладно, — махнул на невидимого собеседника рукой Александр. — Тебе же ещё и тело подобрать надо. И как ты уживёшься с его разумом?

— А как уживаются с твоим разумом твои «носители», как ты их называешь? Некоторые даже и не понимают, что происходит. Включили, выключили… Или, вернее, выключили, включили. А он как шёл, так и идет. Ещё и продолжает некоторое время выполнять тобой задуманное, как своё собственное.

— Хорошо ты разобрался в моих способностях.

— А чем ещё было заниматься?

— И чем ты хочешь здесь заниматься? Не уж-то не устал от хирургии? Не надоело?

— Надоело и устал, конечно. Но больше, в последнее время, уставал физически. Уже не мог по несколько часов стоять со скальпелем. А ассистентам не все операции доверишь.

— Да-а-а… Хочешь, чтобы было сделано хоть как-то, сделай сам.

— Неожиданная трактовка. В ней слышится горечь и неверие в людей. Но я с ней, пожалуй, соглашусь.

— Ну так и? Кем вы хотите здесь быть, товарищ Цукерман? Может быть вас в митрополита переселить? Макарий меня уже утомил своими интригами. Да и Максим Грек куда-то не в ту сторону рулит.

— Не-не-не! Только не религия. Циничнее и атеистичнее врачей никого не сыскать. Я же просто не смогу удержаться от смеха на литургии. А поминание живых и усопших? Это с моим-то опытом переноса души? Я просто ещё раз умру от смеха.

Санька, и вправду, мысленно «услышал» тихое хихиканье.

— Ладно-ладно, не кощунствуй тут мне! — одёрнул смешливого еврея царь и продолжил грозно. — На службы-то ходить придётся. Усмири гордыню!

— Ха-ха-ха! — не выдержал Самуил Яковлевич. — Ей Богу, рассмешил! Сам-то… Сам… Спишь на службах.

— Тьфу на тебя! — снова сплюнул Санька и тоже улыбнулся. — Учись у отца, как правильно службы слушать. Всё одно придётся. Ну, так и кем?

— Прямо так сразу и выбрать? Дай подумать, Александр Викторович. Всё-таки я тебе харю-то неплохо зашил, согласись.

— Соглашусь. Неплохо. Не хирург-косметолог, конечно, но и впрямь — неплохо.

— О! — вдруг «услышал» Санька. — Я бы косметологией занялся. Был у меня небольшой опыт пластической хирургии, вот здесь я его и применю.

— Вот, ты хитрый! Тебе с твоими возможностями… В смысле с моими возможностями… И резать никого не надо. Пальцем погладил и шрама нет.

— Правильно! Шрама нет, а деньги есть. Сколько тут «красавиц» замуж выйти не могут от того, что рожа крива. Как они тут роды принимают⁈

— А где ты таких «красавиц» видел?

— Ха! Так попутешествовал через твоих соглядатаев. Посмотрел мир. Особенно в Европе плохо с красавицами и красавцами. Всех бабок повивальных пожгли, что ли? Ноги, руки, шеи вывернуты с младенчества. Работы непочатый край.

— Там тебя сожгут, — не согласился Санька. — Пусть они сюда везут.

— Правильно. Английскому послу надо хорошенько ногу сломать, а я потом вылечу. Вот и приплывут они потом ко мне лечиться.

— Британцы напасть на Архангельск готовятся. Плывут уже на пяти кораблях под голландскими флагами.

— Знаю. Вот за это и сломать послу ноги.

— Их двое. Кто тебе больше всех не нравится?

— Честно? Оба! Да и всё их посольство. Тоже те ещё выродки. Правильно Булгаков про них писал: «Или нашпионит, как последний сукин сын, или же капризами все нервы вымотает: и то ему не так, и это не так!».

— Точно! — согласился с классиком Санька. — Тогда я тебя в моего придворного лекаря переселю. Он делает вид, что лечит меня, а я делаю вид, что выздоравливаю от его настоек.

— А-а-а… Староват он больно…

— Староват не староват… Ему чуть больше сорока. Зарос волосищем он только, и не моется месяцами. И зубы съел…

— Ну, зубы мы восстановим, — задумчиво произнёс будущий знахарь. — Да и всё остальное поправим. А то у него и хер уже не стоит.

— Уверен, что получится? — удивился Санька.

— Легко! — хмыкнул эскулап.

— Ну, так я его сейчас вызову?

— Вызывай прямо ко мне. Вроде, как захворал наследничек. Я то есть…

— Логично… Марта, — позвал он воительницу, — приведите знахаря Кирилла к наследнику.

— Сделаем, господин! — отчеканила Марта и исчезла.

— И я пойду к сыну, — задумчиво сообщил царь Марте и продолжил так, что воительница его не поняла в первый раз за время их взаимоотношений. — Посмотрю ему в очи ясные…

Наследник встретил «отца» агуканием и чистым взглядом синих глаз. Слегка прищуренным и настороженным, нужно отметить, взглядом. Санька, увидев настороженного отпрыска, хмыкнул и, подойдя, притронулся пальцами к его лбу.

— Вспотел, малыш? Не приболел ли? — спросил царь мамок и нянек, стоявших рядом с «малышом», обращаясь к ним всем разом. Он обвел их суровым взглядом.