— Хана! Хана, малышка, открой дверь! Я правда не хочу ее ломать, у меня нет сейчас времени и сил заниматься установкой новой. Хани, ты слышишь меня?

Голос Джен долетал до меня словно откуда-то из другого мира. Словно она говорила со мной из моего сна, когда я уже полностью проснулась. Или, может быть, наоборот — я все еще спала, а она тщетно пыталась меня разбудить. Чтобы открыть ей, мне нужно было вылезти из ванной, сделать целых два шага и отодвинуть щеколду. Но после всего, что сегодня со мной случилось, это казалось совершенно непосильной задачей. У меня не хватало моральных сил даже на то, чтобы перестать таращиться на собственную изуродованную руку, пусть даже ее вид внушал мне нечто среднее между чувством омерзения и паники. Вспучившаяся, покрасневшая до багрянца, местами уже отслаивающаяся кожа походила на землю, по которой прошлись ножами трактора. В ней ощущалось что-то чужеродное, что-то не принадлежащее мне. Это было страшно — вдруг осознать, что часть твоего тела, к которой ты привык и которую знал наизусть, вдруг так сильно изменилась. Я не понимала ни причин, ни смысла этих изменений, и вот это пугало меня больше всего. Все произошедшее походило на дурной сон — тот проулок, труп, незнакомый альфа и его шепот, обжигающий мою кожу. Я не знала, что думать, как реагировать, как действовать. Это совершенно не укладывалось ни в одну привычную мне схему, и оттого мир вокруг начал разваливаться, как карточный домик. Я знала, что прячется там, на изнанке, за моими попытками контролировать то, что априори контролю не поддавалось.

Хаос.

От треска ломающейся двери я вздрогнула всем телом и невольно перевела затуманенный взгляд в ту сторону. Джен была сердита. Очень сердита. Я ясно ощущала это в ее запахе, сочетавшем в себе нотки мускатного ореха и корицы — сейчас он был как никогда яростным и жгучим, оставлявшим сухую терпкость на языке.

— С тебя половина, и даже не думай увиливать, — грозно произнесла она, двигая со своего пути обломки фанерной двери. Видимо, злость придала ей силы — как обычно происходило со всеми альфами.

— Ну серьезно? — вымученно пробормотала я. Запах подруги и ее напористость немного вывели меня из ступора, и я начала более отчетливо воспринимать реальность. Например, тот факт, что вода в ванной давно остыла, а подушечки моих пальцев сморщились от влажности.

— Ты заявляешься домой, насмерть перепуганная и пропахшая незнакомым альфой, запираешься в ванной на два часа и не реагируешь на мои вопросы и просьбы, — всплеснула руками она. — Что мне прикажешь думать и делать? Я никогда раньше тебя такой не видела. Ты меня перепугала, Хани.

— Я не хотела, — искренне произнесла я, смутившись. — Я даже не помню, сколько пробыла здесь. Все как в тумане.

— Я смою с тебя этот приставучий запах, а потом мы поговорим, ладно? — не терпящим возражений голосом произнесла она, и я кивнула.

Альфа встала на колени рядом с ванной, включила горячую воду и принялась намыливать мочалку. Я позволила ей вымыть себя с головы до ног как маленького ребенка, послушно поднимая и опуская руки и поворачиваясь нужной стороной. Она даже дважды промыла своим шампунем мои слипшиеся в темно-рыжую паклю волосы, чтобы наверняка уничтожить все следы чужого присутствия. А когда обмывала мои бедра, я ощутила, как она задержала дыхание. Несмотря на то, что я два часа просидела в воде, ее тонкий нюх улавливал остатки моего сладкого взбудораженного запаха. Свидетельства моей позорной попытки выторговать себе жизнь у убийцы ценой собственного тела.

Увидев мое левое предплечье, она нахмурилась, но ничего не сказала. Опираясь на бортик ванной, поднялась на ноги, наскоро вытерла ладони и вышла, переступив через обломки двери. Я слышала, как она ходит по квартире, выдвигая ящики, позванивая какими-то склянками и раздосадованно бормоча что-то себе под нос на своем родном языке. Теперь, когда ее запах немного успокоился, я почувствовала дым нескольких выкуренных ею сигарет, и мне стало очень стыдно за то, что я не смогла взять себя в руки и заставила ее так волноваться. В свое оправдание я могла сказать лишь, что ничего подобного со мной прежде не происходило, и я все еще отчасти надеялась, что проснусь завтра утром и это окажется просто дурным сном или вроде того.

К тому моменту, как Джен вернулась, я уже вылезла из ванны и, достав пробку, спустила воду. Закутавшись в свой любимый теплый халат золотисто-кремового цвета, я смыла с лица остатки безнадежно расплывшегося макияжа, но прежде чем успела взять в руки свой крем, альфа подцепила меня за локоть и потянула за собой. Привела на нашу скромную небольшую кухню, где была самая яркая лампа в квартире, усадила на табурет и занялась моей раной. Странно было думать, что на этом самом месте я сидела меньше двенадцати часов назад, и мы вместе шутили над похотливыми альфами в белых рясах. Воспоминание об этом потянуло за собой образ отца Горацио. Интересно, как бы он повел себя в той ситуации? Уж точно не стал бы паниковать и соблазнять маньяка феромонами. Не в этом ли была принципиальная разница между нашими видами? Альфы были сильнее, и эта сила позволяла им быть смелыми — не трястись от ужаса, поджав хвост, перед лицом любой маломальской угрозы. Не чувствовать стыд за то, как именно твое тело пыталось тебя спасти.

— Я не знала, что ты в курсе, как это делается, — тихо проговорила я, чтобы прервать затянувшуюся паузу, глядя на то, как Джен обрабатывает мою руку.

— Прочитала в интернете, — недовольно дернула плечом она. — Ничего сложного, когда под рукой есть нужные медикаменты. Ты расскажешь мне, что случилось? Кем он был? Что сделал с тобой?

Я понимала, о ком она говорит — запах молодого альфы до сих пор призрачными отзвуками тревожил мое обоняние, словно оставшись не на моем теле, но где-то на подкорке моего разума.

— Я не уверена, что хочу рассказывать, — отозвалась я, помолчав.

— Он напал на тебя? — осторожно предположила Джен. Я чувствовала, что внутри нее нарастает ярость — это ощущалось в воздухе, все острее пахшем мускатом. Я знала, что ей непросто ее контролировать. В том, что произошло, она ощущала покушение не просто на свою подругу, но на свою омегу — со всеми возможными оговорками я принадлежала ей, пока обитала на ее территории. Даже если мы обе делали вид, что это не так.

— Нет, он… Это сделал не он. Мы просто… взялись за руки или вроде того, а потом оно… само. Мне кажется… Кажется, что у него она тоже проявилась. Эта… метка или что бы это ни было.

— Вот как? — не слишком убежденно переспросила Джен, изогнув красиво очерченную бровь.

— Это похоже на бред сумасшедшего, — устало пробормотала я, наблюдая, как она аккуратно накладывает повязку на мою рану. Уродливый бугристый шрам скрылся с моих глаз, и я не могла не признать, что испытала облегчение. — Я ничего не понимаю.

— Значит, ты просто… встретила этого парня по дороге домой, вы взялись за руки и… — Она даже не пыталась скрыть скепсис в голосе. — Почему вы тогда вместе не пошли в больницу?

— Мы… — Я прикрыла глаза, снова ощутив тяжесть его локтя на своей груди и услышав его горячечный растерянный шепот.

Кто ты?

— Хорошо, — перебила меня она. — Я вижу, что ты не в состоянии сейчас думать и говорить об этом. На ночь повязки должно хватить, но завтра с утра поедем в больницу. Я позвоню тебе на работу и скажу, что ты не придешь.

— Это… необязательно, — растерялась я. — В смысле ты не обязана делать это. Я вполне способна сама…

— Да видела я, как ты способна, — поморщилась она, кинув короткий взгляд в сторону сломанной двери в ванную комнату. Мне снова стало не по себе, и я пристыженно закусила нижнюю губу. — Будь хорошей омегой и просто послушайся меня, ладно?

После этой фразы мне мгновенно стало ясно, что происходит. Она ревновала. И стремилась заново утвердить свои права на меня, принимая за меня решения и навязывая свое мнение. Ей было важно вновь ощутить контроль надо мной, который она почувствовала, что теряет, когда я вернулась этим вечером в таком состоянии. Я могла бы указать ей на это, воззвать к ее здравому смыслу и попросить контролировать свои собственнические порывы, на которые у нее не было ни причин, ни по сути даже права. Но я действительно слишком устала, да и, чего скрывать, я давно знала о том, что происходит, и, как бы неправильно это ни было, осознанно позволила Джен превратиться в собаку на сене. Может быть, даже получала удовольствие от мысли, что это так.