Увидев ее, он расплылся в улыбке. Поспешил к ней, одной рукой снимая шляпу, протягивая вторую. Они обменялись рукопожатием, затем он неуклюже наклонился, поцеловал ее в щеку.

Я повернулся и пошел прочь. Оглянулся я лишь однажды. Они направлялись в бар, в котором мы сидели несколько минут назад. Он поддерживал ее под руку, словно хрупкую статуэтку, заглядывал в лицо и говорил, говорил, говорил.

Яркий свет жег мне глаза, и я тоже нашел спасение в сумраке бара. Разумеется, другого, благо в аэропорту их хватало.

За два оставшихся до вылета часа я надрался, как сапожник. С трудом доплелся до самолета, плюхнулся в кресло, защелкнул ремень безопасности, закрыл глаза.

— Вам удобно, сэр? — вежливо спросила стюардесса. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

Я посмотрел на ее профессионально улыбающееся лицо.

— Да. Принесите мне двойное канадское виски со льдом, как только мы поднимемся в воздух, и черные очки. А потом прошу меня не беспокоить. Никаких закусок, обедов, кино. Я хочу спать до Нью-Йорка.

— Да, сэр, — кивнула она.

Но ни виски, ни очки не помогли. Я не открывал глаз до самой посадки, но так и не заснул.

В ушах звенели ее прощальные слова, мысленным взором я видел ее лицо в миг расставания.

Я облегченно вздохнул, когда самолет коснулся бетона и я смог открыть глаза. Очень уж тяжело далось мне расставание с Бобби.

Тремя днями позже мы сидели на лужайке, сбегающей к бассейну и далее к частному пляжу с белым песком. Легкий сентябрьский ветерок шевелил кроны пальм над нашими головами. Я закрыл глаза и повернулся лицом к солнцу.

— Идет зима, — нарушил молчание Номер Один.

— Еще тепло.

— Не для меня. Каждый год я думаю о том, чтобы переехать куда-нибудь южнее. Может, в Нассау или на Виргинские острова. С возрастом мои кости становятся все чувствительнее к холоду.

Я глянул на него. Инвалидное кресло. Ноги, укутанные пледом, глаза, обращенные к океану.

— Номер Один, какая она, старость?

Он не оторвал глаз от мерно накатывающихся на берег волн.

— Как же я ненавижу ее, — ровный, лишенный эмоций голос. — Главным образом из-за скуки. Кажется, все проходит мимо. Становится ясно, что ты не такой уж важный, как думалось. Мир движется, ты стоишь на месте и постепенно втягиваешься в единственную оставшуюся тебе утеху. В мыслях только ноль часов, одна минута.

— Ноль часов, одна минута? — переспросил я. — Что это значит?

— Начало следующего дня, — тут он повернулся ко мне. — Игра в выживание. Непонятно лишь, зачем в нее играть. Завтра ничем не отличается от сегодня. Пусть и прибавляет еще один день к уже прожитым.

— Зачем тогда вы все это затеяли?

— Потому что хочется еще раз перед смертью пережить нечто большее, чем приход нового дня, — он опять смотрел на волны. — Наверное, я не придавал особого значения тому, что происходило со мной. До прошлого года, когда приехала Элизабет и провела здесь несколько дней. Ты ее знаешь?

Речь шла о дочери Лорена.

— Никогда ее не видел.

— Бетси только исполнилось шестнадцать. Как и ее прабабушке, когда я впервые встретил ее. И внезапно она пробудила во мне интерес к жизни. Время забавляется с людьми, оно перепрыгивает через поколения. Те считанные дни я снова чувствовал себя молодым.

Комментировать я не стал.

— Я просыпался рано и из окна смотрел, как она плавает в бассейне. А однажды, утро выдалось изумительным, она скинула купальник и прыгнула в воду нагишом»

Я наблюдал за ней, пока на глазах не выступили слезы. И тут я осознал, что так жить дальше нельзя. Мой мир сузился до размеров тела. Тела, оболочки, тюрьмы, в которой я отсиживал отведенный мне срок. И я уже с этим смирился. А тюрьма для того и служит, чтобы пытаться вырваться из нее. Я же вел себя иначе. Заботило меня одно — найти пути и средства провести в ней как можно больше времени. И именно в то мгновение, глядя на плывущую Бетси, я понял, что нужно делать. Раздеться и вновь прыгнуть в бассейн. Тридцать лет я просидел в этом кресле, думая, что живу. Но более оставаться в таком положении я не хотел. Вот и принял решение построить для Бетси автомобиль, как построил его для ее прабабушки… Она вернулась в дом после купания, мы сели завтракать, и я поделился с ней своими планами. Она вскочила, бросилась мне на шею. И знаешь, что она мне сказала?

Я покачал головой.

— Прадедушка, я и представить себе не могла, что кто-то может сделать такое для меня.

Номер Один помолчал.

— После ее отъезда я позвонил Лорену. Он решил, что в моем предложении много сентиментальности, но недостает практицизма. Структура прибылей нашей компании стабилизировалась. Создание нового автомобиля могло нарушить ее. Кроме того, нет свободных производственных площадей. Более семидесяти процентов занято для других целей. Но я добился от него обещания вникнуть поглубже.

— Вник?

— Не знаю. Если и да, мне он об этом ничего не говорил. И какое-то время спустя я понял, что должен искать другого помощника. Поэтому и обратился к тебе.

— Почему именно ко мне?

— Потому что автомобили занимают в твоей жизни такое же место, что и в моей. Еще тогда, в парке, я знал, что придет день, когда ты повзрослеешь и перестанешь баловаться игрушками. А услышав твой голос после гонок в Инди, сразу понял, что этот час настал.

— Ладно, со мной все ясно, — кивнул я. — Но остается Лорен.

На лице старика отразилось недоумение.

— Ничего-то я не понимаю. Лорен же далеко не глуп.

Он давно уже должен был прознать про наши замыслы.

И тем не менее мне он не звонит.

— У Лорена на уме другое, — пояснил я.

— Что же? Он ведь думает только о бизнесе.

— Бизнесу пришлось потесниться. Лорен сейчас на Гавайях.

— Откуда ты знаешь? — резко спросил Номер Один. — Я звонил ему домой и в контору. Никто понятия не имеет, где он находится.

Я рассмеялся.

— Я только что не посадил девушку в его самолет, — и рассказал обо всем.

Он заулыбался.

— Хорошо. А то я уже начал задумываться, осталось ли в нем что-нибудь человеческое. Может, для него еще не все потеряно?

Я встал.

— Пожалуй, пойду в дом. Посмотрю, как у парней дела. Сходятся ли цифры.

Я оставил его на лужайке, а сам прошел в библиотеку.

Несмотря на широко открытые окна, клубы дыма висели над столом, за которым сидели Лен Форман, старший партнер консультативной фирмы «Дэнвилл, Рейнолдс и Файрстоун», знающий толк в выпуске и размещении ценных бумаг и акций, и Артур Роберте, юрист, специализирующийся на большом бизнесе, представляющий наши интересы. Особенно Арти нравился мне тем, что не боялся жесткой борьбы, а все мы знали, что нас ждет отнюдь не легкая прогулка.

— Как наши успехи? — поинтересовался я.

— Заканчиваем, — ответил Арти. — Кое о чем уже можно поговорить.

— Я приведу Номера Один.

— Не надо, — возразил Арги. — Лучше мы пойдем с тобой. После трех дней в этой душегубке свежий воздух нам не повредит.

— Я задержусь на пару минут, — добавил Лен. — Вы идите, я скоро буду.

Мы вернулись к бассейну. Номер Один все еще смотрел на океан. Он повернул голову, услышав наши шаги.

— Каково ваше мнение, мистер Роберте? Сможем мы это сделать?

— Шансы есть, мистер Хардеман. Но я думаю, мы должны обсудить различные варианты достижения конечной цели.

— Я рас слушаю. Но прошу, как можно проще. Я — инженер, а не юрист или бухгалтер.

— Попробую, — Арти улыбнулся. Как и я, он знал, что Номер Один все продумал до того, как обратиться к нам. — Итак, что же мы можем? Вариант первый: преобразовать всю компанию в акционерное общество открытого типа. При этом мы сможем избежать значительных налоговых выплат. Вариант второй: выделить отделения бытовой электротехники и автомобильных узлов и то ли продать их, то ли преобразовать в открытые акционерные общества. Третий вариант — перевернутый второй.

Мы выделяем отделение автомобилей и преобразуем его в акционерное общество. Но, учитывая, что автомобили не приносят прибыли, последний вариант наименее привлекателен.