– Кто и что не захочет? – поинтересовался Баттерс. – Ого, оладьи! А мне осталось?

– На плите, – сказал Томас.

– Класс.

– Баттерс, – повернулся я к нему. – Послушайте, в принципе, вы вольны дальше делать все, что считаете нужным. Если хотите, я отвезу вас домой после завтрака.

Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.

– Конечно, хочу. Октоберфест ведь сегодня, и конкурс.

Томас выразительно покосился на меня.

Баттерс посмотрел на меня, потом на него, потом опять на меня.

– Вы хотите, чтобы я что-то сделал?

– Возможно, – кивнул я. – Надо кое-какие изыскания проделать. То есть, я абсолютно пойму вас, если вы решите уехать – типа, от добра добра не ищут. Но и помощь ваша нам не помешает, это правда.

– Изыскания, – повторил Баттерс. – Какие изыскания?

Я объяснил.

Баттерс прикусил губу.

– А меня… никто не попытается меня убить за то, что я делаю это?

– Не думаю, – ответил я. – Впрочем, не хочу вам врать: это чертовски опасная братия. Я не могу предугадать, что им еще придет в голову.

Баттерс кивнул.

– Но… Если вы не добудете этой информации, что случится?

– Остановить их будет еще труднее.

– А если вы не остановите их? Что тогда?

Я отложил вилку: аппетит мой разом куда-то пропал.

– Один из них получит в руки власть космического масштаба. Меня убьют. И множество невинных людей. И одному Богу известно, что можно натворить, обладая такой властью, в долгосрочной перспективе.

Баттерс опустил взгляд на свои оладьи.

Я ждал. Томас тоже молчал. Его аппетит явно не пострадал, так что некоторое время единственным звуком в кухне оставалось позвякивание его вилки и ножа по тарелке.

– Это важнее меня, – произнес, наконец, Баттерс. – Это важнее даже чем полька. Так что, пожалуй, я помогу.

Я улыбнулся ему.

– Премного благодарен.

Томас поднял взгляд и внимательно посмотрел на Баттерса.

– Умгум?

Баттерс кивнул и поморщился.

– Если я уйду, зная, что могу помочь… Не знаю, смог ли бы я жить дальше с этим. То есть, если бы вы попросили меня стрелять в кого-нибудь, или чего еще такого, я бы сразу сделал ноги. Но изыскания – другое дело. Изыскания – это по моей части.

Я встал и легонько хлопнул Баттерса по плечу.

– Томас объяснит вам, что надо.

– А вы куда? – спросил он.

– Мне нужно выяснить, как призвать Эрлкинга, – ответил я.

– Это для этого все так гоняются за этой книгой?

– Наверняка поэтому.

– Но она ведь была у вас в руках. Черт, да вы ведь ее прочитали.

Я провел рукой по глазам.

– Угу. Знаю. Но тогда я еще не знал точно, чего в ней искать.

Баттерс кивнул.

– Досадно.

– Есть немного.

– Жаль, что память у вас не фотографическая, – заметил Баттерс. – У нас в колледже учился один парень с такой. Этому ублюдку достаточно было раз глянуть, и он через неделю запросто из головы как по бумажке шпарил.

Тут меня осенило – я даже дернулся от возбуждения.

– Что вы сказали?

– Э… Что у вас нет фотографической памяти?

– Да, – просиял я. – Баттерс, вы гений.

– Ну… да, – кивнул он и тут же спохватился. – Правда?

– Натуральный гений, – сказал я. – Просто с ума сойти.

– О… Хорошо.

Я встал и принялся собираться.

– Где тот рюкзак, который я просил вас принести?

– В гостиной, – ответил Баттерс. – А что?

– Он вам может пригодиться, – хромая, вышел я в гостиную и вернулся с рюкзаком, на ходу ощупывая выпуклость в месте, где лежал Боб. Потом взял куртку, сунул в карман ключи от машины и направился к двери.

– Куда ты сейчас? – поинтересовался Томас.

– В дозор, – отозвался я.

– Тебе не стоит ехать одному.

– Возможно, не стоит, – согласился я. – Но поеду.

– Хоть Мыша возьми, – настаивал Томас.

Пес услышал свое имя и поднял голову.

– Чтобы держать поводок в зубах? – возразил я. – У меня только одна рабочая рука, не забывай.

Томас нахмурился, но пожал плечами.

– Ладно, – буркнул он.

– На телефоны полагаться нельзя, – напомнил я и бросил ему рюкзак. Он поймал его на лету. – Боб знает, как связаться со мной, если вы обнаружите что-нибудь. Ты понял, Боб?

– Яволь, герр коммандант, – отозвался приглушенный голос из рюкзака.

Баттерс пискнул и едва не упал со стула.

– Ч-что это?

– Объясни ему, – попросил я Томаса. – Свяжусь, как смогу.

Брат кивнул мне.

– Удачи. И осторожнее, ладно?

– И ты. Держи ухо востро. И еще раз спасибо, Баттерс.

– Да не за что. До скорого, – Баттерс потыкал в рюкзак вилкой.

– Эй! – возмутился Боб изнутри. – Прекрати. Щекотно ведь!

Я отворил дверь во двор. Ночной отдых пошел мне на пользу, а осознание того, как можно остановить наследников Кеммлера, придавало моим действиям электризующий смысл. Я подошел к машине, почти не ощущая боли в ноге.

Я повернул руку и там, на ладони, чернел написанный маркером телефонный номер Шилы.

У меня нет фотографической памяти.

Но я знал, у кого она есть.

Глава двадцать седьмая

Я отправился к себе в офис. Ситуация на дорогах могла бы оказаться и хуже. Похоже, народу из пригородов сегодня приехало на работу меньше обычного. Светофоры не работали, но на большинстве мало-мальски нагруженных перекрестков стояли копы-регулировщики, да и водители старались вести машины разумно, не спеша, как и подобает во время кризиса. Собственно, так это и назвали по радио: кризис. Еще пешеходов на улице виднелось больше обычного, и вели они себя проще обычного, лишившись безликих, деловых повадок.

Что ж, с учетом обстоятельств люди реагировали на ситуацию более чем достойно. Похоже, люди вообще могут вести себя при кризисе либо впадая в панику и массовые беспорядки, либо помогая друг другу, как и положено разумным существам. Когда свет вырубался в Лос-Анджелесе, народ жег машины и громил магазины. В Нью-Йорке люди сплотились.

Что ж, хорошо, что люди реагировали не так слепо, как можно было бы ожидать. Даже не напрягаясь, я ощущал пульсирующую, завивающуюся потоками по улицам черную магию. Одной ее вполне могло хватить для того, чтобы посеять в городе панику.

Но, конечно, еще не стемнело. Темнота могла многое изменить.

Какими бы продвинутыми мы себя ни считали, в каждом из нас живет древний, первобытный страх темноты. Страх того, что мы не увидим приближение опасности. Конечно, нам неприятно думать о том, что мы все еще боимся темноты, но если это не так, с чего тогда мы так отчаянно стараемся осветить наши города? Мы окружаем себя таким количеством света, что и звезд-то над головой толком не видим.

Занятная это штука – страх. Достаточно изменить освещение – и все мелкие, незначительные страхи могут вырасти до чудовищных размеров. А уж когда в воздухе клубится, как сейчас, черная магия, этот инстинктивный страх магии подпитывает сам себя, удваиваясь и учетверяясь – и в отсутствие внятных объяснений того, почему погас свет, люди начнут забывать все основанные на логике поводы не ударяться в панику.

Даже если исходить из того, что мне дастся помешать свежеиспеченному темному богу взойти на престол, вечер обещал выдаться поганым. Даже очень поганым.

Я поднялся в офис и попробовал дозвониться Шиле. Телефоны отказались помогать мне в этом – что, впрочем, не слишком меня удивило. Они и в лучшие времена редко работают идеально. Зато у меня в офисе имеется телефонная книга, с помощью которой я нашел ее адрес в Кабрини-Грин. Район этот когда-то пользовался дурной славой; сейчас он не так плох, но и лучшей частью города его тоже не назовешь. На мгновение я остро пожалел о револьвере, который посеял в переулке за букинистом Бока. Не то, чтобы револьвер намного превосходил эффективностью прочие штуки, с помощью которых я могу защитить себя, но на среднего чикагского уличного вора он производит больше впечатления, чем резная палка.