Когда столкновение казалось неизбежным, полупрозрачные всадники послали своих призрачных лошадей в прыжок, и они перемахнули через машину и приземлились за ее хвостом. Я не стал давать им шанса развернуться и напасть на нас сзади. Я врубил третью, выскочил на улицу, повернул налево и на полной скорости погнал машину прочь. Только отъехав на несколько кварталов, я сбавил ход настолько, что смог опустить окно.
Ни криков, ни шума боя сюда не доносилось. Дождь глушил звуки, и в сгустившейся позади темноте я не видел никого и ничего. Единственным слышным звуком оставалось далекое уханье сабвуфера, гнавшего в бой Гривейновых зомби, а еще дальше, тихо, но с каждой секундой все громче и громче – сирены.
– Все в порядке? – спросил я.
– Выживу, – буркнул Томас. Он стащил куртку и рубашку, и теперь прижимал последнюю к окровавленной голове.
– Мыш? – спросил я.
Холодный нос с шумом выдохнул мне прямо в ухо, а горячий язык лизнул щеку.
– Хорошо, – вздохнул я. – Баттерс?
Последовало молчание.
Томас, хмурясь, оглянулся на задний диван.
– Баттерс? – повторил я. – Эй, дружище. Земля вызывает Баттерса.
Тишина.
– Баттерс? – встревожился я.
Последовала долгая пауза. Потом кто-то медленно перевел дух.
– Полька не умирает, – произнес он чуть слышно.
Рот мой против воли скривился в свирепой ухмылке.
– Черта с два умирает! – сказал я.
– Верно, – вздохнул Томас. – Куда мы едем?
– Возвращаться мы не можем, – вслух размышлял я. – И с разрядившимися оберегами в этом нет никакого смысла.
– Тогда куда же?
Я остановился на перекрестке и порылся в карманах. Одну из двух вещей, которые я искал, я нашел, вторую – нет.
– Гарри? – покосился на меня Томас. – Что случилось?
– Копия цифр, которую я написал для Гривейна, – ответил я. – Она исчезла. Должно быть, Трупные Пятна выдернул ее, пока мы возились.
– Черт, – буркнул Томас.
Я убрал ключ от дома Мёрфи обратно в карман.
– Ладно. Есть одно место, где мы можем занориться на некоторое время, пока не решим, что делать дальше. Тебя здорово порезали?
– Царапина, – фыркнул Томас. – Выглядит страшнее, чем есть на самом деле.
– Ты ее только продолжай зажимать, – посоветовал я.
– Спасибо, сам знаю, – отозвался Томас, правда, без раздражения.
Я тронул Жучка с места, хмуро глядя в окно.
– Эй, – произнес я. – Ребята, вы ничего не замечаете?
Томас огляделся по сторонам.
– Вроде, ничего. Слишком темно.
Баттерс судорожно втянул в себя воздух.
– Правильно, – произнес он продолжавшим еще немного дрожать голосом. – Слишком темно, – он махнул рукой в сторону окна. – Ведь дома должны быть видны.
Томас выглянул в окно.
– Темно.
– Огни не горят, – негромко сказал я. – Видишь хоть чего-нибудь?
Томас внимательно огляделся по сторонам, докладывая обо всем, что видит.
– Вон там, вроде, костер горит. Фары. Полицейская мигалка. А больше… – он мотнул головой.
– Что случилось? – прошептал Баттерс.
– То, о чем говорила Мэб. Они это сделали, – сказал я. – Наследники Кеммлера.
– Но зачем? – не понял Томас.
– Они думают, что один из них станет завтра вечером богом. Они сеют страх. Хаос. Неуверенность.
– Зачем?
– Мостят дорогу.
Томас ничего не сказал. Остальные тоже промолчали.
Ничего не могу сказать за остальных, но я изрядно струхнул.
Холодная, сырая темень погребальным саваном опустилась на Чикаго.
Глава двадцать четвертая
Дом, в котором жила Мёрфи, достался ей от бабушки – славный домик в районе, построенном еще до того, как в обиход вошли лампочки Эдисона, и в то время как некоторые подобные кварталы пришли в упадок, эта улочка производила впечатление исторического заповедника – гладенькие, аккуратно подстриженные газоны, ухоженные деревья, уютно окрашенные домики.
Я свернул Жучка с улицы, поколебался секунду и повел его дальше – по газону – за дом, к маленькой пристройке, похожую больше на сарайчик для инструментов, спроектированный Человеком – Имбирной Коврижкой. Я заглушил мотор и с минуту сидел, слушая, как тихонько шипит и пощелкивает остывающий агрегат. Стоило мне выключить фары, как вокруг сделалось очень темно. Нога болела как черт-те что. Я испытывал огромный соблазн закрыть глаза и отдохнуть немного, не сходя с места.
Вместо этого я полез в картонный ящик, который вожу с собой в машине рядом с ручником. Порывшись, я нашел рядом с двумя наполненными святой водой воздушными шарами, парой старых носок и тяжелой, проросшей картофелиной похрустывающую пластиковую упаковку. Я разорвал ее, достал пластмассовую трубку. Резко согнул ее и встряхнул. Две жидкости внутри смешались, и трубка засветилась золотисто-зеленым сиянием.
Я выбрался из машины и потащил свою усталую задницу к задней двери. Томас, Мыш и Баттерс шли за мной. Я отпер дверь Мёрфиным ключом и запустил всех внутрь.
Внутри Мёрфиного дома царил… скажем так, ужасно славный уют. Старая викторианская мебель, поношенная, но при этом ухоженная. В убранстве в изобилии присутствовали кружевные салфетки, и вообще, это место производило впечатление этакого… девчачьего, что ли. Когда бабушка Мёрфи отправилась в мир иной, а в дом въехала Мёрфи, она почти ничего не стала менять. Единственным свидетельством того, что здесь проживает самый крутой детектив Чикаго, стала деревянная подставка на каминной полке, на которой красовалась друг под другом пара японских мечей-катан.
Из гостиной я прошел на кухню и полез в тумбочку, где Мёрфи держала спички. Я зажег пару свечей, потом с их помощью нашел пару старых керосиновых ламп и раскочегарил и их.
Пока я занимался этим, вошел Томас, взял светящуюся трубку и, держа ее в левой руке, полез в холодильник.
– Эй, – окликнул я его. – Это не твой холодильник.
– Мёрфи ведь не стала бы жадничать, не так ли? – бросил Томас, не оборачиваясь.
– Дело не в этом, – возразил я. – И он все равно не твой.
– Электричества нету, – отозвался Томас, скрывшись в холодильнике по самые плечи. – Не пропадать же добру. Ага, вот, пицца… И пиво.
Секунду-другую я молча смотрел на него.
– Проверь морозильник, – буркнул я, наконец. – Мёрфи любит мороженое.
– Тоже верно, – согласился он, вылез и оглянулся на меня. – Сиди, Гарри, сиди. Я тебе чего-нибудь принесу.
– Я в порядке, – сказал я.
– Нет, не в порядке. У тебя снова вся нога в крови.
Я удивленно опустил взгляд. Бинты, и правда, насквозь пропитались свежей, темной кровью.
– Черт. Как некстати.
В дверях кухни бледным привидением возник Баттерс. Волосы его растрепались больше обычного, что немудрено, если вспомнить, по какой грязи его сегодня валяли. Очки его пропали, и он подслеповато щурился, глядя на нас. Ссадина на нижней губе распухла и потемнела, и на левой скуле тоже темнел впечатляющих размеров синяк – предположительно, след Гривейнова допроса.
– Дайте мне умыться, – сказал Баттерс. – Потом посмотрю, что у вас с ногой. Ее надо держать в чистоте, Гарри.
– Да вы присядьте, – предложил Томас. – Баттерс, вы проголодались?
– Да, – кивнул Баттерс. – Здесь есть ванная?
– Из коридора, первая дверь слева, – отозвался я. – И, кажется, Мёрфи держит аптечку первой помощи под раковиной.
Баттерс молча шагнул к столу, взял одну свечу и так же молча вышел.
– Что ж, – сказал я. – По крайней мере, сейчас он в относительной безопасности.
– Возможно, – кивнул Томас, не переставая выгружать еду из холодильника на стол. – Им известно, что он ничего не знает. Но ты рискнул своей жизнью ради спасения его. Это может навести их на мысли.
– Что ты имеешь в виду? – не понял я.
– Ты был готов погибнуть ради его спасения. Думаешь, Гривейн настолько знаком с понятием дружбы, чтобы дать этому правильную оценку?
Я поморщился.
– Возможно, нет.
– Вот я и говорю: они могут задуматься, чем же это он для тебя так ценен. И что ты такого знаешь, неизвестного им, – он полез в шкаф и нашел там немного хлеба и крекеры. – Может, это не приведет их ни к каким выводам. А может, и нет. Ему стоит держаться осторожнее.