Пожалуй, можно и надавить. Ишь, как насторожились. Прямо замерли и не дышат! Только так, чтобы никто этого не понял.

– Такой поход требует тщательной подготовки, – лениво откликнулся епископ. Осмотрел роскошное блюдо с нетронутой едой перед собой, перевёл взгляд на насыщающихся гостей этого дома…

Да! Именно что надавить! Взял в руку золотую вилку, осмотрел её и положил назад, наслаждаясь всеобщим вниманием и ощутимым нетерпением. Каждого из сидящих на противоположной стороне стола одарил пристальным взглядом, остановился на бургомистре.

– А подготовка требует денег. Чем больше будет денег, тем быстрее будет объявлено о начале похода. – Он требовательно оглядел всех сидящих в зале.

Сидящие за столом настолько дружно выдохнули, что в стоящих на столе подсвечниках взметнулось и затрепетало пламя свечей. Лишь бургомистр на сытый и ленивый взгляд епископа ответил точно таким же. Ему-то что терять? Его домочадцы и раньше-то за ворота без охраны не выходили, а уж теперь и подавно на улицу никого не выгнать. Сами никуда не рвутся! И уже прикидывал, а какую часть от собранных денег можно будет положить в свой карман! Сам-то он ничего тратить не собирался! Зачем, если вокруг столько дойных коров?

Точно так же думал и рижский епископ. Служба службой, престол престолом, а и о себе забывать не следует!

И только торговцы горестно вздохнули. И тут же приободрились – в очередной раз можно будет поднять цены! Поход походом, денег будет жалко, но крестоносцы уйдут, а цены так на прежнем уровне и останутся. Затраты быстро отобьются! И каждому из находившихся за обеденными столами были понятны все эти переглядывания.

– Тогда обсудим сроки? – взял на себя ответственность выразить общее мнение бургомистр. Ему такое по должности положено.

– Этот объявился! – Воевода властным жестом отослал из приказной палаты писца и служек. – Да двери за собой поплотнее притворите!

– Доложили уже, – поморщился посадник на такое самоуправство, но возражать не стал. И не потому, что не осмелился, а… Просто разговор предназначался не для лишних ушей. А то, что разговор обязательно состоится, сразу было понятно по тому, каким злым и раздражённым казался старый товарищ.

– И что делать будем?

– Ничего не будем, – отвернулся к окошку посадник.

– Как это ничего? А то, что он в устье Наровы крепостицу заложил, это что?

– Как что? Пусть строит. Что данам, что крестоносцам подобное своеволие вряд ли по нраву придётся. Так что рано или поздно… Скорее рано они с ним сами разберутся!

– Полагаешь?

– Сам посуди. Стал бы ты спокойно смотреть, если бы на твоих землях кто-нибудь подобную стройку затеял?

– Так то на моих, – оскалился воевода.

– А даны ничуть не хуже тебя, – отзеркалил злую усмешку посадник. – Или ты считаешь, что то не их земли?

– Вообще-то это земли эстов, – осторожно уточнил воевода. И покосился на товарища. Что он на это скажет?

– Были! Когда-то! – усмехнулся тот в ответ. – Ты об этом поспорить пришёл?

– Добрый спор ещё никому не навредил. И насчёт крепостицы ты неправ. Тут слухи ходят, что даны уже несколько раз пытались этого, – воевода мотнул бородой куда-то в сторону окон, – в реку скинуть, да не вышло у них ничего! Ты не думал, что будет, когда этот окрепнет и крепость свою достроит? А ну как реку нам перекроет? Что тогда делать станешь, как торговым людишкам такое объяснишь? На Литву или Ригу я бы не особо уповал, те за наши интересы сражаться не станут. Наоборот, как бы нож в спину не воткнули, когда слабость нашу почуют!

Воевода перевёл дыхание, огладил ладонью заросший бородищей подбородок, стирая брызги слюны.

– Кстати, ведь это к нему Ярослав Всеволодович приезжал! А ну как новгородцы вновь на той земле утвердятся? Колывань или как там его сейчас даны называют? Ревель? Да, Ревель! Если его назад у них отобьют? Ведь смогут же? А там и до Юрьева очередь дойдёт, и до Риги! Это в прошлый раз Ярослав до неё не дошёл, потому что мы ему не помогли. Или ты думаешь, князь такое забудет?

– А зачем ты мне это говоришь?

Посадник по-новому пригляделся к старому товарищу. А ведь сдал, сдал старый друг! Обрюзг за последний год, поникли плечи, словно придавило их к земле непосильной ношей. И брюхо себе такое успел отрастить, что никакая броня не скрывает! Пояса боевого за жирными складками спереди не видать! А глаза всё те же, хитрые да алчные. И глядит так, словно дырку прожечь норовит!

«И через ту дыру ухватить побольше», – почему-то подумалось посаднику.

– А кому же ещё? – неподдельно удивился толстяк.

– Я, что ли, с литвинами да крестоносцами уговаривался? Ты в Кром пойди да князюшке нашему с боярами всё это растолкуй! Это же они с ними грамотку о мире и торговле подписывали! По улицам ходить страшно стало, от белых плащей с крестами красными в глазах рябит! Глянешь – как будто кровь с тех плащей на землю течёт! Что замолк? – Посадник швырнул перо, вскочил и обежал длинный стол. Встал напротив воеводы, уставился ему в заплывшие жиром глаза. – Почему-то в Кроме таким говорливым не был, когда извечного врага бояре наши решили в друзья записать! Или ты думаешь, я не знаю, почему ты так извести этого боярича желаешь? Да ты просто боишься, что он в силу войдёт да с тебя же за своё добро украденное и спросит!

– А ты не боишься? – вызверился в ответ на посадника воевода. – Что и с тебя тоже спросит? А ещё и за смер…

– Ма-алчать! – прошипел посадник. И удовлетворённо усмехнулся, когда увидел, как опешил, как послушно-испуганно замолчал воевода, подавившись несказанным. Как в испуге оглянулся на дверь дубовую, полосами железными окованную.

И сам прислушался. А ну как скрипнет за дверью кожей сапог чрезмерно любопытный служка? Ничего не услышал, но обольщаться той тишиной не стал. Мало ли? Поэтому и процедил сквозь зубы:

– Думай, когда и где рот свой раскрываешь! Везде уши! И я не для себя старался, а для пользы города! А за то себя вини! Твоя задумка ведь. И исполнил её тоже ты! Так что кругом только ты и виновен!

– А кто мне её подсказал? – не пожелал принимать всю вину на себя воевода. – Кто меня на подобное подтолкнул? Не ты ли?

– Чего только в пьяную голову не приходит! Я пошутил, а ты всё за правду принял!

– Пошутил он! А когда добро боярское поровну делили, тоже шутил? Ишь, для города он старался! Знаю я, для кого ты старался!

– От заладил! Твоё дело – мечом махать да дружиной командовать. А в посадничьи дела не лезь! Не твоего ума это. Тебе что, больше поговорить не о чем? То давно было и уже прошло! Ты бы лучше о нынешних делах подумал!

– А я и думаю! Поэтому и хочу оградить себя в грядущем от неприятностей!

– Так огради, кто тебе мешает?

– Псков не поймёт, если я в городе это сделаю! Мне ещё прошлого раза не забыли. Тут что-то другое нужно сделать, хитростью извести. Подскажи, ты же можешь!

– Псков не поймёт, тут ты прав. И дружина супротив своих тоже железо не обнажит, – подытожил посадник и задумался. «Пора избавляться от старого друга, ох пора! Очень уж разговорчивым и назойливо-упрямым в своей глупости тот стал. Но не сейчас. Пусть сначала старое дело до конца доведёт. А там концы в воду, и всё».

И совсем другими глазами посмотрел на уже бывшего товарища. Внутренне скривился, впервые заметив его обрюзгшее лицо и обвисшие щёки. Похоже, что воевода медовухой балуется! И, судя по всему, слишком ею увлекается. А ведь не докладывал никто о таком, иначе бы давно слухи по городу поползли. Отвернулся в сторону, чтобы рожу эту, глаза намозолившую, не видеть!

Но не выдержал, искоса глянул на собеседника и снова отвёл глаза в сторону. Удивительно, как за столь малое время можно мнение о человеке изменить! Успокоился и только тогда медленно и тихо заговорил, заставляя воеводу подшагнуть вплотную и даже слегка наклониться вперёд, чтобы лучше слышать:

– А если его с крестоносцами или литвинами лбами столкнуть? Воспользоваться такой сварой да и извести всех разом под корень! И спихнуть всё на иноземцев! Они же мне тут словно кость в горле! Всё по улицам ходят, чуть ли не в каждое подворье заглядывают! Высматривают вокруг, в каждую щель лезут, словно псы вынюхивают!