– Астор... Астор… Астор…

Его не было ни в "Мерседесе", ни за мусорными баками.

Наверное, он в лесу.

Коричневый ястреб неподвижно висел в воздухе и указывал на что-то спрятанное в деревьях.

Она нырнула между растениями, натыкаясь на камни и сухие ветки. Кусты иглицы царапали ей ноги, но она едва замечала.

В зелени появилось фиолетовое пятно. Она подошла ближе. Это был кусок ткани, Анна оторвала его от шипов.

Мамино платье. Красивое.

Что оно тут делает? Анна знала, что у Астора есть ключ, а когда её нет, он входит в мамину комнату. Но почему он бросил платье посреди ежевики?

Она пошатнулась и прислонилась к дереву. Набрав в грудь воздуха, Анна зажмурилась и окликнула Астора громче, но ей ответили только птицы на деревьях.

Она дошла до границы фермы, прошла мимо большого дуба, на который брат любил лазить, вдоль сетки, но взгляд ни за что не цеплялся. Ей мерещились синие детей, бегающие, как бешеные собаки.

Она подошла к старому свинарнику, поросшему ежевикой. Астора не было ни тут, ни под смоковницей.

Она проверила мусорную кучу за домом, где брат иногда любил порыться, и упала на колени, задыхаясь.

– Успокойся... успокойся...

Этот идиот мог быть где угодно, заснуть в какой-нибудь звериной норе, взобраться на верхушку дерева, на крышу дома.

Может, он сбежал?

Нет, он никогда бы не вышел за ограду.

Она сидела на бревне, утирая лицо руками, разум путался в страшных мыслях. С подмышек стекал горячий пот.

Вокруг был лес, её волшебный лес, но он не давал ответов.

– Где ты? Выходи! – рявкнула она и снова закричала: – Астор! Астор! Ты где? Убью, если найду!

Она вернулась к дому. У неё тоже могла быть такая бейсболка. За эти годы она приносила домой всё, что могла найти. Как знать, может это её бейсболка "Нутелла", о которой она потом сама забыла.

Вот дура – к чему эта паника? Брат где-то спит. Она не проверила ни сарай, ни комнату мамы, выбежала на улицу, как сумасшедшая, не поискав как следует.

Анна вышла за самшитовую изгородь и выскочила на подъездную дорожку фермы, но заметила среди сорняков что-то белое и круглое. Она остановилась, вернулась, подобрала предмет и чуть не упала на землю.

Между пальцами она сжимала череп матери.

Измученная всякими мыслями, она подошла, как мешок с мясом и костями, к дому. Глаза отметили, что посуда, вместо того чтобы стоять на буфете, лежала на полу. Педальная машина Астора лежала на боку, мамина мандолина была разбита вдребезги. Она положила череп на коробку и поднялась по лестнице.

Дверь маминой спальни была приоткрыта, а металлический замок торчал среди острых деревянных осколков.

Анна проснулась в поту, которым ей склеило руки и ноги. Она плавала между сном и явью. Утреннее солнце согревало ей лоб и ранило глаза. Щека вся испачкалась в сухой рвоте, а рядом с носом лежала пустая бутылка джина. Она шевельнула распухшим языком, который едва помещался во рту. В висках кололо. Она не помнила, как оказалась на заднем сиденье "Мерседеса".

С тех пор, как она увидела, что дверь в мамину спальню разбита, остались выцветшие следы, осколки и комки боли. Всё превратилось в размытое пятно, в котором носились вспышки, освещавшие двух Анн: одна отчаянно билась, а другая молча наблюдала за первой. Нить, скреплявшая образы той ночи, оборвалась, и бусины памяти плыли в море чёрной, липкой массы.

Осквернённая мамина комната. Повсюду разбросаны кости. Драгоценности украдены. Ящики шкафов распахнуты настежь. Книжный шкаф перевернут. Плюшевому жирафу Астора откусили голову, во рту ещё стоит синтетический привкус набивки. Она ударила кулаком по зеркалу в ванной, поранив костяшки пальцев, и замотала окровавленную руку в штору. Широко раскрытые губы засасывали тонкую ткань. Бутылка джина. Плач без слёз и рыдания – грубые, как наждачная бумага. Землистый запах мха. Листья вздрагивают в такт её дыханию. Фиолетовое платье мамы.

Остальное было страданием, которое переполняло её, как вода уже полный сосуд.

Он села в кресло и прислонилась лбом к стеклу, уставившись на раненую руку.

У неё было ощущение, что в ту ночь кто-то живой, скрывавшийся в темноте, наблюдал за ней из лесу.

Пёс с шоссе.

Должно быть, он ей приснился, но память была живее всех остальных. Пёс был рядом с ней – сидел и вилял толстым хвостом по земле. Он говорил с ней:

– Анна, помнишь детский стишок? "Дети, хлопайте в ладоши, подойдите-ка к окну: бука сдохла и в гроб легла! Больше не надо бояться, начинается другая жизнь. Мальчики и девочки, буки больше нет!"

Он смотрел ей в глаза своими тёмными зрачками.

– Выключить тебе свет?

Это папа натягивал ей простыни.

– Оставить дверь приоткрытой?

Анна Салеми решила найти этих синих детей. Если найдёт их, то найдёт и брата. Мысль о том, что он мёртв, даже не приходила ей в голову.

Она ушла с шелковичной фермы 30 октября 2020 года и больше не возвращалась. В рюкзаке у неё лежал фонарик, зажигалка, тетрадь "ВАЖНО", завернутая в зелёную толстовку, кухонный нож и правое бедро матери.

Деревья дрожали от щебета воробьёв, в кустах шуршали лисы, безудержно каркали вороны. За лесом виднелся ковёр из плотных сероватых облаков, который давил, как перевёрнутое бурное море. Струи горячего воздуха с берега гнали её вперёд, взъерошивая волосы. Внизу равнины над горами собиралась гроза, сверкая песчаными молниями. Раздавался гром, мощный, как канонада, и дождь грозно проливался на жаждущие поля, которые молча поглощали влагу, отдавая взамен дыхание выжженной земли.

Ещё не добравшись до Торре-Норманна, Анна промокла до нитки, ноги хлюпали в кроссовках, волосы прилипли ко лбу, полоска ткани свисала вокруг раненой руки.

Много месяцев она ждала дождя, и вот он пришёл – нежеланный и ненужный, совсем не в кассу. Но, возможно, он удержит синих. Они могли укрыться в Торре-Норманна.

Городок погрузился в облако воды, которая переливалась из забитых желобов и затопляла улицы. Площадь Венти исчезла под бурлящим от грозы озером.

Ливень перевёл дыхание и обрушился градом.

Анна укрылась на крыльце ресторана "Вкус Афродиты". Рифлёная крыша веранды вздрагивала под залпами крупных, как вишни, ледяных шариков. Она достала из рюкзака тетрадь – толстовка спасла её, промокли только углы обложки.

Дверь ресторана была взломана. Внутри, в большом круглом зале, столы и стулья были сложены в углу, будто их смело бульдозером. На стене висела доска с надписью от руки: «Дежурное блюдо – кусок тунца по-мессински, 18 евро». Латунная лампа свисала с потолка, вся помятая, будто её колотили палками.

Распугивая мышей, Анна направилась на кухню. На стенах осталось несколько кафельных плиток, остальные лежали по полу грудами белых осколков. Большой холодильник был перевёрнут, двери распахнуты.

Анна опустилась на колени, открыла ящик, положила туда бедренную кость и тетрадь, а затем закрыла дверцу и вернулась на улицу.

Град закончился, сменившись изморосью.

Она теряет время. Тут никого нет. Возможно, они направились к шоссе или в Кастелламмаре. Она пнула белый пластиковый стул.

Спокойно.

Она схватила рюкзак за лямки и двинулась к выходу из городка. Через несколько шагов она остановилась.

У ворот коттеджа стоял оранжевый велосипед.

Выход был перекрыт изнутри. Однако чуть правее виднелась открытая балконная дверь в гостиную. Здесь тоже всё было разрушено. Сломанная мебель, надписи на стенах, пепел костра, где сжигали стулья.

Анна поднялась по лестнице, покрытой обломками, и вошла в первую комнату. Над зеркальным шкафом парочка сов покосилась на неё четырьмя золотыми шариками глаз и улетела. На двуспальном матрасе, покрытом грязным одеялом, спал Пьетро. Из кучи лохмотьев торчали пряди растрёпанных волос, кусок лба и бровь.