Ей удалось пробиться сквозь стену боли и открыть глаза. Как в тумане она увидела склонившегося над ней доктора, потом медицинскую сестру и Лорена за ее спиной.

Туман постепенно рассеялся. Лорен выглядел уставшим, как после бессонной ночи. Доктор отступил, и Лорен занял его место у кровати. Такой высокий, сильный.

Она попыталась улыбнуться.

— Лорен.

— Да, Элизабет, — мягкий, заботливый голос.

— Не слишком удачным выдался отпуск, не так ли?

— Пустяки, Элизабет. Мы еще успеем отдохнуть.

Когда ты поправишься.

Она не ответила. Ничего-то они больше не успеют. Во всяком случае, она. Но говорить об этом не стала. Он и так все знал.

— Как дети?

— Я разговаривал по телефону с Лореном. Он хотел приехать сюда; но я ему отсоветовал. Салли вот-вот должна родить.

— Хорошо, — прошептала она. — Он должен быть рядом с женой. Особенно теперь, когда они так долго ждали своего первенца.

— Не так уж они и ждали.

— Они женаты уже четыре года. Я начала думать, что никогда не стану бабушкой.

— А что в этом такого? — спросил он. — Я вот не ощущаю себя дедушкой.

Она улыбнулась. Он и не выглядел дедушкой. В пятьдесят один он все еще оставался молодым. Высоким, широкоплечим, энергичным. Жизнь так и кипела в нем.

Она повернула голову к окну. Жаркое флоридское солнце светило с безоблачного синего неба. Легкий ветерок шевелил кроны пальм.

— На улице хорошо? — спросила она.

— Да, — кивнул Лорен. — Чудесный день.

Ее глаза не отрывались от окна.

— Мне тут нравится, Лорен. Я не хочу возвращаться в Детройт.

— Никакой спешки и нет. Сначала тебе нужно поправиться…

Теперь она смотрела ему в глаза.

— Ты знаешь, о чем речь, Лорен. Потом. Я хочу остаться здесь.

Он молчал.

Элизабет сжала ему руку.

— Извини, Лорен.

— Извиняться тебе не за что, — он разом осип.

— Есть за что, — так много хотела она ему сказать, а времени совсем не оставалось. Теперь все стало ясным и понятным. Триумфы, неудачи, смех, боль. Столько они пережили вместе, но могли бы пережить гораздо больше. — Я не стала той женщиной, которая требовалась тебе. Не то чтобы я не хотела. Просто не смогла. Ты это знаешь, не так ли? Я пыталась.

— Ты говоришь, как ребенок, — пробурчал он. — Ты всегда была мне хорошей женой, а другого мне и не требовалось.

— Лорен, я знаю, что была хорошей женой, — в ее улыбке виделся упрек. — Но я-то говорю о другом.

Он молчал.

— Я хочу, чтобы ты знал: я никогда не сердилась на тебя из-за женщин. Понимала, тебе это необходимо, и даже радовалась, что ты можешь получить это на стороне.

Сожалела я лишь о том, что при всем моем желании не могу дать тебе этого сама.

— Ты дала мне больше того, что любая женщина когда-либо давала мужчине, — страстно возразил он. — Ты ни разу не подвела меня. Не то что я. Но я тебя люблю. И любил всегда. Ты веришь мне, Элизабет?

Она заглянула ему в глаза, затем кивнула.

— И я всегда любила тебя, Лорен, — прошептала она. — С того мгновения, как вошла в твою маленькую велосипедную мастерскую в Вифлееме.

Руки их соединились в пожатии, прошлое ожило перед их мысленным взором.

Теплое летнее воскресенье Вифлеема. В субботнюю ночь сталеплавильные заводы притушили домны, и лишь легкий дымок поднимался из труб. Солнце уже стояло довольно высоко, когда Элизабет выкатила из двери велосипед, собираясь на встречу с подругой.

В корзинке, привязанной к рулю, лежала еда, приготовленная для пикника. Она не сказала матери, что кроме нее и подруги на пикник собрались еще двое молодых людей. Мать ее, женщина строгих правил, не разрешала Элизабет встречаться с мужчиной, пока сама не переговорит с ним. Такие беседы обычно приводили к тому, что кавалер бесследно исчезал. И теперь Элизабет приходилось прибегать к различным уловкам. Вот и на этот раз они назначили местом встречи окраину городка, где их не могли увидеть родители.

Подруга уже ждала ее с точно такой же плотно набитой корзинкой. Они тронулись в путь; их широкополые шляпки хлопали на ветру, и наверняка девушки остались бы без головных уборов, если б не завязки под шеей.

Подруги весело щебетали, катя по тихим улочкам, в это время еще совсем безлюдным. Кареты появлялись позже, ближе к началу церковной службы. Вот тогда-то велосипедистам приходилось держать ухо востро, чтобы не угодить под колесо или копыта.

Беда случилась в двух кварталах от дома, когда они свернули с булыжной мостовой на грунтовую дорогу.

Элизабет не заметила глубокой рытвины, угодила в нее передним колесом и перелетела через руль. Рассыпалось и содержимое корзинки.

— Ты не ушиблась? — озабоченно спросила подруга, соскочив с велосипеда.

Элизабет покачала головой.

— Нет, — она поднялась и начала отряхивать пыль с платья, одновременно убеждаясь, что пуговицы на месте и ничего не порвалось. — Помоги мне собрать еду.

Они уже укладывали многочисленные свертки в проволочную корзину, когда Элизабет обратила внимание на переднее колесо. — О, нет! — простонала она.

Колесо полностью потеряло форму.

— Что же нам теперь делать? — обреченно спросила она. — Сегодня воскресенье, и все мастерские закрыты.

Не остается ничего другого, как возвращаться домой. Для меня пикник закончился.

— Я знаю, где мы починим твой велосипед, — успокоила ее подруга, поднимая с земли последние свертки. — Мой кузен сдал в аренду старый сарай во дворе одному молодому человеку, который ремонтирует велосипеды.

Он всегда в этом сарае. Даже по воскресеньям. Работает над каким-то изобретением.

Двадцать минут спустя они уже были у сарая. Подошли к открытой двери. Их встретил мужской голос, поющий какую-то песню. Слова перемежались ударами молотка по металлу. Они постучали в дверь, но их, похоже, не услышали, потому что пение и удары продолжались.

— Эй, — крикнула Элизабет. — Есть тут кто-нибудь?

Пение и удары смолкли.

— Нет, только одна полевая мышка, — донеслось из глубины сарая.

— А может полевая мышка починить велосипед? — поинтересовалась Элизабет.

Последовало долгое молчание, потом к двери подошел молодой парень. Высокий, широкоплечий, голый до пояса, с торсом, заросшим золотистым волосами. Он широко улыбнулся.

— Чем я могу вам помочь, уважаемые дамы?

— Первым делом вы можете надеть рубашку, — ответила Элизабет. — А потом, приведя себя в порядок, можете починить мне велосипед.

Лорен бросил взгляд на велосипед, потом посмотрел на нее. Да так и застыл, не сводя с нее глаз.

Элизабет почувствовала, как зарделось ее лицо.

— Что ж, мы так и будем стоять? — фыркнула она. — Разве вы не видите, что мы собрались на пикник?

Парень кивнул то ли ей, то ли себе, и скрылся в глубине сарая. Мгновение спустя оттуда донеслось пение и удары молотка.

Прождав пять минут в тщетной надежде на новое появление этого рыжего нахала, Элизабет вошла в сарай. У дальней стены увидела пылающий горн. А хозяин сарая бил молотком по куску металла, лежащему на наковальне.

— Молодой человек! — позвала она.

Молоток застыл в воздухе. Мужчина повернулся.

— Да, мадам?

— Вы намерены починить мой велосипед?

— Нет, мадам, — последовал немедленный ответ.

— Но почему?

— Потому что вы не сказали мне, с кем собираетесь на пикник.

— Ну и наглец же вы, — бросила Элизабет. — Да какое вам дело, с кем я еду на пикник?

Он аккуратно положил молоток на верстак и шагнул к ней.

— Я думаю, что мужчина, который женится на вас, имеет полное право знать, с кем вы собрались на пикник.

Она подняла на него глаза и прочла на его лице что-то такое, от чего у нее подогнулись колени. Ей пришлось опереться о косяк, чтобы не упасть.

— Вы? — у нее перехватило дыхание. — Да я даже не знаю вашего имени.

— Лорен Хардеман, мадам, — он улыбнулся. — А как зовут вас?

— Элизабет Фрейзер, — почему-то, произнеся вслух свои имя и фамилию, она сразу успокоилась. — А теперь вы почините мне велосипед?