Жили мы вполне прилично, если иметь в виду питание, медицинский уход, жилье… Но вот воспитание… Холодный до жестокости расчет был основой нашего воспитания. Общение с внешним миром запрещалось категорически. За малейшую провинность — карцер. Не совсем обычный карцер. До сих пор его помню. Сырой, тесный, полутемный каземат в форме кувшина, с крохотными отверстиями у основания. Время от времени через эти отверстия подсовывали наши «воспитатели» ядовитых насекомых. Таким образом, наши “воспитатели” наказывали нас бессонницей. Попробуй усни. Даже когда, бывало, прибьешь фалангу или скорпиона каблуком, глядь, уже другие ползут. Действовало. Боялись мы карцера.
Хозяином школы и старшим инструктором был у нас господин Масару Синдо. Если этого господина поставить рядом с коброй, думаю, змея первой постарается улизнуть. Было в его облике что-то такое, что вселяло ужас. Хладнокровное что-то, от рептилии. Внушал нам господин Масару Синдо мысли о величии человека, избранного небом для служения императору, о нашем назначении на земле быть мудрыми, как змеи, жестокими, как барсы, и по-орлиному всевидящими. «Нет большего зла, — говорил Масару Синдо, — чем предательство интересов божественного императора, давшего вам, сиротам, приют на своей земле. Каждого предателя, — постоянно напоминал нам господин Масару Синдо, — ждет страшная кара». А когда он еще и смотрел на нас своими бесцветными немигающими пазами, мы в его словах не сомневались. Верили: где б ты ты был, господин Масару Синдо тебя достанет.
Я должен сказать, что змеи, скорпионы, фаланги, дикие хищные животные в методике воспитания Масару Синдо занимали не последнее место. Уж чего он с нами только не вытворял. Спит, скажем, человек. Подходит господин Синдо. В руках у него длинная бамбуковая трость, на конце которой специальный зажим. В зажиме — змея. Подносит змею к лицу спящего. Осторожно, словно издалека, будит человека. Так будит, чтобы спящий лишь глаза открыл. Спящие — малолетки. Об этом всегда помнил господин Масару Синдо, на том строил свои расчеты. Человек открывал глаза, видел, перед лицом тварь с раздвоенным языком. Один замирал со страху, другого резко бросало в сторону. Прыжки в таком случае получались необычные. Наглядно учил нас господин Масару Синдо. Тренировал до мгновений, заставлял вскакивать всем телом одновременно, без помощи рук, резко прыгать, уклоняться от выстрелов. Не дай бог, если замешкаешься. Пощады, снисхождения не жди. В запасе у господина Синдо много всякого было. Он огнем нас учил, мечом, и…
Годы прошли, до сих пор случай помню. В нашем сиротском доме жил мальчишка. То ли югослав, то ли чех. Привезли его к нам здоровым. Через несколько месяцев он заболел. Ну, а за здоровьем нашим господин Синдо следил особо. “Императору, — часто говорил он нам, — необходимы здоровые солдаты”. К нам и врачей возили, и осматривали нас постоянно. Мальчик стал отказываться от еды, худел, таял на глазах. Реакция ослабла. Заниматься он уже не мог. Забрали его. С месяц где-то держали.
Однажды…
Мы как раз приемы отрабатывали. Господин Синдо показывал скоростной захват головы противника с резким ее разворотом. Так называемый прием Ашбор. От такого приема сворачиваются шейные позвонки, человек умирает, не издав ни звука. Смотрим, мальчишку приводят, ставят посреди зала. На этом мальчишке господин Синдо и показал прием. Ни крика, ни вздоха. И ни кровинки в лице. Мальчишка лежал с неестественно вывернутой головой, а господин Масару Синдо ходил перед строем, говорил о том, что никто из нас не имеет права расслабляться и тем самым отступать с пути избранных…
Под опекой господина Масару Синдо мы быстро взрослели. Взрослел и я. И подпал бы, вероятно, под влияние нашего господина, если бы не одно обстоятельство. Крепко засели во мне слова дяди Аристарха. Друг отца говорил, что родился я в век великих политических потрясений. «В мире, — говорил дядя Аристарх, — не должно быть неравенства. Во главе всех дел на всем земном шаре должен стоять рабочий человек, пролетарий. Пролетарии должны объединиться, сбросить с себя цепи всемогущего капитала». Дядя Аристарх рисовал передо мной картины будущей жизни без богатых и бедных, говорил о том, что рухнут границы и во всем мире не станет ни царей, ни господ, а будет лишь свободное общество рабочих людей. Первые впечатления в жизни самые сильные. К тому времени, когда я попал в сиротский дом, во мне уже сложилось определенное мировоззрение, которое шло вразрез с мыслями господина Масару Синдо.
Господин Синдо учил нас, что миром правит страх. Деньги не дают такой власти над человеком, как страх. Страх всемогущ и всесилен. Когда мы овладеем мастерством, мы станем повелителями. Перед нами, и только перед нами, должен содрогнуться мир. Мы донесем волю могучего императора до самых дальних стран.
Позже я часто думал о том, как мне повезло, что опоздал господин Масару Синдо войти в мою жизнь со своим видением мира, что был у меня в этой жизни дядя Аристарх.
Из биографии
И.3. Семушкина
«…С 1917 по 1920 год жил и работал в Индии…»
Из рассказа
И.3. Семушкина
«…Все разве поведаешь… Одно, помню, чувство все другие заслоняло — бежать. Все три долгих года, что жил я под властью и неусыпным оком господина Масару Синдо. Вопрос заключался в том, как и куда бежать? Прожив сознательные годы в Японии, я этой страны не знал. К артельным? Выдадут. К дяде Аристарху? Я даже не знал тюрьмы, в которую он попал. Говорили, будто от нас увезли его тогда в Токио.
И все же родился я под счастливой звездой, так скажу. Через три года направили меня в город сопровождать нашего хозяйственника, пожилого и тучного японца. В городе потеряли друг друга. Побрел я по улицам один. Вышел к порту. Долго стоял. Вдруг смотрю и глазам не верю — дядя Аристарх… Меня как с откоса бросило…
Не стану рассказывать подробности, но вырвал меня дядя Аристарх из-под власти господина Масару Синдо. Спрятал, вывез из Японии. Была у них организация, были связи. Через Шанхай, Гонконг, Сингапур переправили меня в Калькутту. Долгим был путь. Получил я тогда, однако, наглядный урок международной солидарности людей труда, понял, что не всесилен господин Масару Синдо. Хотя и часто он снился мне после побега. Долго преследовал меня его образ. Закрою глаза — вижу скулы его, обтянутые кожей-пергаментом, впалые щеки, холодные немигающие гласа.
Тогда же, в двадцатом году, активно включился в национально-освободительное движение в Индии. К тому времени я уже знал несколько европейских языков и вскоре очутился в Гамбурге. Потом работал в Лондоне. Снова вернулся в Гамбург. Налаживал переброску в Индию политической литературы, добывал сведения о планах колониальной администрации Великобритании, работал в Англии, на Балканах, в Турции…»
То, о чем не знал
И.3. Семушкин
Гнев душил господина Масару Синдо, не давал дышать. Ну как же, пропал мальчишка. Бе-жал! Господин Масару Синдо места себе не находил. Не только оттого, что он боялся разоблачений, гласности своей деятельности, о которой могут рассказать дотошные журналисты. Гнев разливался в душе Масару Синдо от самого факта побега. По всему выходило, что на свете есть что-то сильнее страха, на котором основывалась его философия. Да и только ли его? На страхе воспитывались солдаты императора, опора трона. Надо было срочно принимать неотложные меры.
Какие?
Во-первых, думал Масару Синдо, если организовать поиск бежавшего и не найти его, плохо станет хозяину «сиротского дома» прежде всего. В разведке такие промахи не прощаются. Во-вторых. Мысли шпиона крутились в той плоскости, что негоже расписываться в собственном бессилии, надо искать выход. Он нашел его. Сам объехал все морги города. В школу привез труп мальчика, попавшего в автомобильную катастрофу. Труп кремировали. Своему руководству Масару Синдо сообщил о несчастном случае, якобы происшедшим с одним из воспитанников. Найти же бежавшего и заставить его замолчать навсегда — это было отложено на потом.
