Человек в сафари, сидевший в углу, успел докурить сигарету. Подсучив брюки до колен, дремал, обмякнув на металлическом стульчике. Бэзилу вспомнился оборванец на лестничной площадке дома, где жил Кхун. Нет, не по ошибке поставили там потолочный вентилятор: не полицией ли подосланы салатовое сафари и рваные шорты?..

Плоские часы на чугунной мачте над причалом показывали начало первого. Сколько именно, приходилось гадать — минутная стрелка отсутствовала. Хозяин супной покрутил настройку транзистора, поймал последние известия. «Завтра, — сообщил диктор, — начинаются сингапурско-таиландские военно-морские учения под кодовым названием «Синг-Сайам» в Сингапурском проливе и Сиамском заливе. В них участвуют три корабля королевских ВМС Таиланда и четыре сингапурских катера-ракетоносца. Маневры проводятся ежегодно, начиная с восемьдесят первого года... Их благотворное воздействие на обстановку проявляется, в частности, в обуздании пиратских шаек на море...»

— Пошли? — спросил Бэзил. Он подложил кредитки под стакан с остатками кокосового сока.

Человек в сафари даже не пошевелился и не открыл век.

— Как ты смотришь, Кхун, если я обращусь с просьбой о встрече к некоему Пратит Туку?

Они двигались в сторону скопления сине-желтых трехколесных маршруток. Завидев белого, паренек в красной бейсбольной кепке выскочил из-под навеса с коромыслом, на котором болтались гирлянды надувных рыбок.

— Отойди, — сказал ему по-тайски Кхун. И Бэзилу: — Пратит Тук, пожалуй, интересная фигура среди профсоюзных деятелей. Но не самая влиятельная. Он стоит ближе других к пониманию действительных нужд рабочих. Очень популярен. Молодежь и кое-кто из молодых офицеров видят в нем еще и выразителя национальных интересов. Он против засилья иностранцев, в том числе и эмигрантского капитала. Упорно и методично бьет в эту точку. Удивительно смел. Но есть в нем, как бы тебе сказать, нечто малопривлекательное. Четвертый раз женат, и каждый раз все неудачнее. А ты знаешь, какое у нас понятие о семье...

— Кто его последняя жена?

— Нынешняя прибрала его к рукам — стремится на роль подруги-соратницы рабочего лидера. Держится рядом. Пытается произносить речи. Демонстративно играет на гитаре «Интернационал». В известной мере это делает Пратит Тука популярнее, особенно у текстильщиц. Тайки любят носить брюки мужей...

Боковым зрением Бэзил отметил, как длинногривый молодец в фиолетовой майке, нарочито глядя в сторону лавок, где товар был не по его одежде, двинулся следом.

— Сафари сдал тебя, — сказал он.

Они прошли мимо ворот Таммасатского университета. Самодельный плакат приглашал на дискуссионную встречу профессоров и студентов по теме «Выборы и надежда на демократию».

— Ну, я поехал домой, — сказал Кхун.

— Удачи тебе! Побуду тут дней десять. Гостиница «Виктори».

Трехколесная маршрутка, пальнув клубом дыма, с треском взяла с места. Паренек в фиолетовой майке вскочил на ходу. Бэзил видел, как Кхун подвинулся, давая тому место. Оба улыбались.

В номере, где кондиционер с утра оставался включенным на «очень прохладно», Бэзил ощутил, насколько промокла рубашка. Став моментально холодной, она липла на спине и плечах. Сбросил ее у порога, аккуратно повесил брюки. Взглянул на часы, забытые в ванной, включил радио.

Под горячим душем, предвкушая, как отоспится, услышал голос диктора:

«...сообщение полиции. В собственном доме близ железнодорожного пути Вонгвьен-Яй в Тхонбури вчера, 17 февраля, найден застреленным молодой, подававший большие надежды профсоюзный функционер Пратит Тук. Убита также его жена. Расследование показало, что первой жертвой убийцы, пользовавшегося револьвером, стала женщина. Это наводит следствие на предположение о мести из ревности в качестве мотивов преступления. Покойная была четвертой женой погибшего Пратит Тука».

На втором этаже управления уголовной полиции Бангкокской метрополии таксист, оставивший красную «тойоту» в квартале от входа, попросил дежурного сержанта:

— Соедини-ка по дружбе с картотекой.

На службе запрещалось жевать бетель. Допускалась только жвачная резинка. Но дежурный и таксист были земляки, и сержант взял предложенную порцию.

— Здесь лейтенант Рикки Пхромчана, — сказал таксист в трубку. — Не могли бы вы приготовить копию портрета преступника, составленную фотороботом на основе описаний ювелира?.. Ну, того, из «Объединенных гранильщиков», которого ограбили вчера вечером. Мне кажется, я встретил злоумышленника на Чароен Крунг-роуд. Мельком... Нет, не сейчас. Портрет мне понадобится завтра. Сегодня у меня выходной. Спасибо!

Он провел ладонью с короткими сильными пальцами по ежику волос. На смуглом лице блеснули капельки пота.

— Жара, — подосадовал лейтенант. Еще шесть часов предстояло крутить баранку. И приближался час пик.

— Жара, — откликнулся земляк.

На пульте замигала красная лампочка.

Рикки Пхромчана хлопнул по заднему карману, проверяя, на месте ли ключ зажигания. Махнул сержанту, тыкавшему в кнопку вызова концом шариковой ручки, и пошел к выходу.

2

Встреча обговаривалась еще на «Морском цыгане»: 17 февраля, пятница, шесть пополудни, ресторан «Чокичай». Семь дней спустя после переговоров на сампане, вечером после «выполнения договоренности». Запасной вариант не предусматривался.

Майклу Цзо особенно по душе приходилось место. Свидеться с Палавеком предстояло не в роскошном клубе «Чокичай», занимавшем двадцать второй этаж небоскреба на проспекте Рамы Четвертого, а в его тезке, скромном заведении без увеселений в пригородном районе.

Пошел на встречу пешком. Глядя с Памятного моста на грязноватые волны Чао-Прая, размышлял о том, что Самый старший брат, разыгрывающий сложную комбинацию с перетасовкой профсоюзников, становится старомоден. Деньги, во всемогущество которых древний старец незыблемо верил, не столь уж надежный по нынешним временам рычаг. Такой человеческий материал, как Палавек и его люди, приходится долго подыскивать. А может, Самый старший брат не так и отстал, хитрит? Зачем настойчиво добивается именно от него, просто старшего брата — второго в «Союзе цветов дракона» человека, личной вербовки «морских удальцов»? Подыскивает себе гвардию?

Посматривая на реку сквозь решетки моста, Цзо размышлял о возможных личных потерях в столкновении с Палавеком, приведенным к покорности под давлением обстоятельств... Скрытный, умеющий быть себе на уме и хранить тайны. Безупречно преданный друзьям и слову. Такие черты — свидетельство большой силы. Если Палавек примется играть против «Союза цветов Дракона» либо, оставшись на положении наймита, попадет в подчинение Цзо, в обоих случаях следовало держаться начеку — пират способен изломать его судьбу...

Самый старший брат давно ощущает дыхание Майкла на затылке. В иерархической пирамиде вторых и третьих старших братьев, затем первых, вторых и третьих младших братьев он, Цзо, приблизился к нему ближе всех. Денег же и почета, а главное — власти у него во много раз меньше, чем у Самого старшего брата. Будь у старца хоть один сын, а не дочери с обленившимися зятьями, как знать, приблизил бы он Цзо? У аристократов из семьи главы «Союза цветов дракона» Майкл считался выскочкой. Ведь он не знал даже, где захоронен прах собственного отца...

Все, абсолютно все можно рассчитать, если воспитать в себе крайнюю терпеливость. Воля проявляется не в варварском натиске, а в упорном, неослабевающем нажиме. И такой волей Цзо обладает в большей степени, чем кто-либо в «Союзе цветов дракона», в том числе и зятья Самого старшего брата. Он ничего не боится. Ибо все можно предвидеть. Единственной реальностью, которой стоит дорожить, является постоянное ощущение полноты удовольствий от власти.

Боялся Цзо лишь смерти. Страх перед ней иногда поднимал среди ночи. Ему случалось встречать людей, которые спокойно, по крайней мере внешне, встречали смерть. В эти минуты он думал о них с ненавистью. Глупцы! Даже нефритовый император на небе, если он существует, не может разделить смерть по долям. Она выдается полностью, сразу и на одного... Палавек, которым велел заняться Самый старший брат, из этих одержимых, для которых и смерть и жизнь принимаются в расчет лишь в зависимости от представлений о чести и справедливости.