Да и сейчас Европа «трещала по швам». Там тоже не хватало ни простора, ни ресурсов, особенно продовольствия. Да и земель больше не становиться, а аристократов становиться всё больше и больше.

— В Литве, на пример, стали изыматься земли у православных лояльных королю магнатов, и передаваться католическим магнатам. В орденских землях тоже происходит передел собственности в натуральном виде. Вот у нас и нет выбора, други мои, кроме как драться, за веру, царя и отечество. Драться не на жизнь, а на смерть. Не нужны исчадиям ада праведники, а ведь на праведниках Русь держится. А тем, кто придёт за ними не нужны здесь просто люди, а только рабы, реки, леса, поля, и всё, что в них живёт или произрастает. Не оставят они нам ни рыбы, ни пушнины, ни жемчуга, ни хлеба, ни овса. Всё вывезут.

Глава 15

Москва и впрямь изрядно обезлюдела. Наверное, если б не пришёл Санька со своей армией, то не осталось бы тут совсем жителей. Особенно это было заметно по торговым рядам. Обычно шумные, сейчас они стояли почти совершенно пустыми. Нечего было продавать кроме скобяных и иных изделий, да и те не продавали, а пытались выменять на пропитание.

Зная о положении в Москве, царь собрал «продуктовый обоз» и привёз его в столицу. Продовольствия по тем городам и весям, где проходил царский поезд тоже было не много, но было. Да и еженощно незаметно кикиморки прибавляли по одному-двум телегам с зерном из Ростовских запасов. Потому сейчас склады Яузовского дворца «трещали» от запасов.

С них и стали кормить горожан, выдавая по две миски какой-нибудь каши и по две жмени сухарей. Причём кормились все на равных: и работный люд, и дьяки, и, даже, бояре, которым Санька отдельный стол во дворце не накрывал. Не из одного котла, конечно, бояре питались с простым людом, но тем же самым. А они и не брезговали. Закончились и у бояр личные припасы.

Тут же, как по мановению волшебной палочки (а так оно, в сущности, и было) у столицы появились купеческие караваны с зерном, тоже пополнявшие в первую очередь казну. Трудно было исключить воровство казённых запасов и Санька был вынужден задержаться в столице, поставив на распределение казёнки пришедших с ним «праведников», одним поведением своим успокаивающих нетерпеливые народные возмущения.

Александр в Москве вынужден был задержаться. Народ, возбуждённый воскрешениями мёртвых, впал в экзальтацию и, окружив Яузский дворец, день и ночь молился. Благо, что кормили тут же. Санька, глядя на собравшиеся вокруг дворца толпы народа, хмурился. Понятно было, что если бы не чудо, то народу было бы поменьше, но на самом деле, кто откажется от халявы? Кормят же! С другой стороны, грешно хулить люд, уверовавший в апокалиптические предсказания, ибо оно начало сбываться на и глазах и при их жизни. А после апокалипсиса, упомянутого в откровениях апостола Иоанна Богослова, ожидался конец света. А ежели скоро грядёт конец света, то зачем чем-то заниматься, кроме молитвы?

Попытки раздать зерно и уговорить крестьян заняться посевом озимых, не увенчались успехом. Это так раздосадовало Саньку, что он чуть не плакал, глядя на всё увеличивающуюся перед дворцом толпу когда-то работного, а теперь день и ночь молящегося люда. В конце концов, вокруг дворца стало изрядно пахнуть испражнениями, и Александр решил выдвинуться в сторону Ростова, надеясь, что не все молельцы отправятся вместе с ним.

Перед походом Александр решил поработать с ноосферой, а заодно разведать путь-дорогу до Воронежа. В ежедневной суете, состоящей из заутренних молений, посещения монастырских и иных погостов, привечание вновь обращённых, и снова молений, Санька сначала почти совсем забыл про ноосферу, с которой ранее «общался» ежедневно. От «общения» с ней он получал такое же удовлетворение, как от интернета. Он просматривал и прослушивал «новости», подобранные ему Мартой по ключевым запросам, сообщения соглядатаев, мониторящих вокруг себя обстановку, окунался в видеоряды занимательных событий и мест.

Сейчас Санька чувствовал, что в нём произошли серьёзные изменения, но какие он пока понять не мог, ибо был постоянно занят одним и тем же, так как был постоянно окружён священниками, наладившими вокруг него что-то вроде алтарного хода, который осуществляется в храмах вокруг «горнего места». Теперь он, Санька, как объяснил ему патриарх Грек, был для всех священников и алтарников в том числе, Мессией, то есть — воплотившимся в сыне человеческом Богом и спасителем.

С древнейших времён, особенно в больших соборах, горнее место устраивается в точном соответствии с видением Иоанна Богослова (он увидел престол, сидящего на престоле Господа Вседержителя, а возле него 24 восседавших старца царей и священников Бога. Старцами вокруг царя восседали первые воскресшие праведники. Они все ранее имели церковные чины и находились в первом круге по праву. Второй круг занимали первосвященники — митрополиты и церковники. Короче, отвлечься на ноосферу у Саньки никак не получалось. Главное, что и винить кроме себя он никого не мог. Сам заварил эту кашу, сам и хлебал полной ложкой. Но кто ж знал, что они (лежащие в гробах в Кирилловом монастыре) возьмут и восстанут? Неожиданностью сие стало для Саньки. Большой, таки, неожиданностью. А потом уже вернуть «взад» ничего уже было нельзя. Мир перевернулся вокруг него и время вдруг стало таким плотным, что, казалось, его можно было резать ножом.

Аккуратно и осторожно «перевернувшись», Санька заглянул в тонкий мир, окрасившийся с некоторого времени несколько иначе, чем ранее. Всегда ноосфера имела радужное, словно северное сияние, свечение, окружённое плотным туманом, расположенном примерно на таком же расстоянии, как если бы Санька смотрел на Марс или Венеру невооружённым взглядом.

По туманной дымке и перемещались радужные всполохи, словно разноцветные световые потоки прожекторов, упирающиеся в плотный туман. До этого тумана Санька добирался только по проторенной Сахаровым Самуилом Яковлевичем тропе. Там, если двигаться по этой тропе, за цветными туманами начиналась ноосфера его мира. Так он предполагал, потому, что никаких альтернативных картин в этом мире Санька не обнаружил, сколько не вглядывался. И люди вроде как бы были теми же самыми, только постаревшими на несколько десятков лет и места и деревья. Да чего там, даже пенёк, на котором он умер, прислонившись к дереву, стоял на том же месте. Как ему, леснику и охотнику, не узнать родные места и проторенные им самим тропки?

А его дом в Шумном, кем-то уже перестроенный? Разве мог он не его узнать? Мало ли что дом перестроенный? Но ведь три нижних венца из лиственницы он знал до малейшего сучка и задоринки. Да и тех, кто проживал в его доме Санька знал. Это были, значительно повзрослевшие, соседские дети. Да-а-а…

Санька, выглядывая в тонкий мир, осторожничал не просто так. Да-да, после переворота Александр оставался окружённым его девятью энергетическими оболочками, в своего рода — «защитном коконе». При желании «прогуляться» без тела, он выходил из него, и при теле оставались все девять оболочек, а он оставался в своём первородном свете. Он и был светом. Как потом перемещалось его тело, если Санька «переворачивался» в другом месте, он не знал. Во время переворота, сознание его на миг отключалось, как если бы его действительно переворачивали с ног на голову и обратно. На одно мгновение отключалось, но этого хватало, чтобы не заметить, как перемещалось тело.

Нежить тоже могла перемещаться, но она ходила какими-то своими «коридорами» и Санька не видел эти коридоры, как не пытался. Только совсем светлые, его кикиморки например, ходили по его тонкому миру. Александр даже пытался проследить за нежитью, провоцируя её исчезнуть или переместиться, но та «ныряла» куда-то в тень и всё. Его кикиморки в тень нырнуть не могли, а вот обычные порой прятались от него, отлынивая от работы. Санька даже сожалел, что «перекачал» их своим светом.

Не могла Марта полностью контролировать кикиморок, которые не желали наполняться светом. А что? Были и такие. Не слушал их Санька, подчиняя себе, но, наполнял светом чуть больше чем до половины, оставляя им их способности и возможности. Какие? Санька не знал и предполагал, что он оставляет опасные «дыры» через которые может проникнуть тьма, но и понимал, в то же время, что не перекрыть ему таким образом все тайные тропы и входы из сумрака в его тонкий мир.