С земли синие указывали на него пальцем.

Пара из них забралась на дуб таким же способом, как и он.

Астор хотел подняться выше, но следующая развилка была слишком далеко. Движимый отчаянием, он обхватил ветку, которая вскоре стала слишком тонкой, чтобы держать его. Он присел, схватившись за сухие листья и скрежеща зубами.

Внизу подошли Анжелика и Розарио.

– Мандолина, что ты делаешь? Почему ты не хочешь пойти с нами? – спросил толстый мальчишка. – Мы отведём тебя к Крошке.

Два преследователя, ловкие как обезьяны, поползли к нему по ветке.

Астор попятился назад, дерево качалось между его ягодицами, затем, не оценив высоты, а также вреда, который он мог себе причинить, и что он угодит прямо в гущу врагов, он спрыгнул вниз. В воздухе он сделал полу-сальто и приземлился боком на траву, достаточно мягкую, чтобы не сломать спину.

В голове всё дрожало, будто вместо мозга ему поставили сердце, перед глазами носились разряды жёлтых огней. Во рту ощущался кислый вкус чечевицы. Ему удалось встать на ноги.

Мир вокруг шатался: солнце среди пожелтевших листьев дуба, лес, Розарио, Анжелика, синие дети, сгоревшие поля, остатки забора.

Он был в “снаружи”.

Он разинул рот в немом крике, поднес руки к шее и рухнул на колени.

Ядовитый воздух, невидимый газ, проникал ему в поры, в уши, в нос и в задницу. Он не мог дышать. Он умирал. Он задыхался, вдыхая яд. Вдалеке тяжёлыми шагами, от которых дрожит земля, к нему спешат дымовые монстры – большие, как горы, и плотные, как страх, душивший его. Топ. Топ. Топ. Они идут. Скоро, очень скоро, он умрёт. Он очутится среди муравьев, кузнечиков и ящериц, которых убил. Он встретится с мамой, где бы она ни была.

Перед ним стоял Розарио. Он говорил с ним, сложив руки на бедрах и качая головой. Почему он смеётся? Тут нет ничего смешного.

В ушах Астора жужжали миллионы пчёл, и всё же смысл слов достиг его разума.

– Мандолина, ты же случаем не умираешь?

Он открыл глаза и закивал головой.

– Ты уверен?

– Они идут... – Астор поднял руку к солнцу.

– Кто?

– Монстры ... – он упал на спину, вытянув руки и ноги, скрежеща зубами и издавая гортанные звуки.

– Что он вообще делает? – спросила Анжелика.

– Понятия не имею, – Розарио повернулся к детям, собравшимся вокруг Астора. – Поднимите его, а то уже поздно.

– Стой! Подожди немного!

Анна шла со стиснутыми кулаками по склону, ведущему из каменоломни к отелю, а за ней бежал Пьетро.

– Ты куда? Стой.

Она ускорила шаг.

Пьетро не отставал.

– Подожди... – он схватил её за плечо. – Анна!

Девочка резко высвободилась и взобралась на оползень, закрывавший гребень склона. Она увязла ногами в земле, сделала пару шагов и опустилась на колени, тяжело дыша.

– Анна, может, выслушаешь меня?

– Чего ты хочешь?

– Там была Анжелика... я не мог высовываться, – Пьетро сглотнул. – Мы выкрадем его ночью. Я знаю, где они спят.

– Выкрадем? – девочка кисло улыбнулась. – Кого?

– Твоего брата. Дождёмся ночи и выкрадем. Ты и я. Обещаю.

Анна склонила голову набок, словно Пьетро говорил на иностранном языке.

– Ты – понторез. А ещё трус. О ком ты говоришь? О нас с тобой? Да кто ты вообще такой? И главное, какого хрена тебе от меня надо? – она говорила всё громче и срывалась на крик. – Разве я тебя знаю? Мы друзья? Братья? – она толкнула его, и Пьетро сел на землю. – Лучше оставь меня в покое. Я не такая добрая, как Анжелика. Иди ищи свои кроссовки, иди…

На четвереньках, спотыкаясь, она перебралась через обвал и пошла дальше.

Пьетро не последовал за ней.

– Я привёл тебя к брату! – закричал он. – Ты сама ушла... я пытался остановить тебя, но ты...

Анна заткнула уши.

Этот трус ничем ей не помог. А трусов она ненавидела больше всего на свете.

Она прошла по отелю и вышла на тропу, спускающуюся по скрытому туманом склону холма.

Нужно выкинуть из головы Астора, Пьетро и уйти. Она представила, как сердце покрывается грязью, как улей гигантских ос.

Теперь можешь делать всё, что хочешь. Ты свободна.

От ветерка она открыла глаза. На склоне, покрытом сгоревшим мусором, стояло один на другом три больших бетонных резервуара в окружении пальм. Резервуары были облицованы синим пластиком и большими охристыми камнями. Нижний, накрытый паровым колпаком, был наполнен водой, пахнущей гнилыми яйцами. Дымящаяся желтоватая струйка текла из бетонной трубы в бассейн, покрытый известняком. Головы появлялись и исчезали среди паров, как буи в туманной гавани.

Анна спустилась по лестнице, прошла мимо детей, спавших у костра. Она взяла бутылку, наполовину наполненную чёрной жидкостью, как те, которые раздавали в амфитеатре,

разделась догола, скомкала одежду, спрятала её за ряд бочек, села на край бассейна и с размаху плюхнулась в воду. Тепло разлилось по груди и обволокло ноющие мышцы – она чуть не вскрикнула от удовольствия. Внизу, в полуметре, торчало сиденье. Она села, высовывая голову над поверхностью, и свесила ноги, прижавшись затылком к стене. Вода плескалась у неё в ушах. Анна прильнула к бутылке. Пойло густой рекой полилось в желудок. Оно было сладким и одновременно горьким.

Она слышала тихий голос других купальщиков, воробьёв на деревьях, ветер в пальмах.

Астор повзрослел и ушёл. Она ему больше не нужна.

Тем лучше.

– Как они его прозвали? Мандолина? – весело прошептала она.

Чёрная жидкость подействовала. Анна плавала не сколько в воде, сколько внутри себя.

Несколько голов подобрались к ней, будто их прибило течением, и обступили.

Веки отяжелели. В этих опалесцирующих испарениях она не могла разглядеть лиц – все были похожи на тюленей.

В оцепеневшем мозгу прозвенел колокольчик опасности, но она его не слышала, устав вечно быть в напряжении.

У неё вырвали из рук бутылку. Хотелось возразить, но язык не ворочался. Хотелось выйти из воды, но это было бы слишком утомительно. Она закрыла глаза. Ошеломлённая и далекая от всего, она мечтала собрать свои грустные мысли, смотать их в клубки и забросить в какую-нибудь тёмную дыру.

Солнце высветило пятно в серных облаках. Тепло, поднимавшееся со дна бассейна, несло водоросли, медленно всплывающие пузыри и грязь. Ей казалось, что противоположный край отодвинулся, а сам бассейн превратился в огромную сковородку с дымящимся бульоном, в который повар набросал все ингредиенты для готовки.

Мама на Рождество готовила тортеллини с отварным мясом и картофелем. Вот она ставит супницу на стол в гостиной. "Такие готовят в Бассано". И выливает в тарелку много зеленых лягушек, которые плавают в бульоне, залитом маслом.

Анна покачивалась в собственном теле, падала внутрь, медленно плавала, как перо в колодце из плоти, и оказывалась в тёплой, уютной пещере. Когда она смотрел вверх, круглая тёмная дыра над ней оказывалась у неё во рту. Сквозь зубы она видела, как текут облака.

Стоявшие вокруг неё, терлись о неё, кто-то размазывал грязь по её лицу и говорил с ней искажённым голосом, который, казалось, раздавался из трубы. Она чувствовала, как они касаются пальцами её носа, щёк, губ. Они прорубали борозды у неё в коже, как плуг в мокрой земле.

– Пить хочу, – буркнула она, сплёвывая зловонную воду, наполнившую приоткрытый рот.

Пойло теперь казалось ей солёным. Туман менял цвет с серого на зелёный и с зелёного на розовый.

– Ты симпотная. У тебя уже была кровь? – спросил голос.

Она не могла говорить. Слова доходили до нёба, но не было сил, необходимых облечь их в звуки. Они скапливались во рту, как кислые серебряные украшения. Она чувствовала на языке острые края колец и серёжек. Она подняла руку – рука была прозрачная. Под кожей текли золотистые ручейки между пучками только что скошенного сена.