Сама виновата.

Одно поколение за другим говорило эти отвратительные, убивающие все живое внутри слова. Привлекаешь слишком много альф? Сама виновата, учись контролировать свой запах. Никого не привлекаешь? Сама виновата, работай над собой и будь более открытой. Тебя поймали в темном переулке и изнасиловали? Сама виновата, нечего ходить темными переулками и пахнуть. Что значит, это твоя природа? Что значит, ты слабая омега? Вот вышла бы замуж в шестнадцать лет, никто бы не посмел на тебя позариться, ведь ты была бы покрыта запахом мужа и защищена им. Замечание между строк — это вообще ни разу не помогало. Те альфы, что брали свое силой, плевать хотели на то, пахнешь ты другим мужчиной или нет. Кого-то это даже еще больше заводило, ведь они буквально захватывали и присваивали чужую территорию.

Просто признай и запомни, что ты виновата во всем, что с тобой происходит или не происходит, и всегда будь готова просить прощения за то, что ты просто существуешь на этом свете, не соответствуя мнимым идеалам коллективного бессознательного.

В кухню, отвлекая мое внимание от этих неприятных размышлений, вошла Сузи. Она слегка прихрамывала, но держалась на удивление бодро для той, кому вчера так здорово досталось. Правая половина ее лица превратилась в сплошной кровоподтек, полностью скрывший один глаз, зато второй сверкал непримиримым упрямством, которое, судя по всему, и держало ее на ногах.

— Зубы на месте? — как-то слишком дежурно поинтересовался у нее Йон, с усилием оторвав от меня взгляд. Я чувствовала, как много у него вопросов, но мы оба понимали, что сейчас для них не время и не место.

— Все нормально, братишка, — немного в нос отозвалась та, взгромоздившись на табурет. — Док мне выписал пару таблеток, так что… буду как новенькая.

— Ребра целы? — спросила я, садясь напротив нее. Я не была уверена, что омега помнила, как я вчера буквально выволокла ее из комнаты на себе, но в любом случае не ждала особых благодарностей за это.

— Да кто ж их знает, — пожала плечами Сузи. — Болят, собаки такие.

— Что случилось? Почему он… Почему он взбесился? — нерешительно уточнила я, краем глаза наблюдая, как Йон накладывает побитой омеге остатки каши из большой кастрюли.

— А разве им нужна причина? — скривилась она, аккуратно вставляя в разбитые опухшие губы сигарету и поджигая ее. — Может, жена ему не дала или шеф на работе раком поставил, откуда ж мне знать?

— А может быть, ты…

Я оборвала саму себя, осознав, о чем именно собираюсь спросить. Не потому, что действительно так думала, а потому, что так думать было легче. Всегда легче спрятаться за отрицанием, чем допустить, что некоторые бывают просто злыми по своей природе. Или что плохие вещи случаются с теми, кто их не заслужил — пусть даже был острой на язык занозой, обожающей драмы на пустом месте.

— Ты не виновата, — неуклюже закончила я. — Мне жаль, что это произошло с тобой. Я… могу что-нибудь для тебя сделать?

— Прекрати внушать ей мысль, что она заслуживает жалости для начала, — встрял Йон, поставив тарелку с кашей перед Сузи и выхватив сигарету у нее изо рта.

— Эй! Братишка, верни ее! Последняя же!

— Ну и отлично, — пожал плечами он, всунув едва раскуренную сигарету в горлышко пустой молочной бутылке, торчащей из мусорного ведра. — Хана, оставь ее. Будешь с ней нянчиться, она сядет тебе на шею и будет до победного отыгрывать роль бедной сиротки, о которой некому позаботиться.

— Ты злой, братишка Йон, — поморщилась Сузи, но я совершенно точно видела, сколько тепла плескалось во взгляде ее на данный момент единственного глаза.

Ей действительно знатно досталось, и гротескная асимметрия ее частично опухшего лица лишь усиливала это впечатление. Глядя на нее, я ощущала одновременно ужас и злость из-за того, что подобное вообще с нами происходило. А еще… еще оно что-то упрямо тревожило в моем подсознании, но у меня никак не получалось…

Понимание нахлынуло внезапно. Сон, что никак не давался мне в руки поутру, неожиданно снова расцвел перед моими глазами во всей своей уродливой и омерзительной полноте.

Я видела Джен. Привязанную к стулу, избитую, измученную, едва живую. Кровь, что стекала по ее лицу, капала на черную плитку, которой был вымощен центр ее темницы, с чьих стен на нее взирали серые мертвые лица. Над ней стоял альфа в белом, безликий и страшный. У него не было ни глаз, ни носа, только рот. И этот рот все кричал и кричал, а кулаки все продолжали наносить удары, пока от лица моей любимой подруги не осталась только кроваво-черная маска с торчащими в стороны осколками кости. То самое, что я видела перед тем, как проснуться в холодном поту.

Я попятилась назад, не ощущая под собой ног. Попыталась было закричать, но голос не повиновался. Мир вокруг опасно закачался, вращаясь, словно детская карусель, и сдавливая меня со всех сторон. Всего стало слишком много, так невыносимо много, что не было никаких сил терпеть. Стиснув голову руками, я никак не могла справиться с этим потоком света и звука — еще секунда, и он просто разорвет меня на кусочки.

— Хана, сюда, — услышала я голос Йона. Приоткрыв немилосердно слезящиеся глаза, я через силу заставила себя посмотреть в его сторону. Он стоял, раскрыв руки мне навстречу, крошечный островок ночи посреди мучительно яркого дня.

— Пожалуйста… Пожалуйста, помоги мне, — жалобно прошептала я, и спустя секунду спасительная темнота укрыла меня с головой.

Голоса доносились откуда-то сверху. Словно я плавала в теплом уютном коконе, скрытая, защищенная и спрятанная от всего мира. И, казалось, не было такой силы, которая могла бы вытащить меня из него.

— Она так и будет там сидеть?

— Что произошло-то?

— Говорят, припадок у нее был.

— Странная она какая-то. То бросается дерущимся альфам под ноги, то почти падает в обморок на пустом месте.

— Да поди Сузи ей чего наговорила…

— Да что сразу я-то?

— Да ты себя в зеркало-то видела вообще, тебе и говорить уже ничего не надо.

Голоса звенели, переплетались, то приближаясь, то отдаляясь. И вместе с ними приближались и отдалялись прочие физические ощущения. Например, то, как крепко меня обнимал Йон, у которого я сидела на коленях, спрятавшись под одеялом.

— Девочки, у вас работы что ли нет? — наконец вторгся в общий гомон раздосадованный возглас Поппи. — Кто сегодня ответственный за готовку? Там еще мешок картошки нечищеной. Или кого-нибудь определить на мытье сортира вне очереди?

Омеги заволновались и загомонили, и, наконец, предваряемая их топотом, в комнате воцарилась долгожданная тишина. К тому моменту я уже полностью пришла в себя и успокоилась, но все равно была рада, что нас с альфой оставили наедине.

— В последнее время ты слишком часто падаешь в обморок, маленькая омега, — заметил Йон, по моему запаху понявший, что самое худшее позади.

— Мне приснилась Джен, — проговорила я, стягивая одеяло с головы и серьезно заглядывая ему в глаза. — Она… Мне приснилось, что церковники ее пытали, чтобы узнать, где мы.

— Они бы так не поступили, — убежденно и категорично покачал головой он. — Это слишком даже для них. Твоя подруга в порядке.

— Ты уверен? — сощурилась я, скатываясь с его колен. — Ты же знаешь, что наша метка… Вдруг это еще одна ее способность? Посылать видения или вроде того?

— Маленькая омега, ты бредишь, — закатил глаза он, откинувшись на спинку низенького дивана, на котором сидел, и сложив руки на груди. — Еще вчера ты говорила, что судьбы не существует и что ты не собираешься верить во всю эту ерунду. А сегодня талдычишь о каких-то видениях.

— Я… не верю в судьбу, — упрямо мотнула головой я. — Особенно в судьбу, которая подсовывает мне в нареченные такого, как ты.

«Такого несвободного и при ребенке от другой», — мысленно добавила я.

— Но веришь в видения? — уточнил альфа.

— Ты не понимаешь! Оно было таким… ярким, таким… настоящим. Я даже как будто бы запах ее чувствовала. Чувствовала, как ей страшно и больно. Из-за меня… Великий Зверь, да одна только мысль, что Джен могла пострадать из-за меня… Ты же говорил, они ее не тронут! Зададут вопросы, да и только! — В моем голосе ощутимо прорезалась подступающая паника.