— Чего ты хочешь?

Голос, с присущей только ему хрипотцой, эхом вибрировал в каждом потаенном уголке сознания Татьяны и пробуждал греховные мысли. Тело живо отзывалось на этот тембр сладкой дрожью поднимаясь от кончиков пальцев. Таня растворялась в этом чарующем звуке. Неожиданно все встало на свои места. Она интуитивно почувствовала, что делает все правильно. Что именно она должна помочь Саше перешагнуть через неуверенность.

— Я хочу, чтобы ты любил меня, — прошептала, не прерывая зрительного контакта.

От ее признания его сердце замерло на несколько секунд и помчалось ритмичной рысью. Душа раскрылась навстречу, Саша жаждал отдаться новому чувству, хоть и не признавался себе в этом, но боялся. Страх новой боли был слишком велик, надежно обосновался в его сердце и во сто крат превосходил крошечную надежду на счастье.

— Это невозможно, — печально улыбнувшись, ответил он. Отказывался, даже не попытавшись. Рубил сразу, не оставляя себе возможности передумать.

— Почему? — тихо спросила она. Видела его метания. Интуитивно чувствовала, что Саша взволнован не меньше.

— Я сломанный… мне уже никогда не стать другим… — обреченно прошептал он и опустил голову. Сдавался неизбежности, знал, что не может дать Тане ничего, и не хотел ломать ее жизнь. История с бывшей женой оставила слишком большой отпечаток на его судьбе. Он был обречен на одинокое скитание в лабиринте жизни.

Таня невольно улыбнулась. Нежно провела ладонями по его лицу, вынуждая вновь посмотреть на нее и ответила:

— Я не хочу, чтобы ты становился другим…

— Ты замечательная. И тебе нужен другой человек, который будет тебя любить, носить на руках, я, увы, на это уже не способен.

Его голос дрожал от отчаяния. Внутренняя борьба была настолько очевидна, что ее сердце невольно сжалось от боли. Она кожей чувствовала его мучения и была готова сражаться до конца.

— Откуда ты знаешь, что мне нужно?

— Ты молодая, красивая, разве это не очевидно?

— Нет. — Мягкая улыбка озарила ее лицо. — Я первый раз в жизни делаю то, что хочу именно я.

— Тань… — Саша хотел донести да нее свою позицию, но она не позволила, приложив пальцы к его губам.

— Дай мне договорить. Я никогда не делала того, что делаю сейчас. Это же неправильно — навязываться мужчине. Но сегодня я поняла одну простую вещь: если любишь, все становится правильным.

Каждое слово с болью врезалось в его сердце, заставляя отчаянно трепыхаться от новых волнительных чувств. Саша был беззащитен, Таня загнала его в угол.

— Тань, это не любовь… — Последний отчаянный рывок. — Ты видишь во мне рыцаря и пытаешься отблагодарить. Не нужно…

Момент истины настал. Сейчас все зависело от нее. Таня могла согласиться и уйти или доказать свою правоту. Она больше не боялась, осталось только набраться смелости и сделать, что задумала.

Ни слова не говоря, спустила с плеча одну лямку сорочки, затем вторую, и тонкая ткань водопадом скатилась к ногам, открывая взору Саши обнаженное женское тело. Он смотрел на нее и не мог поверить своим глазам. Это шах и мат, полный разгром.

Таня взяла его руку и приложила к своему сердцу.

— Послушай, как оно бьется. — Он чувствовал частые удары под своей ладонью. Ее нежная кожа сводила с ума, а запах… ему казалось он пропитался им до краев. — Ты думаешь, это из благодарности? Нет. Оно бьется от любви к тебе. Для тебя. Я чувствую, что тоже не безразлична тебе…

— Тань…

Она вновь приложила пальцы к его губам, пресекая все возможные возражения. Видела, как полыхают его глаза, и упивалась своей властью. Опыта у нее было немного, но отличить равнодушие от желания была вполне способна. Пусть он не любит пока, ее любви хватит на двоих.

— Не надо. Просто позволь мне попытаться…

Таня обняла его за шею и, прикрыв глаза, медленно потянулась вверх. Не испытывала ни страха, ни смущения, лишь легкое волнение перед прыжком в неизвестность.

Саша не смог подавить отчаянный вздох и покорно приник к ее губам, жадно впитывая их неповторимый вкус. Сдался чувствам, распиравшим изнутри, полностью признавая свою капитуляцию. Все так тщательно возводимые им границы рухнули в одно мгновение, нежность Тани с легкостью просочилась сквозь плотину неуверенности и разнесла ее в щепки, выпустив на волю мощный поток эмоций. Они, словно изголодавшиеся звери, накинулись на добычу, сбивая с ног силой и многогранностью.

Саша порывисто ласкал ее губы, будто не давая шанса передумать ни себе, ни ей. Но она и не помышляла об этом, просто расслабилась, доверив всю себя искусным рукам. Его поцелуи не были похожи ни на что известное ей раньше. Таня не могла даже представить, что они бывают такими глубокими, дразнящими, разжигающими безумное пламя в душе и теле. От соприкосновения с его горячим языком вздрагивала каждая ее клеточка и наполнялась восторгом.

Воздух в легких стремительно заканчивался, Саша усилием воли заставил себя оторваться от манящих губ, чтобы вдохнуть. Желание ослепляло, опыт прошлых ошибок сгорал в топке страсти. Все меркло перед новыми, неизведанными ранее ощущениями. Его руки беспорядочно метались по телу Тани и никак не могли найти приют. Ему хотелось быть сразу везде, касаться каждого уголка ее совершенного тела. Ни одна женщина не вызывала в нем такого безудержного всплеска эмоций. Даже с Ольгой он всегда контролировал себя, сейчас же действовал исключительно на автопилоте, слепо следуя первобытным инстинктам. Саша боялся испугать Таню своим неукротимым напором, но она бесстрашно отзывалась на его ласки и уверенно шла за ним в мир удовольствий.

Она зарылась пальцами в его короткие волосы и прижалась теснее, сразу же ощутив, как от жара его тела тысячи колючих иголочек ринулись по коже. Невольно скользнув сосками по обнаженному торсу, не смогла сдержать сладостный стон, откинула голову, открывая доступ к шее, и вцепилась в его плечи, чтобы сохранить равновесие. Голова кружилась от охватившей эйфории, Таня не успевала за своими ощущениями, они множились со скоростью света и сменялись, как в калейдоскопе.

Так давно хотела дотронуться до него, а сейчас, получив полный доступ к телу, растерялась, не знала, что делать, чтобы доставить ему удовольствие. Ее познания в сексе были довольно скудны, муж обычно все делал сам. Да и вообще их секс был словно списан с учебника. Разделись, поцеловались, переспали, уснули. Татьяна догадывалась, что так быть не должно, но ее все устраивало. Находила свои плюсы в такой жизни и таком любовнике. А сейчас хотелось безумств, в ней будто проснулась другая женщина, порочная и смелая.

Поддавшись порыву, она прошлась руками по крепкой спине, отмечая, как перекатываются мускулы под ее ладонями, и, подцепив резинку боксеров, потянула их вниз.

Саша не смог стерпеть такой дерзости, зарычал ей в шею и, подхватив под ягодицы, шагнул к кровати. Бросив ее на середину мягкой постели, рывком стянул свои трусы и присоединился к ней. Неистово ласкал ее всю целиком, услаждая каждый сантиметр, наслаждаясь бархатом кожи. Восторг обладания пьянил сознание лучше любого алкоголя, болезненная эрекция доставляла дискомфорт, но он не хотел спешить. Еще не полностью насытился ей. Жадно скользил губами по коже, оставляя дорожки из крохотных мурашек. Добрался до чувствительного соска и несильно прикусил зубами, сорвав сдавленный стон. Сладкий привкус молока вызвал улыбку и придал его ощущениям колорита.

Таня благодарно отзывалась на каждое прикосновение, выгибалась навстречу ладоням и торопливо ласкала в ответ. Мягко массировала плечи, гладила напряженную спину, осторожно царапая ноготками. Саша грубо сжал ее грудь, и у нее перехватило дыхание, новая волна возбуждения погребла под собой. Он был везде, целовал, кусал, колол щетиной и нежно зализывал, создавая восхитительный контраст тактильных ласк. Таня потерялась в своих ощущениях, они были мощными и одновременно прекрасными. Она не могла сконцентрироваться ни на чем, просто превратилась в кусок бесформенной глины.

Вулкан их страсти кипел и бурлил, предупреждая о возможном извержении. Саша дрожал от нетерпения, с трудом смиряя своих бесов. Хотел сделать все красиво, чтобы Таня надолго запомнила их первую ночь, но не рассчитал силы. Длительное воздержание не пошло на пользу. Он понял, что попросту не выдержит эту сладостную пытку. Навалившись всем телом, развел ее бедра в стороны и, вспомнив одну немаловажную деталь, едва не взвыл.