Гуров согласно кивал, смотрел понимающе, мол, жене отказывать в пустяковых капризах не по-мужски. Но Крячко видел: друг не слушает хозяина, думает о своем.
– Анатолий Трофимович, а чья идея собраться в узком мужском кругу? спросил Гуров.
– Если честно, супруга настояла, – ответил Барчук. – Она постоянно обвиняет меня в недальновидности, в том, что я не расширяю круг личных знакомств. Убедила меня, мол, предлог благовидный, пригласи влиятельных мужиков, выпейте, поговорите за жизнь. Вот так. – Он развел руками.
– Надеюсь, вы понимаете, что один из ваших гостей прямо или косвенно причастен к убийству? – Гуров не смотрел на хозяина, рисовал пальцем на мраморной стойке бара замысловатые вензеля.
– Абсолютно исключено! – воскликнул Барчук. – Как вам подобное в голову пришло?
– Ну, если вы так уверены, что никто из гостей к убийству умышленно или невольно руку не приложил, значит, снайпера организовали вы, Анатолий Трофимович, – задумчиво произнес Гуров таким обыденным тоном, словно обвинял не в убийстве, а говорил о чем-то повседневном.
Крячко глянул на друга с сожалением, как на тяжело и безнадежно больного. Барчук, широко разинутым ртом хватал воздух, вены на его висках вздулись. Он походил на человека, вынырнувшего из-под воды на последнем издыхании, уже изрядно этой воды нахлебавшись.
Гуров взял со стойки стакан с минералкой, вложил в ладонь Барчуку, прижал его пальцы к стакану, сказал:
– Не уроните, выпейте, сейчас пройдет. Поверьте моему опыту, любое убийство – сильный удар по нервной системе.
Барчук послушно сделал несколько глотков, поперхнулся, наконец с трудом выговорил:
– Вы понимаете, что говорите?
– Такова моя профессия, обязан понимать. Врач, установив, что у больного рак, сочувствует человеку, но помочь не может. Я вам сочувствую, хотя, честно сказать, не очень.
– Аудиенция окончена! До свидания, господа полицейские! – Барчук поставил стакан, шагнул было к дверям, но Гуров взял его за локоть. Вице-премьер лишь неловко дернулся и закричал: – А за это вы ответите!
– Это вряд ли. – Гуров подвел Барчука к большому кожаному креслу, заботливо усадил. – Прежде чем вы, Анатолий Трофимович, нажалуетесь министру, я переговорю с журналистами. Газеты и телевидение за несколько дней приготовят из вас такое блюдо, что не только кресло вице-премьера, но даже стульчик завканцелярией никто вам не доверит. Я сейчас вам набросаю конспект своего выступления, вы его выслушаете, подумаете и решите, как жить дальше.
Гуров прошелся по гостиной, начал говорить негромко, отчетливо выговаривая слова, делая многозначительные паузы.
– В загородной резиденции члена правительства собрались несколько высокопоставленных чиновников, якобы для того, чтобы отметить, или, как выражаются на Руси, обмыть окончание работ по строительству замка. После обеда хозяин предложил гостям сфотографироваться на память и, достав аппарат, начал делать снимки. Казалось бы, обычная история. Но здесь начинаются некоторые странности, которые закончились трагедией. Хозяин сделал несколько снимков, скорее всего – шесть, чтобы каждому впоследствии вручить по фотографии и оставить один снимок для семейного альбома.
Гуров вновь прошелся, выдержал паузу, но Барчук молчал, сидел в глубоком кресле, опустив голову.
– Хозяин так увлекся фотографированием, что начал водить гостей из комнаты в комнату, непрерывно щелкая аппаратом, и наконец вывел всех на веранду. Отметим, что уже стемнело, снимок качественным получиться не мог, а погода не благоприятствовала пребыванию на открытой веранде. Не благоприятствовала, – повторил Гуров. – Даже если учесть количество выпитого. Кто-то из гостей – кто именно, можно уточнить у следователя прокуратуры – даже воспротивился выходить на воздух, но хозяин настоял, включил Дополнительное освещение, которое было приготовлено заранее.
Гуров вновь замолчал, вынул сигареты, взглянул на хозяина. Барчук вяло махнул рукой, и сыщик закурил.
– Вы хотите сказать, что я организовал покушение и умышленно вывел гостей под выстрел? – Барчук попытался спросить иронически, получилось лишь растерянно.
– Я лишь воспроизвожу события, предшествующие убийству, – ответил Гуров. – Уже заканчиваю, лишь подчеркну, что фотограф довольно тщательно устанавливал гостей…
– Не хватало света! – перебил Барчук.
– Кому не хватало света? Фотографу или снайперу? – Гуров пожал плечами. Я подскажу данный вопрос следователю прокуратуры, уверен, что журналистов такой вопрос тоже заинтересует. Вы, Анатолий Трофимович, утверждаете, что обед супруга организовала, как говорится, экспромтом, на скорую руку. Гостей вы приглашали за два-три дня, не более, но нанять киллера требует времени, указать ему нужную позицию может лишь человек, который знает расположение вашего дома, знает, что веранда выходит на стройплощадку соседей. Вы утверждаете, что никто из ваших гостей не может иметь отношения к убийству. А кто может? На данный вопрос обязана ответить полиция. Так вот я, полковник Гуров, сыщик с более чем двадцатилетним стажем, отвечаю, что при данном раскладе на девяносто с лишним процентов убийство организовал хозяин шалаша, фотограф, который темным ненастным вечером вывел жертву и: под пулю киллера. Если у вас есть вопросы, я попытаюсь на них ответить.
– Мальчишка! – на пороге появилась мадам. – Раз ты изволил приехать, подыми жирный зад, взгляни на кабинет, который тебе отгрохала твоя женушка!
– Мадам, будьте любезны, выйдите отсюда и прикройте за собой дверь плотно. – Барчук выбрался из кресла, распрямился, одернул пиджак, даже поправил галстук.
Супруга вылетела, хлопнула дверью, тут же приоткрыла ее, вновь закрыла, уже тихо и аккуратно.
Барчук разительно изменился: фигура собранная, движения неторопливые, четкие, лицо мужественное, даже интересное, – словом, хозяин превратился в чиновника высокого ранга, человека волевого и думающего.
– Вам, господа, нельзя, а мне сейчас так просто необходимо. – Он открыл дверцу бара, взял, не глядя, одну из бутылок, плеснул в хрустальный стакан, выпил.
Крячко наблюдал за Барчуком с любопытством. Гуров смотрел в окно, проверял, как закрываются и открываются жалюзи.
Хозяин взял со стола радиотелефон, набрал номер, соединившись, сказал:
– Вадим, это я. Заболел, сейчас нахожусь за городом, вернусь в квартиру позвоню. Все отмени, где следует, извиняйся, где можно – надави. До завтра, я оставляю тебя за старшего. Все! – И вернул аппарат на место.
– Лев Иванович, вы нарисовали мрачную, но достаточно реалистичную картину. – Барчук собрался выпить еще, но удержался, закрыл дверцу бара. Меня предупреждали… Гуров… Гуров… Честно сказать, как человек, ни в чем не виноватый, я не испугался и не внял предупреждениям. У меня к вам лишь один вопрос.
Гуров перестал баловаться с жалюзи, повернулся, кивнул:
– Слушаю вас внимательно.
– Вам, опытному сыщику, не кажется, что против меня улик слишком много?
– Извините, Анатолий Трофимович, но улик, как и денег, слишком много не бывает, – неожиданно вмешался Крячко. – Не хватает, такое случается. А слишком много? Такого не припомню.
Барчук взглянул на Крячко и брезгливо поморщился. Станислав решил, что Гурову полезно передохнуть, изобразил на лице обиду и продолжал:
– Я в сыске, конечно, не Гуров, но и не шестерка. А они, – Крячко кивнул на друга, – не президент, потому рядом с собой ни холуя, ни дурака держать не станут. А чтобы мои слова не выглядели пустым хвастовством, подброшу вам пустяшный вопрос. Сегодня привезли мебель для вашего кабинета.
– Ну? – Барчук смотрел недоуменно.
– Ваша супруга – не Клара Цеткин, женщина обыкновенная. А женщина никогда не станет приглашать в дом гостей, пока дом не обставлен окончательно. Так что ваше утверждение, что инициатором вашего мальчишника была она, вызывает серьезное сомнение. А выражаясь без реверансов, вы попросту врете. Мальчишник организовали вы сами, почему-то спешили, не могли чуть обождать. Может, живой Скоп вам уже поперек горла встал? А мертвый, он тихий, никому не мешает.
