— Понял. — Подлесный энергично кивнул. — Так какие суммы заявляем?

— Суммы. Эва тебе чего, — поразился Жукович.

— Нет, нет, — не давая заново вспыхнуть скандалу, вмешалась Юля. — Сумму заявки, кроме Алексея Павловича, никто знать не должен. Это — тайное из тайных.

— Хоть одна толкушка, — примирился с ней Жукович. — В общем, я в последний день порекомендую. Покручусь еще и выдам. В яблочко! Но цифру в конверт ты, Алексей, сам прямо в день аукциона впишешь. А я уж лично отвезу. И положу как раз за пятнадцать минут до срока. Чтоб ни одна… простите, мэм, зараза, даже если б чего пронюхала, но свой конверт подменить не успела.

— Вот что, тонкий художник, — объявил Забелин. — Завтра все это изложишь на бумаге. Сам не умеешь — Клыню посади. Он, похоже, поорганизованней. На концепции должна быть согласующая виза Лагацкой и Подлесного. Да, Подлесного! — Забелин подошел к зазвонившему телефону. — И имейте в виду — если сорвете аукцион, обоих отсюда так вы…звездну, что мало не покажется. Да, слушаю… Кого?.. Юля, это вас. — Он удивленно протянул трубку.

— Ой, да, — Юля вскочила, — извините, что я дала… Там срочно… — Я слушаю, — при общем молчании произнесла она. — Да, да! Результаты. Да? Да?! Нет?! Вы правду говорите, его нет? Господи! Спасибо же вам! Миленькая вы моя…

— Алексей Павлович, я-то здесь при чем? — начал было тихонько Подлесный, но замолчал.

Лицо Юли, обычно замкнутое, даже когда она шутила, а сразу после звонка помертвевшее, теперь расцвело, глаза, всегда будто нерадостно заглядывающие внутрь себя, лучились восторгом. И сколько же света прорвалось в ней — будто шторы сорвали. Она положила трубку и посмотрела на стоящих в недоумении, оценила увиденное и засмеялась. Захватывающий смех рассыпался по комнате и овладел остальными.

— Его там нет, — то и дело, всхлипывая от колик, повторяла она, не в силах остановиться.

И вслед за ней, ничего не понимая, зашлись в хохоте трое взрослых мужчин.

— Знаешь, что скажу, Юлька? — Отсмеявшись, Жукович торжественно поднялся. — Я поначалу про тебя думал, мол, обтянули пару кило костей чем осталось. А ты, оказывается, еще та штучка. Вещь в себе.

— А я теперь всегда такая буду.

— Тогда плохо. — Предугадать реакцию Жуковича было невозможно. — Янка тут вовсю парфюмом обаяет. Но до тебя ей никак. Какая после этого работа?

— А вот от Яны отцепись, — напомнил Забелин.

— Да кому она нужна?

В дверях Жукович с Подлесным столкнулись. Оглянулись на оставшихся в кабинете, и каждый сделал шаг назад, вежливо уступая другому дорогу.

— Что-то радостное? — От вида смеющейся Юли почему-то, как когда-то в школе, перехватило дыхание.

— Да. Очень. Испугала?

— Может быть.

— Устали вы, Алексей Павлович. — Она была полна веселым сочувствием.

— Пожалуй. Как-то все накопилось. Будто груз поднял. Сначала вроде ничего. Потом тяжелее. А там — как бы не надломиться.

— Потому что неправедное делаем.

— Опять за свое? И что ж такого неправедного делаем мы, Юля?

— Я это ощущаю. Зло за нами идет.

— Не смею спорить, потому как если талант комбинирования есть зло, тогда я вас вынужден огорчить — вы посланец тьмы.

— Не богохульствуйте! Я ведь и сама часто думаю, за что мне этот несчастный дар. Вот уж три года, как мои идеи оборачиваются человеческим горем.

— Мне думается, что сто двадцать тысяч — неплохая компенсация за утрату веры в торжество добра.

Едва договорив, он пожалел о сказанном — такой беззащитной сделалась она.

— Думаю, Юля, суть не в деле, которым мы занимаемся. Каждое может быть обращено во зло, как и во благо. Я не силен в философских категориях. Кто высчитает в микронах, сколько зла в добрых намерениях и какое благо приносит иной раз злой умысел? У меня есть свое нехитрое представление об этом и предлагаю им воспользоваться: какое чувство мы с вами вложим в наш замысел, таков будет и результат.

— Так просто? — Она засмеялась.

— Я же предупреждал, что не философ. Слушайте, это безобразие — у вас в самом деле какой-то нерабочий смех.

Но тут же, застеснявшись внимательного ее взгляда, поспешил вернуться к прерванному разговору:

— Стало быть, «ФДН» работает только на западников.

— В основном да, — вслед за ним вернулась к деловому тону и Юля.

— А западные компании нацелены только больше чем на пятидесят процентов?

— Чаще на семьдесят пять.

— Тогда зачем они лезут на аукцион? Шансов на остальные акции у них нет. Ведь скупка в институте не ведется.

— Это факт?

— Это не факт?! — Вопрос оказался неожиданным. — Может, и не факт. Яна! — склонился он к селектору. — А где у нас Астахов? Найдите и срочно ко мне.

Он тяжело помолчал, выслушивая всплески девичьего голоса, отодвинул от уха трубку, изготавливаясь рыкнуть. Но, остановленный молящим взглядом Юли, лишь коротко оборвал:

— Не знаю где. Это ваша работа.

— Скажу вам две вещи, Юля. — Забелин вернулся на свое место. — Во-первых, вы редкая умница. А во-вторых, и это же в связи с во-первых, я думаю, у нас с вами все получится здорово. Ну, в смысле… Да во всех смыслах.

И с удивившим самого нахальством положил руку на подрагивающую маленькую ладошку.

— Алексей Павлович, там… — Глаза вошедшей, как всегда, без стука Яны при виде сидящих заледенели. Она дождалась, когда смущенная Юля высвободит руку, и голосом Каменного гостя закончила: — Астахов через пятнадцать минут будет. И Флоровский подъезжает.

Не дождавшись ответа, Яна развернулась и с грохотом вышла.

— Может, ей объяснить? — кивая на дверь, пробормотала Юля.

— Что? Ах, это. Пустое!

И, говоря, уже знал — именно пустое.

— …Но какая лапа у тебя в приемной! — Максим, все еще под впечатлением Яны, которую только что обаял, решительно вошел в кабинет, где натолкнулся заново восхитившимися глазами на стоящую подле Забелина Юлю.

— Вот в чем тебе не откажешь, так это в умении работать с кадрами. — Он дотянулся через стол до начальственно предоставленной руки и, с подобающим подобострастием прогнувшись, пожал.

— Уже и иззавидовался, старый ловелас.

— Так есть чему.

И Максим со значением потянулся с рукопожатием к чуть раскрасневшейся Юле.

— Это Максим Юрьевич Флоровский, — представил Забелин.

Но официоз не прошел.

— Шутит! Для вас просто Максим. А вас, конечно?..

— Юля.

— Лагацкая Юлия. Твой главный консультант по скупке.

— То есть мой? — разыгрался Флоровский.

— То есть консультант… Морду набью.

— Набьет, — весело подтвердил Максим изумленной Юле. — Этот, если из-под него что-то, что ему запало, забрать пытаются, набьет. Жуткий, между нами, Юлечка, — ничего, что я так запросто на правах друга? — бабник.

— Надо же. А по виду не скажешь.

— О! Так вы его не знаете.

Забелин с завистью увидел, как зажатая обычно, углубленная в себя Юля, к которой он и теперь не знал как подступиться, всего за минуту общения с Флоровским начала преображаться.

— Лучше скажи, как у тебя дела, — с нарочитой, плохо получившейся суровостью потребовал Забелин.

— Лучше, чем что? — не унялся Максим и тотчас, указывая на него пальцем, радостно принялся подталкивать девушку. — Гляди на глазищи. Нет, Юлька, что ни говори, ты ему запала. Давно таким волкодавом не смотрел.

— Ну что вы, право, выдумываете.

— Эх, молодость, молодость. — И, опережая выбирающегося с угрожающим видом Забелина, вытянулся во фрунт: — Докладываю! В институте все чики-поки, идет по намеченному и утвержденному плану. Старики предоставили мне полный карт-бланш. Я им теперь и мессия, и избавитель. Зарегистрировал две компании. Первая — «Профит», которую с дедами учредили. Вторую, на которую акции скупать начнем, — обозвал «Лэндом», что значит «одалживать». Кредитные деньги, как договорились, на нее пойдут. Самое поразительное, деды молчат как партизаны, только перемигиваются. Ждут, что заграница нам поможет. Для них это вроде как шпионская игра. А Петраков лох — до сих пор ничего не знает. Так что находимся в готовности номер один.