– Забирай! – вздохнул патриарх. – В воспитатели – благословляю!

– Владыка!..

Иван подбежал и приложился к руке Софрония.

– Но-но! – Патриарх оттолкнул его и погрозил пальцем. – Я сказал: в воспитатели, а не в жены. Раз монашка, так держать себя должна в строгости. Ходить в рясе, жить в келье. В княжьем тереме, но отдельно. Ясно?

– Но…

Иван не договорил.

– Свечку над вами держать не буду! – буркнул патриарх. – С монашкой жить грех, но блуд – грех еще больший. С этой хоть венчаны. Господь милостив… – добавил Софроний, досадуя на свою мягкотелость. – Только учти: монашки не рожают!

– Не будет! – заверил Иван, нахлобучивая шапку. – Спаси тебя Бог, владыка!

«Надеюсь, про постные дни помнишь?» – хотел спросить Софроний, но князь уже скрылся за дверью. Патриарх покачал головой, обернулся к иконе. Осенив себя крестным знамением, забормотал молитву.

Во дворе Иван прыгнул в седло и погнал коня. Стража метнулась следом. Князь несся так, что догнали лишь у монастырских ворот. Бросив поводья, Иван спрыгнул на землю и постучал в калитку. Открыли сразу. Войдя, Иван замер. Ваня с Петей носились по двору, распугивая монахинь. В руках мальчиков были палки, которые, как догадался Иван, изображали мечи. Дети увлеклись и не сразу заметили гостя. Первым среагировал Петруша.

– Баська!

Бросив палку, он устремился к Ивану. Ваня помешкал, но последовал за братом. К отцу они подбежали разом. Иван подхватил сыновей и стал целовать их в замурзанные мордашки. Петя ответил, а Ваня уперся руками в грудь.

– Я не девка! – сказал сердито. – Нечего!

– Не буду! – заверил Иван.

– Меч подержать дашь?

– Непременно! – заверил Иван.

– И мне месь! – заторопился Петруша.

– И тебе! – пообещал князь. – Вот только с мамкой поговорю. Она где?

– Дома! – сказал Ваня.

– Прядесь, – добавил младший.

– Погуляйте!

Иван отпустил сыновей и поспешил к терему. Оляна пряла. Сидя спиной к двери, она не видела, кто вошел. Услышав скрип, бросила через плечо:

– Умывайтесь, живо! Мурзатым хлеба не дам.

– Я чистый! – сказал Иван.

– Ой!

Веретено выпало из рук Оляны. Вскочив, она уставилась на мужа. Вопрос, читавшийся в ее взоре, был настолько пронзительным, что Иван едва сдержался.

– У меня дети, – сказал, делано хмурясь. – Четверо. Их надо растить, учить уму-разуму. Нужен воспитатель, добрый. Как думаешь?

Оляна не ответила. Стояла, не отводя взгляда от лица мужа.

– Где найти? – продолжил валять дурака Иван. – Я вот подумал… Кто справится лучше монахини?

Оляна прижала руки к груди. Во взоре ее надежда боролась с сомнением, и он не утерпел.

– Патриарх благословил! – сказал, подмигнув.

Спустя мгновение Оляна висела у мужа на шее и что-то бормотала, покрывая поцелуями его лицо. Иван ласково гладил ее по спинке. В дверях, застыв, удивленно глядели на это Ваня с Петей.

Студеная роса холодила босые ноги, мочила края портов, но Меша упрямо торил путь через луг. Удочка, сделанная из орехового прута, покачивалась в правой руке. В левой – черепок с червями, накопанными с вечера. Знатная выйдет рыбалка! Леска на удочке из конского волоса – сам у соседского Буланки из хвоста надергал, крючок железный, кованый – пудового сома выдержит! Мамка обрадуется – давно в доме рыбки не видели.

Если б не случай, гнал бы отрок сейчас овец: пастушку рыбачить некогда. Да только седмицу тому явилось близь войско. Приехали вои и скупили скот. Дали такую цену, что мужики рядиться не стали – пригнали все, что было. Овечек, бычков, телочек, свиней… Сгоряча некоторые и коров хотели, да вовремя спохватились: без коровы в зиму не выжить. Меша остался без дела. Грех не воспользоваться!

Войско им сам бог послал. Мужики поначалу встревожились; думали скот в лесу прятать да баб с девками схоронить, но прискакавший сотник заверил: если и будут что брать, то за серебро. А баб ежели кто обидит, то жаловаться государю, тот за такое вешает. Прав оказался сотник. За скот заплатили, а что до баб… Вои навезли портов мыть – за плату, конечно, тут все и случилось. Бабы потащили порты к реке, начали тереть их мочалом да выколачивать пряниками. Понятное дело, согнулись, подобрали подолы. Один из воев глядел, глядел, затем скакнул к конопатой Милке и что-то на ушко шепнул. Милка распрямилась, вытерла мокрые руки и скакнула с воем в кусты. Обратно оба вернулись довольные. Мужу Милки о том рассказали. Он взялся за вожжи, а Милка ему резану, что вой за утеху дал, и сунь. Муж обомлел. За резану овечку купить можно, а тут за что?

Недолго думая, муж запряг коня и отвез Милку к войску. Обратно они вернулись затемно, но довольные донельзя. Пять ногат заработала Милка! Избу можно ставить! Еще столько добавить – и жеребчик! Да где такое видано?

Назавтра из веси потянулся поезд. Мужики, побросав баб в телеги, двинулись к войску. Перенявший их сотник хотел прогнать, да бабы завопили в голос, что сами согласные. (А чего бы и нет? Мало, что денег дадут, так и приласкают. И кто? Молодые да гожие! И муж не против…) Сотник, выслушав, засмеялся.

– Девок чтоб не было! – сказал, щеря зубы. – Бабы ладно. Государь узнает, взыщет.

Вовремя сказал. После того как бабы с серебром вернулись, девки с ума сошли. Не все, конечно, а те, кого замуж не брали. Пять ногат – это ж какие деньги! С таким приданым любую возьмут: косую и рябую. Пищом в телеги лезли – пришлось кнутом отгонять. Хорошо, батюшка помог. Ходил, потрясая крестом, грозя отлучить блудниц от причастия. Насчет баб мужики с ним договорились, пообещав церкви десятую долю, а вот девок поп прогнал. Только все равно их у войска видели – пешком пробрались. Которые и ночевали там. А что? С них не убудет, а коли и прибудет, так вои у государя крепкие. Мальчонка или девка родятся – все добрые работники, а серебро, мамкой заработанное, семье, ох, как сгодится. Муж будущий не попрекнет, рад будет, что богатую взял. С избой свежесрубленной, конем справным, коровой молочной… Счастье!

Реку окутывал туман. Он клубился и полз на высокий берег, цепляясь за крону ветлы, подле которой собрался рыбачить Меша. Здесь, под обрывом, хорошо брал окунь. Хищный, с красными плавниками и крепким, упругим телом. Юшка из такого выходит духмяная и клейкая. Сдобренная корешками, тает в рту.

Меша ступил в туман и вдруг заметил чужака. То, что это не свой, было видно сразу. Плечи чужака укрывал багряный плащ, такого же цвета шапка с меховой оторочкой сидела на голове. Из-под шапки выбивались седые волосы. Старик сидел к Меше спиной и, свесив ноги с обрыва, что-то бормотал. Отрок замер и прислушался.

– …Все меняется, – бормотал старик. – Не было Крестового похода против Руси, точно помню. Не было – и все! И татары явились раньше. А может, это другой мир? Одиннадцать войн… Татары приходили, половцы, с Литвой воевали… Новгород восставал, Владимир, когда Всеволод погиб. Сколько крови… Олята в Литве сгинул, Свень с Братшой под Новгородом, Брага на Калке… Никого из ватаги более нет. Сам уцелел чудом. Семнадцать покушений. Стреляли, травили, подсылали татей. Если б не Алексий… Оно того стоило?..

Меша потер ступней другую. Что делать? Бежать? Чужак заговаривался, но опасным не выглядел. Со стариками бывает – у них в веси такие есть. Бормочут себе – и пусть. Этот наверняка из государевых воинов, а те смердов не обижают. Искать другое место? Неизвестно, как берет там рыба. Утренняя зорька короткая. Пропустишь жор, бросай удочку! Отрок кашлянул.

Старик обернулся и, увидев Мешу, поманил его рукой. Отрок поколебался, но подошел.

– Ты кто? – спросил старик.

– Меша, – сказал отрок. – Пастух. Это мое место. Я здесь рыбу ловлю.

– Сегодня не выйдет, – развел руками чужак.

– Почему? – насупился Меша.

Старик повернулся к реке и вытянул руку. Туман, плывший над водой, заколебался, сквозь него проступила темная туша. Меша всмотрелся. Это был змей: огромный, с шипастой головой на толстой шее. Подплыв к берегу, змей осклабился, показав ряд острых и длинных зубов. Меша попятился.