К лугу, где смоки напали на половцев, он выбрался скоро. Подгоняемый ударами пяток, конек нес резво. Взгляду кузнеца открылась картина побоища. Сотни тел валялись на траве: затоптанные, зарубленные, проткнутые копьями… Часть половцев сумела уцелеть. Их кони ускакали, пешком степняки передвигаться не умели, да и не знали, куда. Они ошеломленно бродили по лугу, не понимая, что делать.

Глоба подъехал и сполз на землю. Верхом воевать он не умел. Первый попавшийся ему половец попытался убежать, но безуспешно. Удар по темени расколол ему череп. Глоба для верности стукнул еще раз и двинулся дальше. Следующий половец выхватил саблю. Напрасно. Кол длиннее, да и проворнее – в руках Глобы, конечно. Обычный человек его едва бы поднял. Клинок половца переломился, а следом – и шея поганого. Бить вдругорядь Глоба не стал – нет нужды. Потеха началась и продолжилась. Словно ангел смерти, метался кузнец по лугу, бил, перепрыгивал через мертвые тела и устремлялся к новой жертве. Не переживи кочевники нападение змеев, так легко бы не вышло. Руса взяли бы на копья или истыкали стрелами. Но ни первых, ни вторых у половцев не оказалось. Копья остались под Путивлем, а луки, притороченные к седлам, унесли взбесившиеся кони. Пешими половцы сражались плохо. Но даже сейчас у них имелся шанс: их было много. Следовало напасть одновременно и ударить со всех сторон; тут страшному русу и пришел бы конец. Найдись среди половцев смелый и решительный военачальник, так бы и случилось. Только не нашлось.

Ужас, вызванный нападением смоков, все еще владел половцами; из существовавших путей спасения они выбрали наихудший – бегство. Однако скрыться от разъяренного гиганта оказалось пустой затеей. К тому же, вместо того чтоб броситься в лес, кочевники метались по лугу. А Глоба настигал и бил… Брызги крови и ошметки мозгов летели на лицо и на тело Глобы, скоро кузнец с головы до ног, как коростой, покрылся красным. И без того страшный врагу, теперь он и вовсе походил на чудовище. При одном взгляде на мстителя у кочевников слабели ноги. А Глоба поднимал и опускал кол… Опомнился, когда бить стало некого.

Оглядевшись, он бросил скользкий от крови кол и побрел к оставленному коню. Жажда мести, заставлявшая его убивать, была утолена – и с избытком. Глоба ощутил, как ноют натруженные руки и плечи, саднят щиколотки, у него возникло нестерпимое желание упасть посреди этого луга и умереть. Он так бы и сделал, но у Путивля осталось тело жены. Он не сумел ее спасти, так хоть соберет в последний путь. Что до него самого…

Громкое хлопанье прервало думы кузнеца. Глоба глянул в сторону. На возвышение у края луга садился огромный змей. Его грудь и брюхо укрывал доспех из металлических пластин, на спине чудовища сидел человек в броне и золоченом шлеме. Как ни был Глоба опустошен схваткой, но от такого зрелища онемел.

Змей тем временем благополучно приземлился, всадник соскочил на траву и дал знак подойти. Жест его был настолько властным, что кузнец не посмел ослушаться.

– Ты кто? – спросил всадник, когда кузнец приблизился.

– Глоба, – ответил кузнец. – А ты?

– Иван, князь Галицкий.

«Это его смоки гнали половцев! – понял кузнец. – Дружинник не обманул: бежали шибко». Он с уважением глянул на князя. Тот был высок, но не настолько, как Глоба, и поуже в плечах. С загорелого лица смотрели на Глобу ярко-синие глаза.

– Летел поглядеть, где князья с дружиной, – продолжил князь, – гляжу: ты тут машешь. Многих убил?

Глоба пожал плечами: не считал. Иван внимательно вгляделся в его лицо и согнал улыбку с губ.

– Кого у тебя? – спросил тихо. – Родителей, детей, жену?

– Всех! – ответил Глоба.

Князь нахмурился и ковырнул сапогом луговину.

– Ладно, – сказал после короткого молчания. – Ты вот что… Собери оружие поганых, какое получше, да и кошели срежь. Спеши! Скоро путивльские набегут. Стан они ограбили, теперь сюда кинутся.

«А как же Цвета?» – хотел спросить Глоба, но препираться не стал. Не потому, что Иван – князь. У Глобы и свой имелся. Иван прогнал половцев, дав Глобе возможность утолить бушевавшую в сердце месть. Князю нужна добыча? Глоба соберет, руки не отвалятся!

Кузнец вернулся на луг и двинулся вдоль неподвижных тел. Далеко не у всех поганых имелись мечи, да и те, что попадались, оказались большей частью дрянными. Чтоб определить это, хватало взгляда. Глобе приходилось выделывать клинки – заказчиков хватало, так что в оружии толк он знал. Редко, но хорошие мечи попадались. Глоба подбирал и совал их за пояс. Набралось с пяток. Кошели оказались большей частью тощие, но попадались и полные. Кузнец не заглядывал в них. Срезал с поясов и бросал в подобранную здесь же сумку. Она быстро потяжелела и стала резать плечо. Глоба решил, что пока хватит. Он отнесет добычу князю, если будет мало, то продолжит.

Подойдя к змею, Глоба потащил с плеча сумку. Князь остановил.

– Тебе! – сказал не допускающим возражения тоном. – За храбрость! Мечи продашь, ну, а серебро… Купишь дом, выстроишь кузню, женишься… Ты еще молодой!

Кузнец потрясенно смотрел на князя.

– Живи, Глоба! Назло им! – князь кивнул в сторону убитых половцев. – Они этого не хотели.

Иван повернулся и пошел к змею.

– Княже! – окликнул Глоба.

Иван обернулся.

– Я…

Глоба не знал, как выразить, что лежало на сердце. Иван произнес слова, которые легли в его опустошенную душу, как зерно в распаханную землю. В той, прежней, жизни Глоба не любил подчиняться. Родителей, знамо дело, почитал, боярину и тиуну кланялся, но без охоты. Он был вольным людином, в любой момент мог собраться и уйти. И вот сейчас, впервые в жизни, он не желал воли.

– Возьми меня к себе!

Глоба выпалил это, поражаясь собственной дерзости. Кто он такой? Или у князя нет кузнеца? Уйти с Иваном, однако, хотелось. Глоба готов был отдать добычу, лишь бы князь согласился. Глобе не хотелось возвращаться в весь. Там все напомнит об утрате. Глоба подумал, что спаси он Цвету, у них вряд ли бы сладилось. Он не забыл бы, что видел, а она – того, что он на это смотрел. Так бы и жили, мучаясь.

– Не боишься лететь? – спросил Иван.

Глоба замотал головой. На самом деле страх был, но кузнец постарался его задавить. Князь указал на седло позади себя. Глоба послушно забрался и под присмотром Ивана привязался ремнями.

– Тут еще… – сказал робко. – У Путивля жена осталась непохороненная.

– Опоздал! – сказал Иван. – Когда вылетал, видел, как могилу копали. Большую. Там и другие лежат, – князь вздохнул. – Наверное, забросали уже. Не печалься! Поп там имеется, отпели. Прилетим в Киев, панихиду закажешь! А у меня дела. Держись!

Глоба кивнул. Смок поднялся на лапы, разбежался и взмыл в небо. «Ух ты!» – подумал кузнец. Страшно ему не было…

Бельдюзь на соединение с Кончаком не пришел. По очень простой причине: убили. Приложило ли хана камешком по затылку, затоптали ли в панике, так и не узнали. Сгинул – и все дела. Ордой командовать стало некому, половцы брызнули в стороны. Что облегчило киевлянам и белгородцам их преследование и уничтожение. В змеях нужды более было, и Брага перебросил их к Прилукам. Здесь намечалась решающая битва.

Гза с Кончаком не зря слыли добрыми воителями, выводы из разгрома сделали. Не повели войско в открытое поле, где его неизбежно разогнали бы смоки, а заняли поросший лесом холм, где и заложились. То есть устроили засеки на подступах к вершине и поставили за ними лучников. Спешившись, половцы сбили коней в табуны и загнали за изгороди – чтоб не сбежали. Таким образом, соединенному войску Давыда Смоленского (Ярослав остался в Чернигове), Игоря Новгород-Северского и Всеволода Курского предстояло брать приступом укрепленную позицию численно превосходящего противника – половцев оставалось много. При этом главный козырь русских дружин – тяжелая конница выпадал из игры: засеку всаднику не преодолеть. Штурмовать поганых в пешем строю означало нести великие потери – стреляли половцы метко. Их стрелы с четырехгранными наконечниками пробивали как кольчатую броню, так и пластины куяков. Щит удар выдерживал, но, преодолеть с ним засеку трудно: воин неизбежно раскроется. Удар стрелой или копьем… Пока дойдет до рукопашной, русичей станет мало.