— Кто в лес, кто по дрова, долбаные угрёбки! — прокомментировал Володя, раздосадовано сплёвывая.

— Млять! — поддержали его мы с Серёгой.

— Каррамба! — присоединился к нашему мнению Васкес.

Смысл наших выражений был настолько ясен по интонации, что Тордул даже не поинтересовался их точным переводом на иберийский. Он и ещё кое-что попытался нам рассказать, но из-за плохого знания языка поняли мы далеко не всё. Что ещё, вроде бы, Аттен с Коррибилоном тоже посылают туда кого-то, а возле самой Кордубы стоит ещё и какой-то Ромен — и тоже, надо полагать, не в гордом одиночестве. Хреново всё-таки не знать языка!

Начальник усилил бдительность вовремя. Уже на следующий день мы заметили на южном берегу реки конные разъезды, в которых наш командир и его ветераны опознали кельтиберских наёмников кармонского Луксиния. Те нас, конечно же, тоже заметили, а один из разъездов даже подъехал к самой воде и окликнул. Тордул переговорил с ними, сообщив, что мы — люди досточтимого Волния. Реакция кельтиберов не показалась мне очень уж дружелюбной, но как-то дело всё-же устаканилось без драки. Лихая мятежная кавалерия сделала вид, что любезно пропускает нас, а мы — что на полном серьёзе нуждались в их любезности. Дипломатия-с, мать её за ногу!

Потом начали попадаться и пешие отряды, в принадлежности которых как-то тоже сомневаться не приходилось. С этими взявшимися за оружие пейзанами договориться было труднее — их вожаки, только-только выбившиеся «из грязи в князи», зачастую строили из себя пуп земли. Но у них были пращники, и проверять их мастерство на себе никому не хотелось — не за бесцельные стычки нам платил наниматель, да и вообще… Скрипя зубами, наш командир вёл переговоры с каждым таким возомнившим себя властью прыщом, которого не удавалось миновать, свернув к противоположному берегу реки. Чаще, к счастью, удавалось, и пару раз местные «паханы», жутко оскорблённые проявленным нами «неуважением к власти», приказывали своим пращникам обстрелять нас. Хвала богам, это были не балеарцы, да и метали они разнокалиберные камни, а не свинцовые «жёлуди», так что их стрельба ушла в «молоко».

Тем не менее, эта «народная борьба» нам здорово досаждала. Ведь каждый раз переговоры о мирном проходе сводились в той или иной форме к банальному вымогательству, и начальству стоило немалого труда отклонять эти наглые притязания без явной ссоры. Привалы на берегу нам пришлось прекратить — вставали на якорь посреди реки и питались всухомятку. Лишь изредка приставали к какому-нибудь маленькому селению, дабы набрать воды в колодце или роднике, поскольку воду из реки пить всё-же без крайней нужды не стоило. Через день на северном берегу показалась Илипа — небольшой иберийский городок, ничего примечательного из себя не представлявший — всё те же деревянные причалы и всё та же низенькая каменная стена с деревянным парапетом по верху. Естественно, мы проигнорировали приглашающие жесты стражи на причалах, отклонившись к южному берегу, так что городишко особо и не разглядели. Впрочем, местная власть попыталась проявить настойчивость, отрядив за нами в погоню пару ладей. Нагнав нас и увидев вместо беззащитных торгашей хорошо вооружённый отряд, таможня скисла и дала «добро», хотя и клятвенно заверила нас, что до Кордубы мы живыми точно не доберёмся, а если доберёмся, то уж обратно нам «дружески» рекомендовалось сделать хороший крюк. Зато днём позже Тордул порадовал нас сообщением, что земли луксиниевской Кармоны мы благополучно миновали, и до Кордубы осталось дня три пути.

Когда нам встретилась идущая навстречу торговая ладья, и начальник переговорил с людьми на ней, выяснилось, что в Кордубе и ближайших окрестностях сохраняется порядок. Ну, относительный — народ волнуется, ропщет, пошаливают залётные банды, но такого беспредела, как вокруг, не наблюдается.

Беспредел мы вскоре увидели и сами. На берегу реки схлестнулись два отряда, увлечённо и самозабвенно пускавших друг другу кровь. Аборигены были настолько поглощены взаимоистреблением, что на наши ладьи не обратили ни малейшего внимания, что нас как-то не расстроило. Кто из них за кого, было совершенно непонятно, поскольку внешне они ничем друг от друга не отличались.

— Как они хоть сами-то своих от чужих отличают? — не въехал Серёга.

— Так они ж деревенские, — разжевал ему Володя, — Людей в деревне мало, все друг друга знают лично.

Так или иначе, мы держали нейтралитет и не намеревались нарушать его первыми, по крайней мере — пока. Вот на месте, когда приступим к охране и обороне священной и неприкосновенной хозяйской собственности — тогда другое дело. Тогда уж всякий, посягнувший на неё, должен будет горько об этом пожалеть — не потому, что мы что-то имеем против него лично, а потому, что такова наша работа.

Кое-где из-за прибрежных зарослей виднелись и дымки — солидные, объёмистые, явно не от костров, а от пожарищ. Видимо, противоборствующие стороны не гнушались и акциями устрашения против населённых пунктов противника. Глядя на дым, наши товарищи по оружию из числа иберов хмурились — это была их страна. Из разговоров с ними мы уже выяснили, что вся обширная долина реки Бетис населена турдетанами, называемыми ещё турдулами, и получалось, что тут действительно свои воюют со своими. Впрочем, у гражданской войны свои собственные правила, и понятие «своих» на ней весьма своеобразно…

Местность постепенно повышалась, течение реки усиливалось, и выгребать против него становилось труднее. Но никто не роптал — всем хотелось поскорее миновать неспокойные места. Как и ожидалось, по мере приближения к Кордубе обстановка становилась безопаснее. Сперва исчезли дымы из-за зарослей, затем отряды «народных мстителей», а там и конные разъезды кельтиберов сменились другими. Мы-то четверо разницы не разглядели, но наши иберы по каким-то одним только им ведомым признакам опознали кордубских соплеменников. Те, узнав, кто мы такие, обрадовались, поскольку надеялись, что за нами следуют подкрепления посерьёзнее. Да и население встречающихся на берегах реки деревень выглядело приветливее. А потом за очередной излучиной Бетиса показалась наконец и сама Кордуба.

Город был покрупнее большинства виденных нами ранее — иберийских, конечно, не Гадеса. Укрепления, конечно, тоже ни в какое сравнение с гадесскими не шли — обычные иберийские земляной вал, стена из неотёсанных камней и деревянный парапет сверху. Только всё это покрупнее и посолиднее, да ещё и частые деревянные же башни для стрелков. Издали мы увидели, что и дома внутри стен не все иберийские — несколько и в греческом стиле. Немалым было и предместье вне оборонительного периметра.

Когда мы подплыли поближе, то увидели и причину столь вольготного расселения местных жителей. Внезапно хрен тут кто подступится.

Уже за полкилометра до городской пристани нас окликнул кавалерийский разъезд, а за ним маячили и другие. Среди них мы заметили и тяжеловооружённых всадников в толстых кожаных доспехах, а в некоторых вооружённых полегче, но пооднотипнее, наши ветераны признали конницу царя Аттена.

Хватало, конечно, и пехоты, среди которой опытные аборигены указали нам и на местную кордубскую, и на подкрепления, присланные южными царями. Сила была солидная, да и сами вояки не выглядели зелёными новобранцами вроде наспех мобилизованной деревенщины.

Но в осадок мы выпали не от этих уже привычного нам вида местных бойцов. Несколько в стороне от городского предместья мы увидели лагерь, укреплённый довольно неказисто, но правильной прямоугольной формы и с видневшимися за забором ровными рядами одинаковых палаток, после чего поняли, кто такой этот таинственный упомянутый нашим командиром «Ромен»…

— Римляне?! — вскричали мы чуть ли не хором.

— Да, ромеи, — подтвердил Тордул, поняв нас и без перевода.

Итак, в Испании уже стоят римские гарнизоны. С учётом отсутствия в стране карфагенских войск и даже упоминаний о них получалось, что мы провалились во времена уже после Второй Пунической. Но вот насколько после? Ладно, это, надо полагать, скоро выясним. Может быть, как раз у римлян и выясним — если я хоть что-то понял в ситуёвине, то мы с ними, вроде бы, не враждуем. Правда, самих гордых квиритов мы увидели не сразу — перед лагерем маршировали и тренировались в основном такие же иберы, как и наши товарищи по оружию, но уже плотным строем.