– Спасибо, что принес, – кивнул я. – Все-таки, чего это ты сюда заглянул?
– Я звонил тебе домой, ты не ответил. Я пошел сам. Такое впечатление, будто кто-то пытался сорвать твою дверь с петель.
– Кое-кто пытался, – подтвердил я.
– Но ты сам в порядке? – похоже, он вложил в вопрос больше, чем я ожидал от него.
– Я в порядке, – все это начинало уже мне надоедать. – Блин-тарарам, Билли. Если у тебя есть что сказать, валяй, не томи душу.
Он сделал глубокий вдох.
– Э… Ну… Я, типа, боюсь немного.
Я нахмурился и вопросительно посмотрел на него.
– Послушай, Гарри. Ты… ты ведешь себя как-то странно.
– А точнее?
– Ну… точнее, ты сам не свой, – сказал Билли. – Люди обращают внимание.
– Люди? – переспросил я. Нога снова разболелась. И времени у меня на все эти психологические штучки-дрючки совсем не было.
– Люди, которые тебя уважают, – осторожно объяснил он. – Ну, которые, может, даже боятся тебя немного.
Я молча смотрел на него.
– Не знаю, понимаешь ли ты это сам, Гарри. Но ты ведь можешь быть здорово жутким парнем. Я видел, на что ты способен. И даже те, кто сам не видел, тоже слышали всякого. Ты только поверь: мы все рады, что ты не из плохих парней, но если бы это было не так…
– Что? – я вдруг почувствовал себя ужасно усталым. – Если бы это было не так, что тогда?
– Был бы просто ужас какой-то. Жуткий ужас.
– Ближе к делу, черт подери, – негромко сказал я.
Он кивнул.
– Ты говоришь неизвестно с кем.
– Прости?
Он поднял руки.
– Говоришь неизвестно с кем. Или сам с собой. Вот когда я стоял за дверью, говорил.
– Да ерунда, – сказал я.
– Ладно, – сказал Билли, хотя по тону его ясно было, что я его вовсе не убедил.
– И при чем здесь вся это фигня с разговорами? Что, Бок тоже жаловался на это?
– Гарри… – замялся Билли.
– Конечно, не говорил. Потому что я ничего такого не делал, – заявил я. – Бог свидетель, я делаю порой всякие глупости, но обычно из разряда «это вряд ли получится, но все равно надо попробовать». Я не сбрендил.
Билли скрестил руки на груди, внимательно вглядываясь мне в лицо.
– Понимаешь, в этом вся и штука. Если бы ты сбрендил, думаешь, ты бы сам это заметил?
Я устало потер переносицу.
– Погоди-ка, я правильно понял? Из-за того, что Бок что-то обо мне сказал, и из-за того, что ты слышал, как я разговариваю сам с собой, я вполне созрел для комнаты с мягкими стенами?
– Нет, – мотнул головой Билли. – Гарри, пойми, я не то, чтобы винил тебя…
– Вот ведь как забавно: с моей стороны это как раз выглядит обвинением, – хмыкнул я.
– Я только…
Я стукнул посохом об пол, и Билли вздрогнул.
Он сделал попытку скрыть это, но я это видел: Билли дернулся так, словно боялся, что я нападу на него.
Какого черта!
– Билли, – произнес я негромко. – В городе творятся очень поганые дела. Мне некогда. Не знаю, что такого наговорил тебе Бок, но последние два дня у него тоже выдались поганые. Он измотан. Я не держу на него никакой обиды.
– Угу, – тихо сказал он.
– Я хочу, чтобы ты вернулся домой, – продолжал я. – И я хочу, чтобы ты оповестил своих: всем сегодня нужно в полночь укрыться за своими порогами.
Он нахмурился, снял очки и протер их углом рубахи.
– Зачем?
– Затем, что Белый Совет посылает в город боевую группу. Ты же не хочешь, чтобы кого-то из твоих знакомых зацепило рикошетом?
Билли поперхнулся.
– Так серьезно?
– И мне нужно двигать. Некогда отвлекаться. – Я шагнул к нему и положил руку ему на плечо. – Эй, это же я, Гарри. Я не больше сбрендил, чем обычно, и мне нужно, чтобы вы все хоть немного еще времени мне доверяли. Скажи своим, чтобы не высовывались, ладно?
Он сделал глубокий вдох и кивнул.
– Сделаю так, как ты говоришь, дружище.
– Вот и хорошо. Я не знаю, чего это вы все так испереживались насчет меня. Но мы сядем и обсудим все это – пусть только пыль уляжется. Разберемся во всем этом. Убедимся, что у меня крыша не поехала, а я и не заметил. Обещаю.
– Верно, – кивнул он. – Спасибо. Ты это… черт, извини, а?
– Ладно, обойдемся без эмоций. А то совсем в женщин превратимся. Давай, двигай.
Он сунул мне руку – можно считать, кулак – и вышел.
Я подождал, пока он уйдет. Как-то мне не очень хотелось спускаться в лифте вместе с ним – вдруг он испугается, что я кинусь на него с топором, или с мясницким ножом, или еще с чем таким.
Я оперся на посох и постоял с полминуты, раздумывая обо всем этом. Билли и правда переживал за меня. Настолько переживал, что боялся, что я могу сделать с ним что-нибудь. Что, черт подери, я сделал такого, чтобы напугать их до такой степени?
И следующий вопрос, который я не мог не задать себе следом за этим, совсем уже крутой вопрос.
А что, если он прав?
Я потыкал себя в лоб пальцем. Нормальный лоб, не мягче и не тверже обычного. Я не ощущал себя психом. Впрочем, лишаясь рассудка, ты сам осознаешь это? Психи никогда не считают себя психами.
– Я всегда разговаривал неизвестно с чем, – сказал вслух. – И сам с собой.
– Верно сказано, – согласился я с собой. – Если это не означает, что ты все это время жил сбрендивши.
– Обойдусь без хитрозадых реплик, – возразил я сам себе. – Работать надо. Вот и заткнись.
Насколько я мог понять, все это придумала Джорджия. Начиталась, наверное, своих учебников по психологии. Может, она даже пала жертвой какой-нибудь разновидности психологической ипохондрии, или как это там у них называется.
За окном громыхнул гром, и дождь усилился.
Меньше всего мне нужны были сейчас всякие сбивающие меня с толка мысли. Я выбросил из головы разговор с Билли, отложив переживания на потом. Я перезарядил револьвер – от разряженного револьвера ненамного больше пользы, чем от потерянного – сунул его в карман, вышел, запер за собой дверь и спустился к машине.
Мне предстояло ехать к Шиле – проверить, хранит ли ее замечательная память стихи и вирши из этой дурацкой книжки. А потом вычислить, как вызвать дикого, смертельно опасного властелина самых зловещих окраин Фэйре, и не просто вызвать, но и держать взаперти, чтобы наследники Кеммлера не смогли использовать его в своих целях. А впридачу к этому, мне предстояло найти «Слово Кеммлера» и каким-то образом передать его Мавре, да так, чтобы об этом не узнал Белый Совет.
Проще пареной репы.
Спускаясь в лифте, я невольно признал, что Билли, возможно, не так и неправ.
Глава двадцать восьмая
Жилой комплекс Кабрини-Грин, в котором жила Шила, знавал лучшие времена. Впрочем, знавал и худшие. Город закачал в проекты городской реконструкции довольно большие деньги, и процесс этот был в самом разгаре. В доме у Шилы тоже велись работы: и вестибюль, и половина жилых этажей имели недоделанный вид. Войдя в подъезд, я не увидел ни одного рабочего, но повсюду стояли подмости, громоздились штабеля досок и гипсокартонных плит – в общем, строители наверняка продолжали бы работу, не погасни в городе свет.
Обогнув стройматериалы, я добрался до лифта и нашел кнопку нужной мне квартиры на девятом этаже. Я нажал на кнопку и не снимал с нее пальца, пока не сообразил, что электричества, чтоб его, нету… значит, и звонка моего она не слышит.
Я поморщился и огляделся по сторонам в поисках лестницы. Вряд ли моей ноге сделается лучше после подъема на девять этажей, но и выбора у меня другого особенно не оставалось.
Дверь на лестницу, само собой, держали запертой – впрочем, это был стандартный пожарный выход со стандартным же накладным замком с внутренней стороны. Я поднял посох, огляделся по сторонам, удостоверившись, что меня никто не видит, а потом сделал легкое движение концом посоха, пробормотав: «Forzare».
Легкое усилие воли захватило задвижку замка и отодвинуло ее. Дверь приоткрылась на дюйм или два, я вставил в щель конец посоха, не давая ей захлопнуться, потом надавил плечом. Оказавшись на площадке, я с надеждой посмотрел наверх, но – увы! – лестница не сделалась короче, да и в эскалатор не превратилась. Я вздохнул и принялся медленно, ступенька за ступенькой подниматься.