– Семья боярина-отравителя, – подтвердил Алексий.

– Зачем?

– Увидишь!

Гридни поставили женщину и детей против приговоренного боярина. Тот переступил с ноги на ногу и замычал. Капли стекали с его лица, но было не разобрать, что это: дождь или слезы.

– Батька! – крикнула девочка, но брат зажал ей рот.

По знаку распорядителя подскочили служители. Они сорвали с женщины убрус и ловко забили ей шею в деревянную колодку. Боярыня завыла. Служители, не обращая внимания, надели такие же колодки на отроков, не тронув, однако, девочки. Лишь забрали ее у брата, поставив рядом. Тот, неловко склонившись, нашел руку сестры и сжал в ладони.

– Что это? – спросил Леонид.

– Обратили в рабы, – пояснил зять.

– За что?

– По обычаю русов, семья отравителя подлежит смерти. Иван их помиловал.

– Ничего себе милость! – буркнул Леонид.

– Зато живы, – пожал плечами зять.

«Тебе виднее!» – думал съязвить Леонид, но промолчал, вспомнив Андроника. Тот бы не помиловал…

К распорядителю, стоявшему подле новообращенных рабов, подошел, судя по лицу и одежде, грек и протянул кожаный мешочек. Распорядитель взял, сунув взамен конец веревки. Купец дернул, веревка, привязанная к колодкам, натянулась, цепочка рабов потащилась за хозяином. Девочка, которую оставили свободной, шла рядом с братом, оглядываясь на отца. Тот стоял, потупив голову.

Когда процессия скрылась в толпе, к осужденным двинулись четверо воинов. Они несли на плечах лопаты. Мужчина в холстине при виде их заверещал. Ближний воин, подойдя, ударил его в грудь. Осужденный качнулся и свалился в яму. Боярин встретил удар, расправив плечи. После того как и он упал, воины стали забрасывать яму землей. Мокрые комья, соскальзывая со штыков, тяжело падали вниз. Толпа завопила, потрясая кулаками.

– Кто это? – спросил Леонид, указывая на воинов с лопатами.

– Побратимы князя, – ответил Алексий.

– Вызвались палачами?

– Жребий тянули. Каждый хотел.

Леонид оглянулся на толпу. Распяленные в крике рты, перекошенные ненавистью лица… Эти, пожалуй, тоже не отказались бы. Любят здесь князя.

Воины, закончив, притоптали землю и ушли. Тут же, повинуясь знаку князя, конные дружинники окружили место казни. Опустив копья, они направили их в сторону толпы.

– Зачем? – удивился Леонид.

– Чтоб не раскопали, – пояснил зять. – Не то вытащат трупы и повлекут по улицам. Натешатся и пойдут громить владимирское подворье.

«Пусть!» – хотел сказать Леонид, но промолчал. Не его ума дело…

Юрий, сгорбившись, смотрел на казнь. На душе было муторно. Он не жалел Жилку – тот заслужил смерть. А вот семью боярина привезли зря. Иван не требовал этого. Дружина ропщет. Наказать виновного – право князя, но семья при чем?

Великий встретил Юрия холодно. Принял пленников, объяснение выслушал, но расспрашивать не стал. Юрий заикнулся о присяге, князь сделал вид, что не слышит. Попросил не спешить с отъездом, на том встреча и кончилась. В Киеве Юрий жил свободно, но чувствовал: приглядывают. Вздумай сбежать, переймут.

Смотреть казнь Юрию не хотелось, но пришлось. Посыльный Великого был непреклонен. И вот теперь, сидя в седле, Юрий поглядывал на застывших обочь князей. Зачем они здесь? Для чего съехались? Казни не видели? Великий что-то задумал.

Догадка подтвердилась. По завершении казни к Юрию подъехал Иван.

– Пожалуй с нами! – сказал коротко и ускакал, не потрудившись проследить, подчинится ли гость. Юрий, конечно же, послушал. Уж больно хмуро глядели гридни из стражи Великого.

«Чего хочет Иван? – размышлял Юрий дорогой. – От Жилки правду узнать не мог, а что догадывается… Потребует виру? Заплачу! Хоть тысячу гривен! Города обдеру, но отдам! Лишь бы вырваться!»

Сейчас Юрий осознавал: зря не послушал Жилку. Приди Иван с войной, он мог бы укрыться у хазар, а через год вернуться с войском. Такое на Руси случалось. Некогда Олег Гориславович, изгнанный братьями, вернулся с половцами и отбил Чернигов. Потомки Олега и доныне им правят. Юрий пришел бы с хазарами. Те, конечно, пограбили бы земли, зато стол князю вернули. Поспешил…

У терема Юрий спешился и вместе с другими поднялся в гридницу. Князья, заходя, рассаживались вкруг стола. Юрий сунулся следом, но Иван остановил.

– Стань здесь! – сказал, указав место посреди гридницы.

Юрий только зубами скрипнул. Худо…

Когда все расселись, Иван кивнул боярину со свитком. Юрий не заметил, как тот вошел. Боярин был смугл и горбонос. Юрий знал, что зовут его Алексий, что он ромей, перешедший на службу к Ивану. Говорили, что Алексий подвизается советником по тайным делам наподобие покойного Жилки. Этот Алексий и сосватал князю ромейскую царевну, так неудачно отравленную Тютей. Грека стоило опасаться.

Алексий развернул свиток.

– При розыске об отравлении великой княгини боярин Жилка показал…

– Лжа! – перебил Юрий. – Жилка не мог сказать!

– Ну, да, – заметил Иван, – ты же у нас умный, язык ему вырвал. А вот руки оставил. Забыл, что боярин – грамотный? Покажи, Алексий!

Ромей подступил и развернул перед Юрием свиток.

– Узнаешь руку боярина?

Юрий промолчал. «Это все ромей! – подумал с ненавистью. – Наш бы не догадался!» Внезапным озарением он понял, что ему следовало пообещать Жилке заботу о семье, тогда боярин его не продал бы. Он отнял у Жилки все, тот обрадовался возможности отомстить. Почему добрая мысль приходит в голову поздно?

– Означенный Жилка в присутствии видаков собственноручно начертал, что наущал Тютю отравить Великого по приказу князя Юрия. И что князь говорил ему следующее. Как только умрет князь Иван, Юрий пойдет на Смоленск…

– Сволочь! – подскочил Давыд Смоленский. – Ты же к дочке моей сватался! Сказал: женишься, как подрастет!

Ярослав Черниговский хмыкнул.

– А после, – как ни в чем не бывало продолжил Алексий, – он обложит Чернигов…

– Это… – Ярослав растерянно глядел на Ивана. – К Покровам срядились свадьбу сыграть. Юрий сам приезжал, дары привез… Он что, поганый, двух жен иметь?

– Можно по очереди, – сказал Иван. – Сначала с твоей дочкой, затем плеснуть ей зелья – и с его! – Он кивнул на Давыда. – А там, глядишь, и третья сыщется.

– Сучье стерво! – побагровел Ярослав. – Да я его…

– Погоди! – перебил Великий. – Дай боярину окончить.

– После чего, – прочел Алексий, – собирался князь Юрий приступить к Киеву и взять город, чтобы самому стать Великим.

Он свернул пергамент, поклонился и вышел.

– Что скажешь? – повернулся Иван к Юрию.

Тот не ответил.

– Чего его слушать! – вскочил Давыд. – Веревку на шею – и на стену!

– Кто еще так мнит?

– Я б закопал, – сказал Ярослав. – Как и боярина его. Всякое на Руси бывало, но чтоб такая гнида! Пусть землю грызет! Я за смерть!

– И я! – подал голос Игорь Новгород-Северский.

– Смерть! – подтвердил его брат Всеволод.

Ростислав Белгородский тоже кивнул. Получись у Юрия отравить Великого, Ростислав горевать бы не стал. Но владимирский князь действовал грубо. Вместо Ивана убил княгиню, да и сам, как выяснилось, положил глаз на Киев. Ишь чего? Не по Сеньке шапка!

– Коли все так мнят…

Иван встал. Движение Юрия было стремительным. Меч возник в его руке будто сам собой. Прыгнув к Великому, князь занес клинок, но ударить не успел. Будто молния сверкнула в гриднице. Корд, брошенный Всеволодом, со свистом рассек воздух. Клинок ударил Юрия в грудь, разрубил ребра, пробив торс до хребта. Князь покачнулся и рухнул навзничь.

– Стерво! – выругался Всеволод. – Гляжу, рукоять цапнул…

– Зря! – сказал Иван. – Хотел сам…

Он бросил меч в ножны. Никто не заметил, как Великий его обнажил.

– Прости, брате! – смутился Всеволод.

– Ничего, – вздохнул Иван. – Видно, Господь так судил. Убрать! – велел вбежавшим на шум гридням.

Один из них, выдернув корд из раны, тщательно обтер клинок и с поклоном протянул Всеволоду. Другие, ухватив труп, вытащили за двери.