Не по себе стало Асе. Вдруг что-нибудь случилось, и Кондрат Тарасович за ней все эти дожди присылает? Но что, что могло случиться? Пролилась живая вода? Удрал солнечный козленок? А вдруг сам Кондрат Тарасович заболел? Возраст все-таки…

Ася тут же пожалела, что поторопилась спрятаться от дождя в корпусе. Надо было сразу лететь на гору, а теперь Лена загнала всех под крышу, усадила за настольные игры, и попробуй ее переспорь! Ася с шумом отодвинула стул. Не будет она ни во что играть! Она сердито пошла в палату, захлопнула, не глядя, форточку и села на кровать. Что за жизнь! Девочки столпились в дверях и смотрели на нее как-то странно.

— Что? — не поняла Ася. Она оглянулась на окно. Напротив форточки висел желтый шар величиной с футбольный мяч. Он угрожающе потрескивал. Сердце у Аси кольнуло так, будто в него вставили иглу. Что же случилось, что? Там, на горе, в Грозовом доме, что-то не так, а она должна слушаться вожатых и торчать здесь!

А девочки, как назло, охали и ахали и обсуждали, какая Ася совсем отчаянная, шаровой молнии не испугалась, а ведь могло убить, и хорошо, что Лена не видела… За окнами грохотала гроза, шаровая молния метнулась куда-то вверх, булькал, захлебываясь собственной торопливостью, дождь, его струи летели по стеклу, оставляя размытые дороги. И вдруг — тишина. Гроза оборвалась внезапно, будто Кондрат Тарасович поймал ее за хвост и втянул в колбу.

— Ну и погодка, — вздохнул кто-то в коридоре.

Но Ася-то знала, что грозы хранятся в окованных медью сундуках, их так просто не выпустишь, да и не соберешь в одну минуту, это вам не послушный грибной дождик. «Что-то случилось, — стучало Асино сердце, — что-то не так». Лететь на гору? Еще пять минут назад Ася сердилась, что ее не выпускают из корпуса, а сейчас сомневалась. Кондрат Тарасович ведь предупреждал, что к нему всю неделю нельзя показываться, что зелье должно настаиваться в одиночестве и покое, куда же она пойдет? Может, вообще все эти дожди оттого, что Кондрат Тарасович зельем занимается, не до погоды ему, вот они и разбаловались?

— Шустова! — ворвался в палату Матвей Кондаков. — Тебя там дед какой-то спрашивает. Странный такой, в плаще… Э, потише! — Ася сбила Матвея с ног, выбегая на улицу.

На веранде столпились ребята из седьмого и шестого отрядов, а у крылечка возвышался Грозовой Человек. Волшебный плащ клубился тучами и потрескивал молниями у него за спиной, глаза из-под широких седых бровей смотрели пристально, руки с узловатыми старческими пальцами были сложены на груди. В воздухе сильно пахло дождем.

— Кондрат Тарасович! — подлетела к нему Ася. — Что вы… Что случилось?

Он схватил ее за руку и потянул за собой. Ему настороженное детское внимание было неприятно. За Единственным дубом они остановились.

— Я два раза посылал тебе грозу! — сердито прогремел он. — Как ты не догадалась, что надо прийти? Думаешь, в мои годы легко проделать такой путь! Да я уже двести тридцать лет не выхожу из дома!

— Я… я почти догадалась… То есть я догадалась, но ведь вы сами сказали: неделю не показываться.

— Я надеялся, сердце тебе подскажет, что надо появиться, — поджал губы старик.

— Оно подсказывало! Но я… решила послушаться вас и…

— «Послушаться»! Слушать, Асенька, нужно только свое сердце. Ладно, прости меня, старика, за этот выговор, устал я что-то. Давай о деле. Зелье почти готово. Но одно «но»: у меня пропало оранжевое стекло.

— Что?

— Оранжевое стекло. Бутылка, в которую будет налито зелье, должна быть из оранжевого стекла. Ну или содержать в себе хоть немного оранжевости, или чтобы дно у нее было оранжевое. Понимаешь?

— Где же я найду бутылку с оранжевым дном?

— Ты кусочек оранжевого стекла найди, бутылку я сделаю! Это обязательно надо! И не позднее завтрашнего утра. И как назло: ведь помню, было у меня такое стекло, но весь дом перевернул, все витражи просмотрел — нет нигде! То ли гномы утащили для своих игр, то ли просто потерялось… Ты поспрашивай у ребят, может, найдешь?

— Я поспрашиваю.

Ася побрела прочь, не простившись. Она чувствовала такую усталость, будто ей тоже двести лет. Где искать оранжевое стекло? Бред какой-то! День продолжался, и Ася делала машинально все, что нужно было делать: убирала территорию, репетировала танец для гала-концерта, играла в пионербол, что-то соврала про Кондрата Тарасовича, когда стали расспрашивать… А в голове стучало: оранжевое стекло, оранжевое стекло.

— Аська! Спишь, что ли! Уже три мяча пропустила! Иди подавай!

На площадку прибежал Максимка Арсенов.

— Ася, а пойдем в саду работать?

— Да там уже нечего делать, Макс.

— Ну, Ася-я-а-а…

— Вот хвостик! — всплеснула руками Даша. — Говорят тебе, нечего там делать.

— Ну, дайте какую-нибудь работу! Ску-у-учно!

— Скучно — найди мне оранжевое стекло! — в сердцах сказала Ася. Максимку как ветром сдуло. Даша удивленно посмотрела на Асю.

— Зачем тебе оранжевое стекло?

— Откуда я знаю? Пусть ищет.

— Здорово ты его… отшила.

Асе стало так стыдно, что она чуть не бросилась за Максимкой вдогонку. И, нахмурив брови, сказала:

— Давайте еще партию.

Но не успели и трех голов забить, как примчался Максим и, чуть не плача, закричал возмущенно:

— Ася! Я нашел, а она не отдает! Я ей говорю, что для дела, а она все равно не отдает!

— Кто не отдает? — оторопела Ася.

— Да Глашка! Кричит: «Мне тоже для дела!», я ей объясняю, а она…

— Да что не отдает-то?

— Оранжевое стекло, что же еще?!

Бросив игру, Ася подскочила к Максиму.

— Максимка… А где она, Глаша?

— Да вон там, в песочнице. Я ей объясняю, главное, а она…

— Веди!

— Ася, ты куда?

— А матч?

— Шустова всегда так!

— Я сейчас! — крикнула Ася, убегая с Максимкой.

В песочнице у второго корпуса в полном одиночестве сидела большеглазая, стриженная под мальчика Глафира. Ася спросила:

— Она?

— Она, — возмущенно шмыгнул носом Максим. Он, наверное, подрался бы, не будь Глафира девчонкой.

— Так. Максим, ты — молодец. Ты такой молодец… даже слов нет. Настоящий Колькин друг. Только я сейчас сама с ней поговорю, ладно? Тут, кажется, подход нужен.

Ася подошла к Глафире. Села, как она, на песок. Сказала, будто они знакомы:

— Привет, Глаша.

— Я не Глаша. Я — Глафира.

— А я — Прасковья.

Глафира покосилась на нее синим глазом. Ладно, мол, дальше что?

— А что ты делаешь?

— Не скажу, — потом улыбнулась, — секретик.

— Расскажи?

— Секретики не рассказывают. Их показывают, — сказала Глафира строго и стала указательным пальцем по песку водить, расчищая свой секретик.

Ася смотрела не дыша. Конечно, она знала, что такое секретики, сама только недавно перестала их делать. Вот что-то блеснуло под Глафириной рукой среди песка, Глафира завозилась, вздохнула и отодвинулась, чтобы и Асе и Максиму было видно.

Хорош был секретик, что и говорить. Редкой красоты и качественной работы. На песке лежал кусочек золотой фольги от шоколада, на нем — цветок анютиных глазок, по бокам — бусинки. А накрыт секретик был стеклышком, небольшим, овальным, но очень оранжевым.

— Какое чудо, — прошептала Ася и попросила: — Глафира, будь другом, подари мне это стеклышко!

— А зачем?

— Ну… — Если бы она могла сказать, зачем! — Мне очень надо! Честно. Для очень важного дела!

— Секретик тоже важное дело.

— Важное. Но ты пойми… И ведь для секретиков прозрачные стекла лучше подходят. А то здесь даже не видно, какого цвета бусинки и анютины глазки. Из-за стеклышка все оранжевым кажется. Хочешь, я тебе прозрачных стекол много принесу?

— Хоть тыщу! — пообещал Максимка.

— Нет, не надо. Лучше куклу.

— Какую куклу?

— Любую. Мне без куклы плохо, — вздохнула Глафира.

— Хорошо. Значит, меняем куклу на стеклышко.

Глафира сдержанно кивнула.

— Только ты не потеряй стеклышко, ладно? Я тебе завтра куклу принесу. Слушай, а это настоящее стекло, не пластмасса?