На секунду мне показалось, что он колеблется — что почти готов меня послушать. Но потом священник, словно тоже почувствовав, что добыча ускользает, подошел ближе и ободряюще положил ладонь ему на плечо. Несмотря на то, что Йон был выше меня, альфа в белом сейчас возвышался над нами обоими — такой же монументальный, холодный и давящий своим авторитетом, как все их храмы.

— Я буду рядом, не волнуйтесь, — произнес он и улыбнулся все с той же внушающей ужас нежностью, от которой мне хотелось свернуться в комочек, уткнуться лицом в колени и скулить, как щенок.

Йону же это, напротив, прибавило уверенности, и он буквально втащил меня в черный круг на полу, после чего решительно переплелся со мной пальцами, сцепляя нашу метку воедино.

Не знаю, чего они оба ждали, но, конечно, ничего не произошло. Даже если со своей стороны мой партнер и готов был искренне открыться навстречу божественному провидению, я лично не ощущала в себе ни капли такого желания, а потому метка на моей руке осталась холодной и безжизненной и никакого чуда не произошло.

— В прошлый раз мы провели ночь вместе, — поспешно произнес Йон, увидев, как помрачнело и наполнилось недоверием лицо отца Евгения. — Прежде чем она приняла завершенный вид.

— Вот как, — почти с облегчением выдохнул тот. — Это многое объясняет. Прошу простить мое невежество, я никогда не работал с… живыми носителями метки истинной связи. Только читал о них. И мои знания до сего дня оставались исключительно теоретическими. — Он потер между собой свои сухие ладони, словно бы усилием воли заставив себя немного выдохнуть и расслабиться. — В таком случае, вероятно, следует повторить процесс? Мне вас оставить?

От того, каким будничным тоном это было произнесено, меня покоробило. Не стоило сомневаться, что сейчас он имел в виду именно то, о чем я подумала. Решив, что для активации метки нам с Йоном необходимо заняться сексом, священник без всякого смущения или уместной тактичности предлагал ему сделать все прямо тут, чтобы они могли спокойно продолжить свои духовные и философские изыскания. Мое возмущение даже перекрыло собой сдавившую мне грудь тревогу, и я почувствовала, как мой язык наконец-то снова обрел свободу и подвижность.

— Я вам что, племенная кобыла, чтобы со мной так обращаться? — негромко, но отчетливо процедила я, не пытаясь контролировать досаду в голосе.

— Дитя мое, никто не хотел тебя оскорбить, — своим елейным голосом тут же возразил священник, словно только вспомнив, что я тоже нахожусь с ними в одной комнате. — Ваша связь очевидна, и все, что происходит между вами двумя, естественно в высшей мере. Нам просто необходимо ускорить процесс, если мы хотим во всем разобраться.

— Но не таким же образом! — Я выдернула у Йона свою руку и попятилась, не понимая, почему тот меня не поддерживает. Почему не скажет этому естествоиспытателю в рясе, что между нами той ночью ничего не было и что тот может засунуть свой снисходительный тон себе в задницу.

— Ты же сама хотела во всем разобраться, — напомнил мой спутник.

Я не верила своим ушам. Его лицо вдруг сделалось совершенно непроницаемым, и я не могла понять, шутит он, издевается надо мной или говорит вполне серьезно. Я вдруг почувствовала себя загнанной в угол. Оба альфы сейчас смотрели на меня так, словно я устраивала сцену из-за какой-то ерунды. А, может, что даже хуже, они оба действительно не видели в этом ничего такого. В конце концов, омеги же были созданы для того, чтобы их трахать, верно? И мой отказ от соития со своим «суженым» был все равно что отказ самолета летать, а паровоза — становиться на рельсы.

Я почувствовала, как у меня задрожали губы от подкатывающих к горлу слез бессилия. Я слишком увлеклась этой сказкой про великую любовь, предназначенную свыше, слишком увлеклась этим альфой, его большими черными глазами и мальчишеской улыбкой. Почему-то позволила себе поверить, будто ему есть до меня дело, будто он тоже ощущает эту правильность и цельность рядом со мной. Будто мы в самом деле связаны и должны присматривать друг за другом. Но он ничего мне не обещал, никогда не утверждал, что его желания выходят за рамки навязанного меткой влечения, и согласился прийти сюда со мной именно потому, что, как и я, планировал избавиться от всего этого. Я не заметила, в какой момент позволила этому самообману и чувству ложной безопасности рядом с ним полностью захватить и подчинить меня. Пробуждение было внезапным и слишком резким, чтобы я могла сохранить лицо и не показать, как сильно меня все это задело.

— Оставьте нас, святой отец, — негромко проговорил Йон, чуть наклонив голову набок. — Я сделаю все, что будет необходимо.

— Это то, что я хотел услышать, — удовлетворенно кивнул тот. — Я вернусь через полчаса. Вам хватит этого времени?

— Я обычно предпочитаю не торопиться, но в этот раз, так и быть, опустим некоторые формальности, — отозвался мой спутник, и от того, как сверкнули его глаза в этот момент, у меня по спине побежали мурашки. Далеко не самые приятные. Священник усмехнулся, снова зачем-то тронув его за плечо, а потом вышел, оставив нас наедине. Последнее, что я слышала, был звук задвигаемого на двери засова. Смысл этого звука, однако, дошел до меня куда позже.

— Скажи, что ты притворялся ради того, чтобы он вышел, — почти умоляюще проговорила я, вжимаясь спиной в стену. — Что ты вовсе не собираешься…

— О чем ты вообще думала, когда согласилась прийти сюда? — сухо уточнил Йон, сложив руки на груди. — Что они прочитают над нами пару молитв, и эта штука исчезнет как по волшебству?

— Я не знаю, чего я ожидала, но я понятия не имела, что нас могут на полном серьезе попросить… — Я абстрактно взмахнула руками, не став договаривать.

— Ты действительно совсем как ребенок, маленькая омега, — покачал головой молодой альфа. — Ничего не знаешь о мире и о том, как он работает.

— Хочешь сказать, это нормально — просить о таком? — не поверила своим ушам я.

— Ты знала, что в одной из первых редакций наших священных текстов Великий Зверь был гермафродитом и занимался сексом сам с собой? И именно так он породил бестий, что заселили Землю? Разделив пополам между ними свою силу и свою страсть? — Йон не подходил ко мне, продолжая стоять в центре комнаты и всем своим видом выражая недовольство тем фактом, что я никак не пойму элементарных вещей.

— Я не думаю, что мне нужно было это знать, — огрызнулась я, тоже приняв закрытую позу и глядя на него исподлобья.

— Секс между альфой и омегой считается священным актом наравне с молитвой, — продолжил меж тем молодой альфа. — Где еще им заниматься как не в храме? И я почти уверен, что это поможет вновь… пробудить нашу метку.

— Я не хочу заниматься этим с тобой! — с нотками паники в голосе воскликнула я, не понимая, как он может не замечать очевидного камня преткновения.

«Не хочу здесь», — едва слышно добавил мой внутренний голос, но я оставила это важное уточнение неозвученным.

— Прекрати ломаться, как целка, — скривился альфа. — Наши тела созданы друг для друга, мы оба это знаем. Просто дай себе волю, и все кончится самым приятным образом для нас обоих.

— Я серьезно не могу понять, то ли ты такой долбанутый на голову, чтобы считать подобное нормальным, то ли это такой идиотский способ залезть мне под юбку, — пробормотала я. — Но в любом случае — мой ответ остается прежним. Даже не мечтай.

— Но это может быть нашим единственным способом избавиться от метки, разве нет? — поднял брови он, продолжая с раздражающим упрямством игнорировать все мои слова.

— Он ни слова еще не сказал о том, что поможет нам избавиться от нее! — напомнила я, ткнув пальцем в сторону закрывшейся за священником двери. — Мне показалось, он вообще собирается до последнего убеждать нас, что мы должны сохранить ее. Но я вот чего не могу понять. Если эта метка может помочь только нам с тобой стать… мудрее, просвещеннее или что там еще, то какое ему-то дело до того, что мы с ней будем делать? Может быть, я не хочу быть… высшей формой самой себя? Может, меня вот такая форма устраивает?