Я ненавижу кровь. Декоративные свойства ее оставляют желать лучшего. И пахнет она омерзительно. Мой желудок снова дернулся, и мне пришлось приложить усилия, чтобы не расстаться с пончиками, которые я успел перехватить по дороге. Я крепко зажмурился и заставил себя снова открыть глаза. Смотреть. Единственный способ избежать подобных сцен в будущем заключается в том, чтобы внимательно всмотреться в эту, выяснить, кто это натворил, а потом не позволить ему или им проделать это еще раз.

Я стряхнул отвращение и сосредоточился, всматриваясь в подробности.

Хотя на полу виднелось несколько больших пятен крови, ни на боковой, ни на верхней поверхностях ближнего стола их не было. Значит, упав, жертва почти не двигалась. Или убитого держали, или он истек кровью так быстро, что не успел доползти до телефона, чтобы позвать на помощь. Я поднял взгляд. На потолке крови почти не было. Это ничего не доказывало, но если кто-то перерезал ему горло, струя добила бы и до потолка. Любая другая открытая рана скорее всего оставила бы жертве, судя по всему, д-ру Бартлсби возможность двигаться еще минуту-две. Похоже, его все-таки держали.

Я опустил взгляд. В крови на полу виднелся отпечаток ноги носком в сторону выхода. Кроссовок или какой-то другой спортивный ботинок, причем не очень большого размера. Возможно, женский… или подростковый. Чтобы меня не мучили ночные кошмары, я решил считать этот ботинок женским. Детям не стоит смотреть на такое.

Впрочем, а кому стоит?

В другом отношении комната производила еще более гнетущее впечатление. Темная энергия здесь не сводилась к тому чистому, безмолвному холоду, что ощущал я на тротуаре в Уэккере. Здесь она казалась извращенной, черной, уродской какой-то. Какую бы разновидность магии не использовали здесь, от нее исходил зловещий запах. Кто-то воспользовался своими магическими силами для того, чтобы убить человека – и наверняка получил от этого удовольствие. Хуже того, оставленная им аура заметно отличалась от той, которую я ощущал в присутствии Коула или Гривейна. Магические штучки не оставляют за собой отчетливого следа на манер отпечатка пальца, так что по ним вряд ли можно вычислить конкретного чародея, но что-то подсказывало мне: это убийство проделано более неуклюже и исступленнее, чем это сделал бы Гривейн, и грязнее, чем предпочел бы Коул.

И все же эту магию отличала сила – с такой сильной я почти не сталкивался прежде. Кто бы ни сложил заклятие, использованное здесь, он наверняка не уступал мне в силе. А может, и превосходил.

– Э! – послышался голос у меня за спиной. – Так я и знал, что это вы.

Я застыл, потом медленно обернулся. Старший, чернокожий коп с верхнего этажа стоял футах в десяти от меня, небрежно положив руку на кобуру своего пистолета. Судя по выражению лица, держался он настороже, но не то, чтобы с открытой враждебностью, да и поза его говорила о том же. Лейбл на груди форменной куртки гласил: Роулинз.

– Кто – я? – поинтересовался я.

– Гарри Дрезден, – отозвался он. – Чародей. Парень, с которым работает Мёрфи из ОСР.

– Угу, – согласился я. – Похоже, это я.

Он кивнул.

– Я видел вас наверху. Вы не слишком похожи на музейного сотрудника. Да и на посетителя обычного – не очень.

– Большая кожаная ветровка, да? – улыбнулся я.

– И она тоже, – признал Роулинз. – Что вы здесь делаете?

– Просто смотрю, – ответил я. – В комнату не заходил.

– Угу. Об этом можно судить хотя бы потому, что я вас еще не арестовал, – Роулинз посмотрел мимо меня, и выражение его лица разом сделалось менее равнодушным. – Черт-те что.

– Угу, – согласился я.

– Что-то во всем этом не так, – сказал он. – Ну… не знаю. Словно зубы ломит. Не так, как обычно. Я видал зарезанных. Здесь по-другому.

– Угу, – повторил я. – По-другому.

Взгляд его темных глаз переместился на меня.

– Из разряда того, чем занимается ОСР, да?

– Угу.

Он хмыкнул.

– Вас послала Мёрфи?

– Не совсем, – признался я.

– Тогда почему вы здесь?

– Потому, что я не люблю вещей, от которых ломит зубы у видавших виды копов, – ответил я. – И что, ребята, подозреваемые у вас имеются?

– Для того, кто оказался здесь вроде как случайно, вы задаете очень много вопросов, – заметил он.

– Не больше, чем задавал их коп, которому вроде как положено просто охранять место преступления, – парировал я. – Там, наверху.

Он ухмыльнулся, блеснув белыми зубами.

– В яблочко. Я работал прежде детективом. Дважды.

Я удивленно двинул бровью.

– Что, оба раза вышибали?

– Оба раза, – признался Роулинз. – Не на тех наезжал.

Я улыбнулся в ответ, хотя и немного кривовато – место не располагало.

– Вы собираетесь меня арестовать?

– Посмотрим.

– На что посмотрим?

– На то, зачем вы здесь, – он спокойно встретил мой взгляд, не убирая руки с кобуры.

Я не стал задерживать взгляда. Вместо этого я оглянулся через плечо обратно в кабинет, обдумывая ответ. В конце концов я решил, что немного искренности не помешает.

– В городе объявились кое-какие нехорошие парни. Сомневаюсь, чтобы полиция могла с ними справиться. Я пытаюсь обнаружить их прежде, чем они причинят вред кому-нибудь еще.

Долгое мгновение он внимательно смотрел на меня. Потом снял руку с кобуры, сунул ее в карман и достал оттуда сложенную газету, которую протянул мне.

Я взял ее и развернул. Это была университетская газета, и на первой же странице красовалась фотография коренастого пожилого мужчины с бакенбардами до подбородка, рядом с которым стояли молодая женщина и молодой мужчина с восточными чертами лица. Подпись под фотографией гласила: Профессор Чарльз Бартлсби и его ассистенты Алисия Нельсон и Ли Хань готовятся к изучению каокианской коллекции Музея Природы в Чикаго.

– Вот она, жертва – в середине, – пояснил Роулинз. – Его ассистенты работали в этом же кабинете. Мы звонили им на мобильные – не отвечают. И по месту проживания их тоже нету.

– Подозреваемые? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Приезжих не так-то часто убивают. Они единственные в городе знакомы с жертвой. Приехали вместе с ним откуда-то из Англии.

Я перевел взгляд с газеты на Роулинза и нахмурился.

– Почему вы мне помогаете?

Он удивленно повел бровью.

– Я? Помогаю? Вы бы это и так узнали. А я вас и не видел вовсе.

– Понятно, – кивнул я. – И все-таки, почему?

Он прислонился к стене коридора, скрестив руки на груди.

– Потому, что когда я был совсем еще зеленым копом, я побежал на женский визг. И увидел… увидел… – лицо его сделалось отрешенным, – такое, что снилось мне потом в кошмарных снах тридцать лет. Эта тварь душила девушку. Я оттолкнул ее и разрядил в нее пистолет. А она оторвала меня от земли и несколько раз двинула башкой о стену. Я уж думал, тут и конец любимому сыночку матушки Роулинз.

– И что случилось?

– Тут подбежал отец вашей Мёрфи с обрезом, заряженным крупной солью, и застрелил ее. А потом взошло солнце, и эта тварь просто вспыхнула – как труп, облитый бензином, – Роулинз тряхнул головой. – Я в долгу перед Мёрфиным стариком. И я достаточно всего навидался на улицах, чтобы понимать, она много хорошего делает. А вы ей в этом помогаете.

Я кивнул.

– Спасибо, – сказал я.

Он кивнул в ответ.

– Только это не значит, что я собираюсь терять из-за вас работу, Дрезден. Уходите, пока вас никто не видел.

Тут меня осенило.

– Вы слышали про институт патологоанатомии?

Он пожал плечами.

– Еще бы. Про него все копы знают.

– В смысле, что случилось там сегодня ночью? – пояснил я.

Роулинз мотнул головой.

– Нет, ничего.

Я нахмурился. Вряд ли жестокое убийство в морге могло остаться без внимания. Ну, если в газеты еще не попало, то уж полиция-то могла об этом знать.

– Не слышали? Вы уверены?

– Точнее точного.

Я кивнул ему и пошел по коридору.

– Эй, – окликнул он меня.

Я оглянулся через плечо.