— Да, было бы неприятно, — согласился испанец, — Общая радость от удачной мести не отменит семейного траура по убитым своим…

А тут ещё Серёга с Володей предвкушают, как доберутся до своих Юльки с Наташкой, у которых уж точно не окажется никакого траура. Как завалят их в койку, в каких позах будут их иметь, по скольку раз — в подробностях предвкушают, со смаком, да ещё и обсуждают эту перспективу меж собой вслух! Ну и не сволочи ли они оба после этого?!

Боги в самом деле оказались к нам благосклонны. В деревне Тордул объявил большой привал, и радующихся оказалось гораздо больше, чем горюющих. Сказанное Васькиным было верно, но верно было и обратное — индивидуальный траур немногих не отменял общего празднества.

Гонцы уже известили местных о нашем успехе и возвращении, и к нашему приходу улицы деревни оказались уже перевитыми многочисленными гирляндами из какой-то вечнозелёной лозы. Не будь время осенним — в них, как нам объяснили сослуживцы, обязательно вплели бы и множество цветов. Но и так получилось очень даже здорово. Староста общины, надо отдать ему должное, мужиком оказался неглупым и понятливым, долгими торжественными речами нам не докучал, да и на угощение расстарался на славу. Вино и пиво лились рекой, сытной и вкусной еды тоже хватало, и подавалось всё это со всем иберийским радушием. Давненько мы так славно не пировали!

Володя с Серёгой, спеша к своим бабам, пытались отпроситься в рудничный посёлок, но Тордул был непреклонен — никакого разделения сил. Хватит уже неожиданностей! Мы с Хренио подмигнули им, но расписывать собственные предстоящие похождения не стали — не звери же, в конце-то концов. Впрочем, те, обломавшись с сексуальными предвкушениями, теперь переносящимися назавтра, отреагировали предсказуемо, смешав вино с пивом и налакавшись до труднотранспортабельного состояния. А Серёга вскоре и вовсе перевёл своё состояние в нетранспортабельное, заснув прямо посреди импровизированного бивака.

Оставив приятелей наслаждаться недоперевыпитым — больше они уже не могли, хотя явно хотели — мы с испанцем отправились к речке. В целом она была бурной, но за излучиной образовалась тихая заводь, где течение было послабее, и вода успевала прогреться солнцем получше — не май ведь месяц. Искупались — да, водичка — явно не парное молоко. Смыли дорожную пыль, даже постирались, развели костерок обсыхать, выкурили трубку. До заката было ещё прилично, и наши сослуживцы продолжали весело гудеть в деревне. Мы же ждали — я успел уже повидаться с Астурдой и договориться с ней — она обещала явиться прямо сюда и привести подходящую подружку для Васкеса.

Девицы долго ждать себя не заставили. Пришли они поддатые, понятливые и податливые. Переглянулись, перемигнулись, пошептались, похихикали, а затем быстро разделись и полезли в заводь ополоснуться. Кстати, не особо-то и визжали, входя в холодную по осеннему времени воду — видно, хорошо успели вином разогреться. Ну, Астурда — это что-то с чем-то. Хоть и не мурыжила меня целенаправленно, но даже и в спешке ухитрилась нехило подразнить. Впрочем, много ли мне надо-то было, после столь продолжительного воздержания?

Но и её подружка, бабёнка с выдающимися формами, оказалась оторвой не хуже серёгиной Юльки. Такое эротическое шоу нам устроила, что хоть стой, хоть падай.

Наш мент, едва та вышла из воды, захотел разложить её прямо на берегу, но она со смехом увлекла его к дальним кустикам — укрытию, скорее чисто символическому, чем реальному. Астурда тоже не пожелала откровенного разврата и поманила меня к кустикам с другой стороны, которые были погуще. Ну что ж, если им нужна видимость приличий — я ни разу не против. Зайдя в кусты, я облапил девицу, укладывая её на мягкую подстилку из сухих листьев…

— Тссс! Погоди, успеешь ещё! — прошептала вдруг она и отодвинула рукой ветку, — Взгляни туда!

Я глянул и прифонарел. За кустами в заводи купалась другая деваха — с превосходной фигурой и роскошной пышной косой, которая мне кого-то напоминала…

Зрелище было увлекательнейшее. Омывшись и вволю поплавав, красотка вышла примерно по пояс, тщательно отжала косу, медленно обернулась всем телом, показывая великолепные верхние выпуклости, подняла глаза и увидела нас, а солнечные лучи осветили её лицо. Пожалуй, я выпал в осадок не меньше её, поскольку узнал Велию, как раз перед последним переходом и заплёвшую свои густые роскошные волосы в толстую косу…

Деваха ойкнула, инстинктивно отвернулась вполоборота и прикрыла грудь рукой, но потом улыбнулась и показала язычок, после чего помахала нам ручкой и плавно вышла из воды, дразнящее покачивая бёдрами. И взгляд её был скорее весёлым, чем осуждающим. Или мне показалось?

— Она пока ещё слишком юна для тебя, — с соблазнительной хрипотцей проворковала Астурда, — Иди ко мне, я излечу твои раны, — а глаза у чертовки хитрющие! Да и чего уж там! Нехорошо, конечно, было спалиться со шлюхой перед девчонкой, которая мне откровенно нравилась, но что сделано, то сделано. И разве не Астурду я желал, страдая от сухостоя во время похода? Охи и вздохи из-за дальних кустов, за которыми был занят добрым делом Васькин, являли собой заразительный пример, которому я охотно последовал…

Поздним вечером мы наконец пресытились женской лаской, а зудящие комары напомнили нам, что всё хорошо в меру. Добрая половина нашего отряда, упившись, дрыхла меж костров, дымок от которых был всё-таки несколько лучшей защитой от маленьких ночных кровососов, чем занавешенные грубыми циновками окна деревенских домов. Отсыпав Астурде горстку честно заработанных ей монет, я шутливо шлёпнул её по округлому заду и спросил:

— Ты нарочно подстроила эту встречу с Велией?

— Нет, что ты, клянусь богами! — но глаза опустила и улыбнулась краешками губ.

— И часто ты испытываешь терпение богов подобными клятвами?

— Они милостивы и прощают мелкие шалости, — на этот раз Астурда улыбнулась откровеннее, — Но тебе не о чем беспокоиться, и в этом я клянусь тебе по-настоящему!

Испанец же только посмеялся над моей оплошностью:

— Нашёл, из-за чего переживать! Это же античный мир! Да тут любой важный сеньор просто обязан иметь красивую рабыню-наложницу, а если достаточно богат и может себе позволить — то и целый гарем наложниц. И законные жёны вовсе не ревнуют к ним своих мужей.

— Точно?

— Ну, если не совсем уж отмороженные стервы. Но кто же, если он в здравом уме, на такой женится?

— Так у меня ж немного другой случай.

— У тебя ещё проще. Если не полагается ревновать к наложнице, то с какой стати ревновать к проститутке? Вот если бы она была любовницей, не берущей денег — тогда другое дело.

— Хорошо бы, чтобы ты оказался прав. Но тогда какой смысл ей было палить меня перед девчонкой?

— Палить — это значит сжигать? Или стрелять? А, понял! Нет, «палить» ТЕБЯ — никакого смысла. А вот показать тебе юную сеньориту обнажённой, да так, чтобы не нарушить приличий…

Утро показало, что Хренио не так уж и неправ. При встрече Велия не отвернулась и не надула губ, а весело и озорно улыбнулась, и у меня возникло подозрение, что накануне Астурда заработала несколько больше, чем получила от меня. И ещё я сильно заподозрил, что знаю источник её вчерашней «левой» подработки. Увиденный потом на её руке браслетик из стеклянных финикийских бус — точь в точь такой же, как тот, что порвала Велия при похищении, дабы дать нам дополнительный след — меня уже не удивил.

— Я же говорил тебе, что сеньорита положила на тебя глаз, — осклабился мент.

А после завтрака Тордул построил отряд, и мы зашагали на рудник. Там за наше отсутствие успели уже навести порядок. Узнав в моём рабе беглеца Нирула, начальник рудника устроил нешуточный скандал, требуя отдать парня ему для заслуженной кары. Давил он нахрапом, рассчитывая на авторитет высокой должности, но я-то ведь ему не подчинялся. А я не люблю, когда мне хамят, да ещё и те, кто не имеет на то законного права. Не один из воинов рудника ухмыльнулся, когда я спокойно и непринуждённо разжевал местному «царю и богу», что степень заслуг и провинностей МОИХ рабов решаю Я. Но когда тот нажаловался на мою «непочтительность» Тордулу, отец-командир, разобрав дело, принял мою сторону, и там, где начальник рудника уже не мог распознать голосов, его охранники гоготали, не таясь. И было отчего — вид их начальник имел такой, что от него было впору прикуривать. Надо полагать, нечасто они его таким наблюдали.