На привале в деревне я приподнёс Астурде приготовленный ещё с прошлого вояжа прощальный подарок — пару хороших серебряных браслетов. Не очень-то они её обрадовали, смысл подарка она поняла прекрасно, но уж — чем богаты. То, чего ей хотелось куда больше, предназначалось для другой. Даже Юлька, заметив это дело, воздержалась от своих обычных шпилек.

При выходе из деревни, я окинул её прощальным взглядом. Немало здесь было и хорошего, и приятного, да и ту, к которой я спешу, я ведь впервые увидел здесь. Но наш дальнейший путь лежал в Кордубу и, как я крепко надеялся, не заканчивался в ней…

Бетис, как выяснилось, судоходен не только до Кордубы, но даже и несколько выше её. Стоило обстановке вокруг города успокоиться, как по реке засновали не только лёгкие ладьи, но и небольшие грузовые гаулы. В первый момент я выпал в осадок, когда та, на которую мы и грузились оказалась «Конём Мелькарта» нашего старого знакомого — «почтенного» Акобала. Вот уж кого не ожидал встретить в глубине материка, так это вот этого просоленного морского волчару! Ага, «подводная лодка в степях Украины», гы-гы! Оказалось — зря. В смысле — зря не ожидал. Январь, самый разгар зимы, на море — сезон штормов. Зачем же хорошим кораблям простаивать, а хорошим морякам пьянствовать в портовых забегаловках, когда есть тихий и спокойный речной путь, по которому тоже проходит немалый товарооборот? Вот и припахивают Тарквинии Акобала и некоторых других начальников своих кораблей к зимним речным перевозкам. Собственно, и семейство «почтенной» Криулы отбыло давеча в Гадес на такой же гауле, но мы тогда решили, что это — мера чрезвычайная. Но нет, финикиец пояснил, что дело это обычное, всегда так и делали. Наоборот, на нашем первоначальном пути в Кордубу мы наблюдали необычную картину, вызванную мятежом. Теперь, когда он утих — не то, чтоб совсем прекратился, скорее более-менее упорядочился, так будет вернее — восстановился и обычный порядок на речном пути. Кое-где, конечно, продолжают пошаливать местечковые «партизаны», но уже не так, и редко кто осмелится напасть на настоящий корабль, явно дорогой и принадлежащий, следовательно, людям серьёзным и основательным. С такими мелкие вожаки стараются не ссориться без крайней нужды. Другое дело, что на «Коня Мелькарта» погружены и скопившиеся у «досточтимого» Ремда слитки драгоценной чёрной бронзы, но кто же будет докладывать об этом всякому встречному? Дураки в подобных делах долго не живут.

Тяжёлая «круглая» гаула с её малым числом гребцов — транспорт тихоходный, особенно вверх по реке, против течения, но сейчас мы сплавлялись вниз и наслаждались преимуществами достаточно крупного корабля. Качки — практически никакой, палуба просторная, рожи матросни, хоть и смахивают на разбойничьи, но по большей части знакомые, да и нас многие признали. Да и мы ведь — уже не те ошарашенные и перепуганные «попаданцы» с полуголыми руками и полным отсутствием знаний об окружающем нас мире. В смысле — «попаданцы», конечно, были и остаёмся, но уже освоившиеся, нашедшие какое-никакое, а место в жизни. Пожалуй, даже несколько закабаневшие, гы-гы! Матёрая солдатня, вполне под стать матросне Акобала, которая заметила эту перемену, ещё как заметила! И прибарахлены уже не с чужого плеча, и вооружены внушительно, и при слугах, и сами глядим уверенно, за завтрашний день не переживая. Такое ведь со стороны видно сразу.

— Что-то ты, Макс, слишком часто курить стал, — заметила Юлька, — Из-за малолетки своей нервничаешь?

— Что, так сильно похож на нервного?

— Не очень, но куришь часто.

— И давно?

— А как на корабль погрузились.

Я призадумался — а ведь и верно! Раньше так курить не тянуло, а сейчас — то и дело. Акобал вон, хоть и вида старается не показать, но периодически постреливает глазами на мою трубку — как и тогда, кстати, на море, когда познакомились. С чего бы это, интересно всё-таки? И с чего всё-таки я сам дымлю, как заправский паровоз? От скуки, что ли? Так вроде бы, особо и не скучаем…

— А чего, кстати, восстание-то на убыль пошло? — допытывается Серёга., - Ведь такая месиловка была!

— Так римляне, вроде, попритихли и особо не активничают, — предположил Володя — и резонно, судя по нашим сведениям.

— Обосрались, что ли? Или осеннее обострение закончилось?

— Или подготовка к весеннему намечается.

— А чего у них весной будет?

— Новый год, кажется, — припомнила Юлька, — Он у них, вроде, первого марта начинается…

— Точно, я и забыл! — припомнил теперь и я, — Тогда понятно.

— Что понятно-то? — поинтересовался Володя.

— У них же все важные шишки на год избираются — консулы там, трибуны и все прочие квесторы с эдилами, — пояснил я, — И те чинуши, которых назначает сенат, тоже назначаются на год. Каждый год — новые.

— И чего?

— Так до первого ж марта уже недалеко. Выборы у них на носу. Ну и новые назначения тоже. Все ждут результатов.

— Так то ж в Риме. А тут? Тут же война!

— Так ведь и сюда ж новых наместников назначат. Могут, конечно, и этого Гельвия оставить, но маловероятно. Отличиться ему не удалось, да и не любит сенат продлевать полномочия без необходимости. Обычно назначают новых. Ну и какой смысл Гельвию сейчас напрягаться? Сам он отличиться уже не успеет, а подготавливать триумф или овацию кому-то другому — оно ему надо?

— А иберы? Гребут их амбиции и обиды Гельвия? Чего ж не вломить ему сейчас, когда он на всё хрен забил?

— Они тоже ждут результатов.

— А им-то с хрена ли их ждать?

— А смотря кого назначат. Помнишь, Ремд разжёвывал? Если сципионовского кого-то — нехрен и воевать, добазарятся с ним и так. Если катоновского опять — тогда да, пойдёт мясорубка по новой. Но надеются на назначение сципионовского — катоновский-то облажался.

— Стоп, Макс, ты что-то путаешь, — вмешалась вдруг Юлька, — Какие назначения? Ты же сейчас о преторах говоришь, а не о мелких чиновниках?

— Ну да, о преторах. А что не так-то?

— Так их же не назначают, а выбирают на Собрании, как и консулов — я у Тита Ливия «Историю Рима» читала, и этот момент как-то запомнился. Он там про каждый следующий год начинал повествование с выборов консулов и преторов. Потом они, если не было особого решения Собрания, провинции между собой сами распределяли — или договаривались, или по жребию, как получалось.

— Ну, значит, Ремд нам упрощённо объяснял.

— Нихренассе — упрощённо?! Ну ты, Макс, даёшь! Это же принципиальная разница!

— Да ладно тебе! Ты же не хуже меня знаешь, что нынешние римляне — народ крестьянский. Колхозники, если нашим современным языком говорить. Что они понимают в той политике? Это ведь только на кухне за рюмкой чая каждый из нас гениальный политик — ага, непризнанный только. А если не на кухне, если всерьёз? Вот собираются эти колхозники на Собрание чего-то там решать — а что решать-то? Ты сама-то веришь в то, что они САМИ разрабатывают проекты выносимых на голосование решений?

— Ну, кто-то же разрабатывает…

— Да не кто-то, а в основном тот же сенат и те же правительственные шишки. Что предложат и как сформулируют — так и будет на голосование вынесено. А колхозникам разбираться некогда, им проще проголосовать за то, что знающие вопрос люди предложили. Так что фактически, считай, это замаскированное под выборы назначение. Не всегда, конечно, но частенько. Предложат сципионовских — будут сципионовские, предложат катоновских — будут они.

— Насчёт сципионовских я въехал, а катоновские — что за звиздобратия? — не понял Серёга.

— Ставленники Катона, сенатора, — пояснил я.

— Это какой из Катонов? — спросила меня Юлька.

— Тебе виднее, раз ты ливиевскую «Историю Рима» штудировала — я-то ведь у него только «Войну с Ганнибалом» осилил.

— А я не запомнила. Так который?

— А я откуда знаю? Знаю, что был Старший и был Младший, но вот который он из них…

— Да я не про это. ТОТ или нет?

— Ага, он самый, Марк Порций…