— А связь не подведет?

— Нет, этот канал мы берегли для самых крайних случаев.

— Ладно, будем надеяться. Вы не тянитесь, можно сесть…

Когда Стронгу приказали заняться националистами, он приуныл. Сколько интересных дел в послевоенной Европе! Секретные архивы, ученые, занимавшиеся разработкой новых видов оружия, военные преступники, гитлеровская агентурная сеть… Коллеги Стронга на таких делах не только растут по службе, но и наживают состояния, завязывают полезные связи. Изменится политическая погода, эти связи можно будет пустить в ход… А она неустойчива, эта погода, очень неустойчива. Подул холодный ветер, ударили первые заморозки. Не секрет для Стронга, что его коллеги создают тайные арсеналы из трофейного оружия, нянчатся с гитлеровскими генералами, будто те и не в плену, а прибыли с дружеским визитом.

Да, много возможностей сейчас у предприимчивого человека. А тут возись с этим отребьем… Но приказ есть приказ. И в конце концов, там, наверху, виднее. Эти парни, наверное, знают, что делают, сколачивая и такую команду.

Ему, Стронгу, было сказано: нужна надежная сеть по ту сторону «железного занавеса». Гитлер среди прочих ошибок совершил и такую: полез в Россию, не зная этой страны. Накануне войны немецкая разведка практически не располагала объективными данными о России. Ее агентура была обезврежена чекистами. Люди Канариса пользовались ложными данными об оборонном и экономическом потенциале страны большевиков, об отношениях партии и народа. Они ввели фюрера в заблуждение, обещая после первых ударов по коммунистическому колоссу хаос и панику. Но фюрер был всего лишь ефрейтором. Его ошибки — урок…

Это было ясно и Стронгу — изучение России становится задачей номер один. Он был знаком с проектом создания сети «восточных институтов».

Не было для него секретом и то, что разведподразделения, работающие па Восток, реорганизуются и расширяются.

— У нас есть руководители, ученые, аналитики, — было сказано Стронгу. — Но у нас мало исполнителей, нет агентов, сумевших бы прорваться сквозь «занавес» и осесть на большевистской почве. Где их взять? Надо искать среди тех, кто ненавидит большевиков. ОУН как организация разгромлена. В политическом отношении это ноль, движение, скомпрометировавшее себя от начала и до конца. Но у них есть люди, готовые на все. Мера подлости для таких не установлена. Дадим им возможность снова поиграть в самостоятельность, пусть выкрикивают свои лозунги, а взамен заставим работать на нас.

— Таких подонков я навербую в ближайшем притоне, — пробормотал Стронг.

— Там вы сколотите команду для ограбления банка. Но людей, способных пробраться через кордон и легализоваться в СССР, вы не найдете. Если только националисты не хвастают, то еще и сейчас на Украине у них есть преданные им люди. Надо прибрать к рукам картотеку их агентуры, просеять ее, выбрать профессионалов.

— Не проще ли позвать сюда главарей и договориться с ними?

Стронг не спорил, было бы глупо пререкаться в данной ситуации. Он предлагал варианты. О майоре недаром говаривали, что он с трудом усваивает приказы, но если уж усвоил — то надолго. Руководство ценило в нем умение цепко и последовательно осуществлять избранную линию. Учитывалось и то, что майор не привык церемониться, не стеснялся в выборе средств для реализации задач — такой человек и нужен был для того, чтобы держать оуновцев в жесткой узде.

Майору Стронгу было известно, что не ему одному поручено заниматься националистами. Эту линию разрабатывали еще несколько кадровых разведчиков. Националистические главари грызутся между собой, и под влиянием этих распрей организация распалась на несколько группировок. Того и гляди вцепятся друг другу в глотку.

Нужны крепкие парни, чтобы держать эту свору на поводке…

— А теперь, — наконец вспомнил Стронг о Боркуне, — доложите о ваших внутренних делах. Как новая газета, эта «Зоря»?

— Не расходится тираж. От имени руководства мы обязали всех членов организации покупать «Зорю».

— И что? — иронически поинтересовался майор.

— Ничего. Прибавка — несколько десятков экземпляров.

— Так я и думал.

Майор не очень верил в затею с газетой. Другое дело, если бы газета издавалась «там».

— Как вы обозначили место издания «Зори»? — спросил у оуновца.

— Естественно, Мюнхен…

— Конечно, ничего другого ваши идиоты придумать не могли… Естественно…

Стронг презрительно уставился на Воркуна. Он умел смотреть на собеседника долго, не мигая, так что становилось не по себе и вспоминались все мелкие и крупные прегрешения. Боркун в такие минуты особенно остро чувствовал презрение «шановного друга», и его охватывал почти животный страх — вдруг окажется ненужным и его отшвырнут от корыта? Отшвырнут пинком, будто шелудивую собачонку.

— Как большевики отреагировали на появление газеты?

— Никак… Будто ее и нет…

— Да, им ваш визг что слону дробинка.

Боркун по опыту знал, что майору лучше не перечить. Тот любил распоряжаться их делами, как у себя на ферме. Да и как перечить? Именно майор решает в первую очередь вопросы о субсидиях, помощи продовольствием, снаряжением. Не забывая при этом и себя, конечно.

— А что, если подогреть интерес ваших неблагодарных читателей к «Зоре»?

— Каким образом, мистер Стронг?

— Сколько за идею? — снизошел до мягкой фамильярности Стронг.

— За нами не пропадет! — бойко сказал Боркун. И подумал: «Значит, из очередной партии продовольствия опять два ящика кофе — на квартиру к майору. Мародер…»

— Устройте на «Зорю» налет, подожгите особняк…

— Что вы, мистер Стронг! Мы ее бережем как зеницу ока.

— Ну и напрасно, — отрезал майор. — На ваше несчастье, никто ее и трогать не собирается… Так вы сами… И поднимите такой гвалт, чтобы все услышали, как большевики расправляются с правдолюбцами.

— Поджог рейхстага? — начал догадываться Боркун.

— Параллели неуместны, — сухо отрезал майор. — Но если вы и впрямь хотите успешно работать — думайте. Ищите новые пути. Комбинируйте. Почему бы, например, вашей «Зоре» не сменить адрес? Представляете, как бы зазвучало: подпольная газета издается «там», в условиях постоянной опасности, в глубоком подполье?

Идея была настолько простой и заманчивой, что Боркун готов был приступить к ее реализации немедленно. В согласии своих высших руководителей он не сомневался. Но Стронг советовал не торопиться. Еще не время. Все должно быть проделано чисто, чтобы никто ничего не заподозрил.

— Можете выдать эту мысль за свою, — разрешил он Боркуну. — Это несколько поднимет ваш авторитет. А нам реклама ни к чему…

Майор предпочитал оставаться в тени. Но за тем, как выполняются его «советы», он следил неусыпно. Акция «Голубая волна» должна быть разносторонней. Газета н создаваемая на Украине радиостанция, листовки, распространение других пропагандистских материалов — все это звенья единой цепи. Цепь куется чужими руками. Но какой она должна быть — это забота Стронга и его коллег.

— Я преклоняюсь перед вашим умом, — восхищенно провозгласил Боркун.

— Ладно, парень. Лучше постарайся, чтобы все получилось о’кэй. Имей в виду, чекисты тоже не дремлют. Работают они на совесть. Как только что-то будет от Гуляйвитер, — Стронгу все-таки не удавалось правильно произнести фамилию этого агента, — немедленно информируйте.

Боркун решил пройтись пешком. Было уже поздно. Блеклый свет редких фонарей не закрывал звезды. Горели они ярко и холодно.

Боркун шел неторопливо, в голову лезли невеселые мысли. «Приходится унижаться и пресмыкаться. И перед кем? Перед этим чиновником Стронгом. А что делать? С наемниками не церемонятся. Впрочем, надо отдать должное, Стронг — опытный мастер, и рука у него крепкая. Такому палец в рот не клади: откусит и скажет, что так и было. Если ничего не сорвется, операция „Голубая волна“ принесет немало хлопот большевикам. Ради этого стоит тянуться. Но и мы тоже не лыком шиты. Пусть Стронг думает, что его слово закон. Не получит он полного доступа к картотеке агентуры. Информацию — пожалуйста, а каким путем она добыта, это уже техника. Злата получила и другие явки, кроме тех, о которых доложено Стронгу. Вряд ли майору известна игра в поддавки. А оуновцы играли в нее еще с немцами. И не без успеха…»