«Истинное жизнеописание Кайрика» больше не упоминалось в дневнике. Ринда только написала, что, по слухам, Физул Чембрюл вроде бы какое-то время скрывался в местечке под названием Тешьуэйв, затем вернулся на развалины Зентильской Твердыни и начал поклоняться новому божеству по имени Йахту Звим. Для меня было большим облегчением узнать, что тот, кого я выслеживаю, важная фигура, так что народ внимательно относится к его передвижению. У меня оставалось меньше десяти дней, чтобы закончить свое путешествие и найти его.
Я теперь исполнял святую миссию, занимался поисками, чтобы спасти моего бога, и если Единственный до сих пор не оценил моих усилий, то наверняка наградит меня сполна, когда прочтет «Истинное жизнеописание» и вернет свой разум. В случае неудачи моя участь не поддавалась воображению, хотя, конечно, я то и дело об этом думал. Если Кайрик останется безумцем во время суда, ничто уже не сможет его спасти… и меня тоже. По сравнению с моим наказанием за ослушание Единственного пытки в городе Келемвара показались бы мне райским блаженством.
Гиппогриф трижды облетел ферму, каждый раз приближаясь с другой стороны; мне ничего не оставалось, как припадать к двери сарая, когда кобыла начинала ржать от страха. Вслед за ней заблеяли козы, зарычал пес под лошадиным брюхом. Я тут же обернулся, прижав палец к губам.
– Тихо, – прошипел я.
– Право, Малик, какой ты стал пугливый.
Хотя тысяча голосов Единственного прозвучала не громче шепота, моя голова наполнилась рокотом бури. Холод пронзил до костей, когда я увидел человеческую фигуру, загородившую животных. А снаружи гиппогриф продолжал летать над сараем, колотя крыльями по воздуху.
Я рухнул на колени и прижался лбом к вонючему полу:
– Всемогущий!
Кайрик прошаркал сапогами по загаженному настилу, и его костлявая рука вцепилась мне в плечо.
– Не выказывай почтения, которого не чувствуешь. – Единственный рывком поднял меня с пола. – Это унижает нас обоих. Но пока ты остаешься под защитой Тира.
– Я…
– Малик, тебе нечего беспокоиться. Я всего лишь хочу знать, почему ты меня предал. – Он отряхнул мою одежду. На мне все еще была ведьмина рубаха, так как темная ткань позволяла прятаться ночью. – Говори не стесняясь. Что бы ты ни сказал, твое наказание не станет хуже.
Я поверил, так как знал: ничто уже не изменит моей участи. В то же время я не мог исполнить его приказание.
– Всемогущий, я не предавал тебя. Как можно предать божество всех богов?
Единственный схватил меня за горло, и я уверен, что только защита Тира удержала его от того, чтобы тут же не придушить меня.
– Не ври, ты, хнычущий… – Он так и не договорил, а убрал руку и даже похлопал меня по груди, потом сорвал брошку Арфистки и отбросил в сторону. Судя по звуку, она приземлилась на что-то мягкое и сырое, где ей самое место. – Я стараюсь быть терпеливым, Малик. Возможно, мне стоит нанести визит твоей жене?
Разумеется, это была слишком большая честь, о которой я не смел просить.
– Ты сделаешь это для меня, Всемогущий?
– Конечно, Малик. – Тысяча голосов звучала мелодично и приятно, как хор евнухов. – Просто скажи мне то, что я хочу знать.
– Но я уже все сказал, Святейший, – ответил я. – Раб не предает своего хозяина. На кого мне надеяться, кроме тебя? Кто еще мне вернет все, чем я пожертвовал у тебя на службе? Ни один бог не наградит меня за все содеянное.
Это, видимо, Кайрик понимал. Внезапно сарай наполнился пурпурным светом, отчего кобыла громко зафыркала, а нервные козочки заблеяли. Единственный вперил в меня горящие черные глаза и долго всматривался. Пес забился в угол, спрятавшись под ясли. Залег там и тихо рычал. Но я точно мог сказать, что он не из храбрецов, иначе не прожил бы так долго, что совсем поседел.
– Малик, неужели ты и впрямь говоришь правду?
Я кивнул:
– Конечно, Всемогущий.
Единственного не интересовали мои заверения. Он прижал костлявую руку к моей груди и надавил. Я попятился и продолжал отступать, пока не уперся в стену.
– Возможно, будет больно, – сказал Кайрик, – но не смертельно, во всяком случае, пока ты находишься под защитой Тира.
Я посмотрел на костлявую лапу на моей груди, и внезапно сердце мое застучало громко, как копыта бойкого скакуна.
– Ч-что ты собираешься д-делать?
Кайрик продолжал давить, вогнув внутрь грудную клетку. Ребра загнулись вокруг его запястья, меня сковала сокрушительная боль, словно на грудь наступил великан. Дыхание остановилось. Сердце стучало громче прежнего. Каждый раз я чувствовал, как оно касалось позвоночника и грудной клетки одновременно, и я подумал, что Единственный намерен его раздавить.
Тут его рука стала совсем прозрачной, как у призрака, и скользнула внутрь моего тела, так что я увидел только запястье, плотно прижатое к груди. Меня охватили холод и онемелость, а боль прошла. Его пальцы сомкнулись вокруг моего сердца. С каждым ударом я чувствовал, как крепче становится хватка.
– Закаленнее, чем я думал, – сказал он. – Это не очень хорошо. Стойкие сердца скорее для Темпоса и Торма, не для меня.
Колени у меня подкосились. Я прижался к стене и сполз на пол, не в силах ничего поделать. Теплота вернулась в мое тело, в ушах снова зазвучал низкий гулкий стук, и я почувствовал какую-то странную пустоту в середине груди. Лошадь заржала, а старая седая собака осмелилась гавкнуть, я же, хотя не сразу посмотрел, заранее знал, что увижу, – Единственный держал на ладони мое сердце.
Зрелище оказалось не таким жутким, как я воображал. Сердце показалось мне похожим на небольшую губку, правда, каждый раз, как она пульсировала, из ее пор лилась не вода, а кровь.
– Именем Единственного! – Я был не в том состоянии, чтобы обдумывать слова. – Я всего лишь бедный смертный! Верни его на место!
– Когда буду готов.
Кайрик даже не взглянул на меня, а сунул мое сердце к себе в рот и откусил немного с одного бока. У меня вырвался дикий крик, который, безусловно, должен был бы разбудить ленивого фермера, не поднявшегося до рассвета, чтобы проверить своих животных. На моих глазах Единственный выплюнул откушенный кусок.
– Тьфу! Оно свежее!
– Как же иначе, – ответил я, – ты ведь только что вынул его из моей груди.
– Я не то имел в виду. – Кайрик схватил меня за воротник и поднял с пола. Его рот был вымазан моей кровью, и я не мог смотреть ему в лицо. – Ты говоришь мне правду.
– Я бы никогда не осмелился лгать… только не тебе!
– Конечно, осмелился бы. – Кайрик привалил меня к стене – думаю, он опасался, что я снова упаду, – затем отступил назад, качая головой. Когда он заговорил, у меня в ушах зазвучал один-единственный кудахтающий голос. – Не вижу смысла. Не вижу смысла.
Кайрик задрал голову, посмотрел на потолок и ответил сам себе, загрохотав, как демон:
– Не будь глупцом. Ты прекрасно понимаешь, что происходит!
Тут Кайрик развернулся на каблуках и заговорил, глядя в пол, на этот раз тихим женским голосом:
– Малик всегда был твоим самым преданным слугой. – Это точные слова Единственного и Вездесущего, я не изменил ни одного слова. – Он с тобой не лукавит. Ты сам только что в этом убедился.
– Но все нас предали! – Голос Кайрика теперь стал низким и злым. – Даже Огм это подтвердил!
И вновь Единственный ответил сам себе, но теперь звучал совсем другой голос:
– Он сказал, видимо, так! – Кайрик говорил, обращаясь к собаке в углу сарая, а та лишь заскулила и забилась подальше под кормушку. – А еще он сказал, что нам придется выяснить почему!
С этими словами Единственный погрузил свободную руку в собственную грудь и извлек оттуда вязкую коричневую массу цвета жареных кофейных зерен. Масса не пульсировала, а скорее хлюпала у него между пальцев, и ничто во всем Фаэруне не издавало такой сильный запах. Козы попадали на колени и принялись тереться мордами о грязную подстилку, лошадь, задыхаясь, закашлялась, а пес выполз из-под кормушки и сделал то, что мне тоже очень хотелось сделать, но я был слишком напутан.