– Этих падальщиков надо убивать. Они входят в дома и едят мёртвых, – Патрицио вернулся в "Феррари", взял дробовик и зарядил его. – Рано или поздно я научу тебя им пользоваться.

В квартирах вирус убил всех, там были только трупы. Патрицио растерянно развалился на диване:

– Скоро наша миссия будет выполнена.

– И что мы будем делать? – спросил его Пьетро, поигрывая остановившимися стрелками больших маятниковых часов.

– Поедем в Палермо, потом в Париж.

Патрицио повернулся и потянулся, чтобы взять с журнального столика коробку конфет. Футболка задралась, а брюки слезли с задницы, обнажив красное пятно. Хорошо, что Пьетро успел опереться о часы, иначе бы он упал. Он недоумевал: знает ли Патрицио, что у него пятна? Тот всегда говорил, что у него иммунитет, что он никогда не заболеет.

– Хочешь? – великан протянул ему коробочку, сам съев три конфеты.

Пьетро помотал головой.

– Что с тобой? Ты никогда не отказывался от сладкого.

С испачканными шоколадом зубами Патрицио развернул конфету с нугой.

Малыш закусил губу, сглотнул и, едва дыша, прошептал:

– У тебя пятна.

Патрицио, казалось, не слышал, а может, и не понимал.

– У тебя пятна, – повторил Пьетро, заикаясь.

Его глаза наполнились слезами.

Патрицио резко вскочил, схватил его за футболку и поднял в воздух, как тряпичную куклу.

– Повтори! – рот, слишком маленький для этого круглого лица, дрожал, а остроумные глазки прятались между тёмными кругами и взъерошенными бровями. – Ну-ка повтори! – он поднял кулак. Он впервые поднял руку на ребёнка. – Где?

– На спине, – Пьетро закрыл глаза.

Патрицио отпустил его и подошёл к большому туалетному столику в рамке из красного дерева, снял футболку, долго смотрел на себя, дыша носом, потом даже спустил штаны. Его белая и волосатая задница тоже покрылась красными пятнами.

Мальчик забился в угол гостиной. Патрицио долго смотрел на него, потом указал на дверь:

– Уходи.

– Куда?

– Давай, уходи.

Пьетро разрыдался и не пошевелился.

– Ты должен уйти. Сейчас же! – рявкнул здоровяк. Он взял со стола стеклянную лампу и разбил её о землю.

Пьетро скользнул спиной по стене и обнял колени руками.

– Я никуда не пойду, – сказал он.

Патрицио сел на диван, взял ружьё, сунул ствол в рот, поднес большой палец к спусковому крючку и посмотрел на мальчика.

Пьетро закрыл глаза коленями, а уши руками. Он попытался представить себе что-нибудь прекрасное: как отец катает его на мотоцикле. Иногда они останавливались рядом с плоской лагуной, похожей на доску, из которой появлялись соляные холмы. Вдали виднелись розовые птицы с изогнутыми шеями, клювами, похожими на банан, и тонкими ногами, похожими на бильярдные кии.

– Всё, вставай, – мощная, как клещи, рука подняла его на ноги.

– Куда мы едем?

– Я отвезу тебя домой.

Помощник последовал за учителем, который шёл на широких ногах с ружьём на плече.

В машине они не сказали друг другу ни слова. Патрицио ехал быстро, а Пьетро закрывал глаза на каждом повороте. Они подъехали к дому на улице Алерамо и рывком остановились.

Мужчина распахнул дверцу:

– Выходи.

– А ты?

– Выходи.

– Можно поехать с тобой?

– Я сказал, выходи.

"Феррари" взревела, распугав всех ворон.

Патрицио больше не возвращался.

Пьетро прибился к другим детям. Все они жили в школе. Их было около 30 мальчиков и девочек от 5 до 13 лет. Они играли в мяч на площадке, спали на больших матрасах в спортзале и рыскали по домам в поисках еды.

Однажды Пьетро и двое других решили отправиться в дискаунтер на шоссе, где, как оказалось, ещё осталась Кока-Кола. Это был бетонный ящик в центре пустынного асфальтового двора.

– Глянь туда, – один из детей ткнул пальцем.

"Феррари" врезался носом в ряд мусорных баков и стоял с распахнутой дверью.

– Идите, я вас догоню, – сказал Пьетро.

Патрицио сидел в машине на водительском сиденье, среди пустых пивных банок и отвратительной вони экскрементов. Его руки покрылись пятнами и синяками, а живот обвис, как спущенный воздушный шар. Двойной подбородок, который всегда был надутым, теперь висел жирным и желтоватым на опухшей шее. Глаза, тусклые, как два засахаренных каштана, смотрели на лобовое стекло с размазанной засохшей рвотой. Из широко раскрытого рта вырывались хрипы.

Мальчик удивился, что Патрицио ещё жив. Он тронул мужчину за плечо:

– Патрицио. Патрицио, ты меня слышишь? Это я, Пьетро.

Тот закрыл глаза, но на лишённой выражения маске ничего не изменилось:

– Как дела, помощник?

– Я в порядке… – Пьетро сглотнул слюну. – Ну... а ты?

Что-то похожее на улыбку прорезало тонкие губы, измученные порезами и корочками.

– У тебя есть два пакета?

Анна и Астор 4 дня шли из Чефалу.

Перед уходом они вытащили труп Пьетро на дорогу веревками, погрузили его в тележку из супермаркета и покатили на пляж. Там они вырыли в песке яму, закопали труп и накрыли лодкой.

Время от времени Анна оборачивалась, ища его взглядом, но за ней шли только Астор, волоча ноги, и Пушок, обнюхивающий обочины дороги. Затем она взяла кулон и крепко сжала его, пока кончики звезды не порезали пальцы.

Пьетро взорвался у неё в груди, и тысячи острых осколков потекли по жилам, терзая плоть.

Теперь она понимала, что такое любовь, о которой так много говорилось в маминых книгах.

Что такое любовь, понимаешь, только когда у тебя её забирают.

Любовь – это утрата.

Без Пьетро мир снова стал опасным, а тишина, которая раньше составляла ей компанию, теперь оглушала и мучила. Он так глупо ушёл из жизни, после долгой агонии, в которой она не видела никакого смысла.

Как будто кто-то наблюдал за ней сверху и на ходу писал сценарий её жизни, придумывая всё более жестокие страдания. Он проверял её: когда она сдастся? Он забрал у неё отца, мать и оставил наедине с ребёнком. Он наслаждался её встречей с Пьетро, привязал её к нему, а потом отнял. Она шла по дороге, как хомяк в колесе. Мысль, что у неё есть возможность выбирать, идти ли направо или налево, была иллюзией.

Ей вспомнилось то, что много раз говорил ей Пьетро: "Этого мира не существует. Это кошмар, от которого мы не можем проснуться".

До Мессины оставалось около сотни километров. По её расчетам, это займёт ещё 3, максимум 4 дня. Шоссе всё так же катилось под ногами, и пейзаж вокруг менялся медленно и скучно, прерываемый лишь бесконечным рядом туннелей. Они ещё никого не встретили.

Она посмотрела на Астора, который с опущенной головой тащил палку. Разговаривать с ним стало трудно, слова были слишком тяжёлыми, чтобы их произносить.

– Ты в порядке?

Мальчик отсутствующе уставился на зелёный берег, выходящий к морю в утренней дымке.

– Отвечай, когда с тобой разговаривают.

Астор фыркнул, скрестил руки и побежал вперёд, топая ногами.

Он всё время хандрил. Если она злилась, то он убегал и прятался в какой-нибудь дыре.

Как будто это я виновата.

Она подошла к нему и положила руку ему на плечо:

– Есть хочешь?

Астор помотал головой.

– А я хочу.

Она села на край проезжей части и достала из рюкзака две банки с тунцом, одну с собачьим кормом и бутылк воды.

Пушок, сидевший рядом, завилял хвостом. Из уголков рта капала слюна. Анна опрокинула ему на асфальт куски мяса, которые пёс с дрожью умял. Она открыла тунца, слила масло и стала есть с ножа.

Астор продолжал колотить палкой по ограждению.

– Хватит.

Он дёргал волосы на затылке.

Анна заволновалась. Брат начал рвать на себе волосы и говорить сам с собой. Он долго что-то говорил на собственном языке, полном восклицаний и хихиканья. С Пьетро Астор стал болтливым и общительным, совсем забыв о мохнатых ящерицах. Но теперь, после истории с мотороллером, он вернулся в свой мир, состоящий из мелких вещей, камней, насекомых, мёртвых животных и палок.