– Садитесь!

Гудини сел. Дойл положил руки на стол.

– Умер Дюваль.

– Я знаю, – произнес Гудини.

– Откуда?

– Я президент Американского общества магов. Мы получаем информацию по своим каналам. – Гудини сделал скорбное лицо. – Да, новость печальная.

– Это было убийство. Вам тоже известно?

– Дойл...

– Вам тоже известно? – с нажимом повторил Дойл.

– Его сбил автомобиль, – сказал Гудини.

Дойл понизил голос:

– Видимо, вы забыли, кто сейчас сидит перед вами. Если я говорю, что его убили, значит, убили. Запах преступления я не спутаю ни с каким другим.

– Позвольте спросить, в какой мере это касается меня?

– В той мере, что игра не закончена, – ответил Дойл.

– Это больше не моя игра, сэр.

– Как же так? До сих пор она была вашей.

– Больше не будет.

– Из зала реликвий похищена книга. Дюваля убили из-за нее. Теперь Лавкрафта обвиняют в убийстве...

– Ко мне это все не имеет никакого отношения! – прервал его Гудини.

– Но ведь прежде мы были единой семьей, Арканумом, прежде чем это все...

– Чепуха. Мы попусту тратили время. То, что происходило со мной, я расцениваю как помутнение рассудка.

– Самое простое – встретить феномен, не поддающийся объяснению, и назвать это помутнением рассудка.

– Вздор. Медиумы и парапсихологи – шарлатаны.

Дойл чувствовал, что теряет самообладание.

– А может, вы боретесь с ними, чтобы каждый день видеть свою фамилию в прессе? Я полагаю, для вас это самое главное.

– А вы их поддерживаете! Всю спиритическую бессмыслицу.

– Эта бессмыслица, к вашему сведению, является моим глубочайшим убеждением.

– Дойл, они же вас дурачат. Неужели не понимаете? Городят все, что придет в голову. И почему не нужно разоблачать этих медиумов, показывать, кто они есть на самом деле? Почему? Они берут у людей деньги, а затем паразитируют на их горе, пробуждают в людях ложные надежды. Мне это отвратительно. Покажите мне одного, всего лишь одного медиума, который сделает что-то, чего я не смогу объяснить, и я поверю. Боже, я жажду поверить! Вы думаете, мне не хочется поговорить с мамой? – Стоило сентиментальному Гудини произнести слово «мама», как у него перехватило горло.

Это умерило гнев Дойла.

– Вам не удастся стереть прошлое, даже если очень постараетесь.

– Я ничего не хочу слышать о прошлом.

– Значит, это все была ложь?

– Дюваль мертв. – Гудини отвернулся. – И пусть это умрет вместе с ним.

– Но у вас перед ним долг.

– Долг? – вскинулся Гудини. – Я кому-то должен? Я, Гудини? Да у меня уже в двадцать один год была мировая слава.

– Черт возьми, это единственное, что вас заботит. Верно?

– Придержите язык, Артур. Вы слишком много себе позволяете.

– А вы все фокусничаете, Гарри Гудини. Играете со смертью, пытаетесь ее обмануть. Но внутри вас прячется трус.

– Если бы вы не были пожилым человеком, я бы преподал вам урок...

– Гарри, пусть возраст не станет для меня оправданием. Давайте. Я настаиваю.

– Я джентльмен.

– Нет, вы обманщик.

– Что вы сказали? – Гудини выкрикнул это так громко, что внизу, в студии, все затихли. Послышались шаги на лестнице.

– Люди гибнут, – продолжил Дойл. – Лавкрафта заперли в эту чертову психбольницу для преступников. Он следующий!

– Они знали, что идут на риск! – бросил Гудини.

Дойл вздохнул:

– Может, я действительно уже старый. Моя жена так считает. Дело в том, что в последнее время... в первый раз за пятьдесят лет я обнаружил, что не могу сочинять. Ни слова. На месте, где прежде обитало вдохновение, одна лишь печаль. Как хотите, но гибель Дюваля просто требует, чтобы мы снова в последний раз собрались вместе и закончили начатое. Да, случались размолвки, но все же нам удалось заглянуть под покров тайны, проникнуть в святая святых, а после этого никто прежним оставаться не может. Вот, например, вы. Почему вы кидаетесь из одной авантюры в другую, не давая себе даже секундной передышки? Потому что с тех пор, как мы это сделали вместе, вы никогда не переживали ничего подобного. Многие в мире считают вас своим идолом, Гудини. Ваша слава чрезмерна. Она достигла предела, и ничто больше не может ее увеличить. Решение, которое вы сейчас принимаете, связано с тем, что вам страшно заглянуть внутрь себя.

Дверь распахнул Франц Куколь, администратор Гудини.

– Босс, мы слышали какой-то крик.

Гудини не ответил. Он пристально смотрел на Дойла.

– Босс, все в порядке?

– Мистер Дойл собирается уходить, – промолвил Гудини.

Дойл помрачнел еще больше.

– Меня не нужно провожать, я знаю дорогу. – Он метнул на Гудини уничижительный взгляд и подошел к Куколю. – Позвольте.

Администратор посторонился. У двери Дойл обернулся:

– Говард заперт в лечебнице «Беллью». Сомневаюсь, что он доживет до утра, если мы что-нибудь не предпримем.

Лицо Гудини оставалось непроницаемым. Дойл пожал плечами и шагнул в коридор.

– Пусть Господь, вручив нам свой праведный меч для совершения правосудия, снабдит нас также и мудростью, наполнит наши души милосердием и состраданием... Аминь.

– Аминь.

Пол Кейлеб, недавно назначенный окружным прокурором Нью-Йорка, закончил читать молитву и посмотрел на шефа городской полиции и капитана Четвертого района.

– Теперь за дело, джентльмены. – Он повесил пиджак на вешалку.

Усаживаясь за свой стол, шеф нью-йоркской полиции Макдафф недовольно поморщился. Ему не нравилось чрезмерное служебное рвение нового окружного прокурора, еще молодого человека, невероятно благочестивого и не менее честолюбивого. Конечно, со временем жизнь парня обломает, особенно когда он столкнется с деятельностью Таммани-Холл[11], а пока придется мириться.

Бартлеби, капитан Четвертого района, самого сложного из всех пяти районов города, тоже морщился, но по другой причине. Его беспокоила язва. Этот вялый пятидесятитрехлетний человек поддерживал существование с помощью кофе. Коррупционером он не был, но и принципиальным тоже. Все его помыслы были сосредоточены на функционировании кишечника. То, как оценит Кейлеб работу полиции Четвертого района, в списке его забот стояло где-то в самом конце.

Кейлеб пригладил волосы и откинулся на спинку дивана.

– Поздравляю, капитан. Рад слышать, что арестовали чатемского убийцу.

– Да, мистер Кейлеб. Постарался Маллин, наш самый лучший детектив. – Бартлеби вынул палец из уха и осмотрел его.

– Я хотел бы с ним познакомиться, – сказал Кейлеб.

– Он уже выехал, сэр.

Кейлеб посмотрел на Макдаффа:

– Если бы так работали все районные отделения.

Тот пожал плечами:

– В городском бюджете на это отпущено недостаточно средств, мистер Кейлеб. Нам бы, конечно, хотелось, чтобы каждое преступление раскрывалось, но это очень трудно. Приходится выбирать приоритеты.

Кейлеб поджал губы.

– Я понимаю. Вы имеете в виду первоочередность?

– Да, сэр. – Макдафф отрезал кончик сигары.

– Одни преступления более важные, другие нет?

– Совершенно верно. – Шеф полиции улыбнулся и затянулся сигарой.

– Иными словами, мертвый бедняк – это совсем не то, что мертвый богач.

Макдафф нахмурился.

– Мистер Кейлеб...

– Позвольте вам напомнить, шеф Макдафф: «Блаженны кроткие, ибо унаследуют они землю обетованную». Пора нашей полиции начать служить всем, а не только власть предержащим.

– Послушайте, я хочу сказать...

– Скоро здесь все изменится, я вам обещаю. А пока... – Кейлеб кивнул в сторону капитана Бартлеби. – Вот первые положительные результаты.

В дверь постучали. Вошел детектив Маллин.

– Вы хотели меня видеть, капитан?

– Да, детектив. – Кейлеб встал, пожал руку Маллину. – Хорошо сработали. Молодец.

Маллин посмотрел на капитана: