Внизу, на перроне вокзала, среди провожающих он заметил девушку, выделил ее из толпы. Она стояла рядом с долговязым, длинноруким студентом, слушала его с преувеличенным вниманием, поправляла лямки рюкзака, врезавшиеся в его худые плечи. Делала она это не совсем естественно, жеманно, скорее демонстрируя окружающим свои права на долговязого, чем действительно о нем заботясь.
Началось с пустяка — по своей давнишней привычке наблюдать обратил внимание на красивую девушку, а потом и на стоявшего поодаль от заинтересовавшей его парочки солидного мужчину в роговых очках. Того теснила молодежь, он выказывал все признаки нетерпения, что-то кричал парню с рюкзаком, поглядывал на часы и, Игорь заметил это сразу, был как две капли воды похож на долговязого. «Отец», — решил он и, услышав объявление диктора о прибытии поезда, не без сожаления покинул свой наблюдательный пост.
Оглядываясь, он пошел к выходу на платформу, куда подали тбилисский состав. От нечего делать на ходу легко дорисовал в воображении, какие отношения могут связывать этих трех человек. Получалось складно. Шагая вдоль состава, Игорь фантазировал: отец — профессор, мужик солидный и состоятельный, мог бы устроить сыну отдых где-нибудь в Ялте или в Дубултах, но из педагогических соображений отправляет его в тмутаракань со студенческим отрядом строить коровники, а сыночка-хлюпика с самыми серьезными намерениями успела заарканить пронырливая девица, похожая на пантеру. На его взгляд, она и вправду была похожа на пантеру из мультфильма о Маугли: движения мягкие, вкрадчивые, волосы черные, густые, гладко зачесаны назад, отчего голова казалась непропорционально маленькой даже по сравнению с невысокой, стройной фигурой (это ее совсем не портило, скорее придавало какую-то особую прелесть), а черные джинсы и рубашка дополняли сходство.
Отдав коробку со стеклами толстому, лоснящемуся от пота проводнику и заплатив ему за услуги два рубля, Красильников не спеша поднялся на стеклянную галерею.
Платформа опустела. Вдали, за семафорами, виднелся хвост уходящего поезда. Но, как говорил Прутков, ничто существующее исчезнуть не может: на привокзальной площади Игорь нос к носу столкнулся с «отцом-профессором» и «девушкой-пантерой». Приостановился и услышал, как «профессор» предлагает девушке подвезти ее на своей машине. Она поблагодарила, но отказалась под тем предлогом, что ее ждут подруги. «Звоните, Таня, — сказал на прощание «профессор». — Скорее всего мой обормот напишет вам раньше, чем мне, так вы уж не сочтите за труд — звякните, хорошо?» Он махнул рукой и пошел к автостоянке, а «пантера» тем временем поспешила в привокзальный скверик, где под темневшими в наступающих сумерках липами ее ждала «подружка» — длинноволосый усатый парень в потертом джинсовом костюме.
Видя во всем этом подтверждение своей придуманной между делом схеме, Игорь ощутил знакомое чувство подъема, которое приходило всегда, когда он был особенно доволен собой. Обычно в такие минуты он испытывал прилив сил, уверенности, чувствовал себя необыкновенно удачливым, проницательным, способным на многое, даже на поступки, кажущиеся необыкновенными или рискованными. Тогда, на привокзальной площади, произошло то же самое: ему захотелось выкинуть экспромтом что-нибудь неожиданное, выбивающее из ритма обычных дел и забот. Дома, терпеливая и приторно-заботливая, ждала Тамара, по уши погрязшая в домашних делах, а к Лене не тянуло — роман, вначале обещавший быть легким, необременительным, затянулся и, по сути, превратился в муку, мало чем отличавшуюся от его семейной жизни: те же претензии, те же обязанности да еще и требования определенности в отношениях. Связь с Леной тяготила не меньше, чем нудная, однообразная и давно набившая оскомину жизнь с Тамарой, с той лишь разницей, что жена за восемь лет привыкла к тому, что он ее не замечает, а Лена нет.
Полагаясь на везение, действуя, как это часто с ним бывало, по наитию, он решительно вошел в скверик и вклинился между девушкой и парнем.
— Таня, мне надо срочно поговорить с вами, — начал он, соображая, как бы половчее нейтрализовать «подружку». — По очень важному делу.
Девушка подняла на него свои немного сонные, оттененные тушью глаза. В них не было удивления, только любопытство.
— Кто вы? Я вас не знаю.
— Я и хочу исправить это недоразумение. Давайте отойдем в сторону.
Длинноволосый сделал движение навстречу, но Игорь с самого начала был готов к такому повороту, решительно перехватил на лету руку и с силой сжал пальцы. Парень был на голову выше, но явно слабее.
— Не горячитесь, молодой человек, — сказал он и, импровизируя на ходу, многозначительно предупредил: — Знаете, что бывает за сопротивление работнику милиции?
— А в чем дело? — неуверенно спросил парень.
— Сейчас пройдем в отделение — там я тебе все объясню.
Напор и резкий переход на «ты» подействовали в тот же миг: длинноволосый отступил, безвольно расслабил руку.
— Извините, — промямлил он и просительно, подвывая, добавил: — Что я такое сделал?
— Ничего? Тогда проваливай, — великодушно разрешил Игорь, довольный тем, что так легко справился с соперником. — Иди и не оглядывайся, пока я не передумал.
— По какому праву вы пристаете к незнакомым людям? — с опозданием поинтересовалась Таня.
Ее знакомый резвой трусцой удалялся к троллейбусной остановке.
— Что вам, собственно, нужно? — В ее глазах по-прежнему не было удивления, только любопытство. Ничего, кроме любопытства. И это понравилось Игорю.
Он взял девушку под локоть, но она отвела руку. Надо было срочно менять тактику.
— Между прочим, я могу рассказать «профессору» о вашей «подружке». — Игорь выдержал паузу. — Я так думаю, что «профессору» это не очень понравится.
— Какому профессору? — Было видно, что она смутно догадывается, кого он имеет в виду.
— Этому, с машиной.
— Блефуете? — понимающе улыбнулась Таня. — Он такой же профессор, как вы работник милиции.
— Разве?
— Иван Денисыч — управляющий строительным трестом, если вас это очень интересует.
— Ну, неважно. Он отец того самого «обормота», которого вы провожали. Скажете — нет?
— Я скажу, что у вас прекрасный слух, — Таня посмотрела на него чуть внимательнее, чем раньше, и сказала, будто делая одолжение: — Да, мы учимся с его сыном на одном факультете. И что из этого следует?
Она капризно скривила губы, но Игорь чутьем угадал, что они уже говорят на одном языке. Он сделал еще одну попытку взять ее под руку, но она снова уклонилась.
— Мне нравится ваш оптимизм, Таня, — выдал он вычитанную где-то фразу. — Но не заставляйте меня описывать муки отца, узнавшего, что невеста его сына встречается с усатой подружкой. — Игорь кивнул в сторону троллейбусной остановки. — Мы должны быть гуманными к пожилым людям. Зачем разбивать отцовское сердце? Ведь у вас с его сыном серьезные отношения, я угадал?
— Глупый шантаж, — небрежно бросила Таня и, дернув плечом, пошла из сквера. Но само собой как бы подразумевалось, что Игорю разрешается ее сопровождать. — И что же вы хотите в награду за вашу, так сказать, проницательность?
— Сущие пустяки. — И снова блеснул где-то вычитанной репликой: — Хочу, чтобы мы узнали друг друга поближе, бесценная.
— Только и всего? — Она улыбнулась. — У меня такое впечатление, что я вас уже давно знаю…
Случайные слова, сказанные вряд ли всерьез, оказались тем не менее провидческими: они не только нашли общий язык, но уже через несколько дней научились понимать друг друга с полувзгляда.
Это были те странные отношения, когда полная, идущая из самых глубин откровенность — Таня, например, скоро призналась, что делает на своего студента крупную ставку: сама она приезжая, и надеяться на постороннюю помощь ей не приходится, а брак с Валеркой, или, как она его называла, Леркой, сулил множество преимуществ, квартиру от строительного треста, которым руководил Иван Денисович, и прочие материальные и нематериальные блага — так вот эта откровенность удивительным образом сочеталась с осторожностью, недоверием, соперничеством, будто оба задались целью перехитрить друг друга, взять верх в единоборстве, в сложном переплетении взаимных интересов. Интересы были. Таня дала понять, что Игорь ей нравится и что она не остановится перед тем, чтобы откорректировать или даже полностью изменить свои планы на ближайшее будущее. Все зависит от Игоря… Пока же она держала Игоря на расстоянии. Хладнокровно контролировала и его и себя, рассчитывала каждую уступку со своей стороны — только на вторую неделю их знакомства она позволила ему поцеловать себя. Игорь, не отличавшийся особым терпением в подобных ситуациях, видел и понимал искусственную заданность ее поведения и все же привязывался к ней все сильнее, мало того — находил естественным ее желание присмотреться, взвесить все «за» и «против». Возможно, это объяснялось тем, что и сам он тоже взвешивал, тоже прикидывал, как быть, потому что догадывался: Таня не относится к категории Тамар или Лен, то есть она не из тех, кого выбирают, а из тех, кто выбирает сам.
