Ива задумалась. Она свободно положила ногу на ногу, приоткрыв круглые колени. Йоги у нее были стройные, красивые. «Запад есть Запад, — размышлял Сорока, — сразу чувствуется порода…»

— Вряд ли я теперь смогу переключиться на другой стиль. Заявка сделана, прелюдия сыграна. Не забывайте, я приехала из Польши официально, все знают, что я воспитывалась, как говорят схидняки, в буржуазной среде. Судя по всему, меня поручили перевоспитывать комитету комсомола — секретарь уже проводил со мной индивидуальные беседы, или как это там у них называется. — Ива улыбнулась. И откровенно добавила: — Да и трудно мне вести себя иначе. Боюсь, начну играть энтузиастку в красной косынке — провалюсь, особенно сейчас, когда эту жизнь я знаю плохо. Нет уж, лучше оставаться собой в допустимых пределах — это надежнее.

И опять Кругляк подивился разумности этой дивчины. Права, конечно, она, а не Сорока. Самая твердая легенда — это твоя собственная жизнь. Если умно ее преподносить, естественно.

Сорока в конце концов тоже согласился с доводами Ивы. Он чуть торжественно предложил считать знакомство законченным.

— Мы возлагаем на вас особые надежды. Настали дьявольски трудные времена — распад и разлад. Мы должны любыми, вплоть до самых крайних, мерами предотвратить смуту в собственных рядах. Сами понимаете, наиболее быстро действуют решительные шаги. Те, кто изменил нашему делу, должны безжалостно уничтожаться…

Референт пожевал бескровными губами, достал из портфеля фотографию девушки.

— Вот смотрите…

Ива всмотрелась в фото. Симпатичная дивчина: глубокие глаза, приятный овал лица, мягкие губы. Короткая стрижка делала ее похожей на мальчишку — очень юного и задиристого.

— Красивая.

— Эта красотка, — сдерживая ярость, почти прошипел референт, — провалила одну из самых крупных операций, завлекла в западню людей Стася Стафийчука и Джуры. В двух словах о том, что произошло. В Зеленом Гае была завербована молодая учительница, приехавшая в село на работу. Подколодной змеей втерлась она в доверие к руководителям движения в этом районе. Выполняла такие задания, которые вскоре позволили ей выявить всю сеть. Один из «боевиков» опознал в ней бывшего секретаря райкома комсомола, участвовавшую в облавах. Тогда с помощью пробравшегося в нашу службу безопасности чекиста Розума она выдала себя за курьера с особыми полномочиями. Она выглядела такой интеллигентной, — меланхольно повествовал Сорока. — По-девичьи наивной, мягкой… И вдруг у этой Шевчук оказалась железная хватка. Вы знаете нашу систему. Действия курьера с особыми полномочиями не обсуждаются, он ни перед кем не отчитывается, только перед теми, кто его послал. Его приказы подлежат безусловному выполнению. А эта… назвала пароли, ее личность подтвердил сам Розум, который занимал в нашей организации высокое положение. — Сорока не стал говорить о том, что у него Розум тоже пользовался полным доверием. Референт сокрушенно развел руками: — А все наша приверженность канонам. Сколько говорил — нельзя одного человека наделять чрезвычайными правами. Ива улыбнулась.

— Обжегшись на молоке, дуете на воду? В организации должна быть железная дисциплина. Представьте, друже Сорока, что будет, если вместо выполнения приказов их будут обсуждать на каждом перекрестке? И если бы я, к примеру, предъявила пароли спецкурьера с особыми полномочиями, я бы тоже потребовала самого точного выполнения моих приказов.

Сорока поперхнулся:

— Вы… тоже?

— Основательно же вы напуганы, — звонко рассмеялась Ива. — Не скрою, я уже однажды воспользовалась своими правами на вашей территории.

— Когда? Для чего? — быстро спросил Сорока.

— Один из ваших людей недавно пропал. Не так ли?

— Да, исчез референт пропаганды. Нас это чрезвычайно волнует.

— По моим сведениям, он давно уже служит МГБ. Именно он передал чекистам сведения об операции «Гром и пепел». И тогда появилась Горлинка.

— Вы знаете об этом? — Сорока подхватился с кресла, забегал из угла в угол. Голова у него совсем вошла в плечи, длинные руки болтались в такт быстрым, мелким шагам.

— Об этом знает каждый на пути от Львова до Мюнхена.

«Да, — подумал Сорока, — так и должно быть. Провал операции мне не простят».

— Разразился неслыханный скандал, — продолжала холодным тоном Менжерес, — наши руководители предупредили корреспондентов влиятельных газет, что большевики готовятся уничтожить целое село якобы за связь с организацией украинских националистов. Была даже названа дата этой акции. Готовились сенсационные материалы. А что же вышло на деле? — Менжерес горько, болезненно улыбнулась. — Чекисты устроили ловушку, а потом опубликовали показания ваших бандитов, другого слова я не подберу, о том, как они должны были сжечь Зеленый Гай и перебить его жителей, переодевшись в форму советских солдат…

«Именно так все и было, — констатировал Кругляк. — Чекисты подставили ножку, да так, что до сих пор под горку катимся. Наши славные руководители в дерьмо по уши вляпались». Кругляк иногда позволял себе весьма нелестно думать о своих вождях. Ни в коем случае не выражая мысли вслух, разумеется.

— Мы вынесли смертный приговор Марии Шевчук, — пришел он на помощь референту СБ.

— Провал операции «Гром и пепел» — факт, который состоялся. Да и приговор до сих пор не приведен в исполнение, не так ли?

— С какой стати вас так заинтересовала эта акция? — Сорока был раздражен, голова его вошла в плечи, он сутулился больше обычного. — В конце концов это наше дело.

— Не только, — теперь уже и Ива не скрывала, что взбешена. — В операции было заинтересовано наше высшее руководство. Был издан приказ во что бы то ни стало выяснить истинные причины ее провала, наказать тех, кто проявил недопустимое нарушение правил конспирации, кто прямо или косвенно способствовал ликвидации нашего подполья в целом районе…

— Уж не подозревают ли там, за кордоном, и меня? — Сорока пытался произнести эти слова с презрением, однако Ива ясно уловила в них панические нотки.

— Это выяснит специальное расследование всех обстоятельств дела.

— Кто его будет проводить?

Ива недолго подумала, что-то прикидывая. Встала: строгая, неприступная, преисполненная сознания особой ответственности того, что ей предстояло сказать.

— Друже референт! В грепсе по поводу прибытия Офелии сообщалось, что она должна назвать пароль и только после этого изложить суть своего задания. Так?

— Да.

— Вы теперь уверены, что я Офелия?

— Не сомневаюсь.

— Я случайно узнала, что в этом году плохие виды на урожай…

— Были заморозки, и всходы погибли, — отвечая на пароль. Сорока тоже встал. — Значит, вы н есть тот человек, которому…

— Абсолютно точно. Это одно из моих заданий. А теперь, когда мы, наконец, выяснили наши отношения, расскажите, почему до сих пор эта предательница из Зеленого Гая не понесла наказания?

— Дайте собраться с мыслями, панна Ива. Вы ведете разговор в таком стремительном темпе…

— Мы не привыкли терять время, друже референт, — высокомерно ответила Ива. — Итак, я вас слушаю…

— Сразу же после того, как мы узнали о трагическом финале операции «Гром и пепел», я приказал отыскать Шевчук, — деловито начал Сорока. — Найти и уничтожить! К сожалению, с самого начала след к Шевчук был утерян — она будто сквозь землю провалилась. У нас не было даже ее фото. Пришлось одну из наших девиц загримировать под нее. Получилось достаточно достоверно — вы это фото сегодня видели. Фотографии роздали нашим людям, однако эту девицу пока обнаружить не удалось…

Референт потянулся к сигаретам. Курил он редко, очень заботясь о собственном здоровье. А сейчас разволновался — провал операции «Гром и пепел» темным пятном ложился на его репутацию среди бандеровских соратников.

Пани Настя внесла кофе. Сорока взял чашечку, подождал, пока хозяйка покинула их, и продолжил рассказ. После первой неудачи с поиском Горлинки он предложил взяться за Остапа Блакытного. Остап был телохранителем Марии, под ее влиянием сдал оружие и вышел из леса. Мария могла поддерживать с ним каким-либо путем связь, интересоваться его судьбой — ведь она в некотором роде была его наставником на новых путях.