– Скажешь лекарке, что я обещал за всем проследить, – твердо напутствовал ее Рэйн. Женщина испарилась, оставив дверь приоткрытой. Рэйн проводил ее взглядом, добавив вполголоса: – И матери доложить не забудь. И брату. И всем прочим, с кем остановишься обо мне посудачить… – Он покачал головой, и кисея вуали прошуршала по волосам Малты. – Воображаю, какую нотацию мне придется выслушать. Длинную и подробную… – Он еще раз крепко обнял Малту, потом выпустил. – Пойдем, что ли. Пусть меня выставляют нахальным любовником, но не лжецом… Он снял ее с колен, и Малта, встав, передала ему покрывало. Она была облачена в халат, одеяние достаточно скромное, но весьма мало подходившее, чтобы молодая дама в нем показывалась на улице. Она потянулась к волосам, и, когда откидывала их со лба, пальцы царапнули шрам. Малта вздрогнула.
– Еще болит? – немедленно спросил Рэйн.
– Да нет, не очень. Я просто не привыкла к нему, вот и задеваю. Я, наверное, выгляжу жутким страшилищем, да? Я даже не причесывалась сегодня… Рэйн, они мне зеркало давать не хотят! Я правда такая страшная?
Он окинул ее взглядом.
– Ты бы, должно быть, сама себе не очень понравилась, но я так скажу: ничего страшного. Шрам сейчас еще свежий, кровянистый и припухший, но со временем все рассосется…-И он покачал головой под вуалью: – Вот только я навряд ли забуду, что это по моей вине он там появился.
– Рэйн, хватит!…-взмолилась она. Он перевел дух и сказал:
– Никакое ты не страшилище. Так просто… всклокоченный котенок.
И пальцем в перчатке смахнул с ее лица последнюю слезинку.
С непривычки Малта неуклюже добралась до маленького столика, где помещались ее туалетные принадлежности. Щетка для волос была незнакомая… Ею, вне всякого сомнения, ее снабдила семья Рэйна. Равно как и комнатой, где она спала, и пищей, которую она ела, и одеждой, которую она носила… Ее семья ничего не захватила с собой из Удачного. Совсем ничего. И со времени приезда сюда они жили в гостях. То бишь из милости Хупрусов.
– Дай я, – с чувством попросил Рэйн. И взял щетку у нее из руки. Малта смотрела в окно, а он бережно расчесывал ей волосы: – Какие густые… Прямо тяжелый шелк… И такие черные. Как ты только с ними справляешься? Когда я был маленьким, моя мама все жаловалась на мои вихры, но, по-моему, с длинными прямыми волосами еще трудней совладать, чем с курчавыми…
– А у тебя курчавые волосы? – спросила Малта без любопытства.
– -Моя старшая сестра говорит, что они смахивают на узлы, передравшиеся между собой, – сказал Рэйн. – Она тоже их расчесывала, когда я был мальчишкой. Так вот, Тилламон клянется, будто выдрала примерно столько же, сколько оставила…
Она вдруг повернулась к нему:
– Дай мне посмотреть на тебя.
Рэйн, не выпуская из руки щетку, вдруг упал перед ней на одно колено:
– Малта Вестрит! Ты пойдешь за меня замуж?
Малта изумленно спросила:
– А что, у меня есть выбор?…
– Конечно, есть. – Рэйн не спешил подниматься с колен.
Она набрала полную грудь воздуха:
– Я… не могу, Рэйн. Пока еще не могу…
Он легко поднялся. Взял ее за плечи, повернул к себе спиной и снова стал водить щеткой по ее волосам.
– Тогда, – сказал он, – и моего лица пока не увидишь.
Если он и обиделся на нее, то по голосу этого никак не чувствовалось.
– Это у вас тут, в Чащобах, свадебный обычай такой?
– Нет. Это обычай Рэйна Хупруса, соблюдаемый в отношении Малты Вестрит. Ты увидишь меня без вуали, когда пообещаешь, что пойдешь за меня.
– Это же нелепо, – возразила она.
– Не нелепо. Это вообще безумно. Спроси хоть мою маму, хоть брата. Они тебе подтвердят, что у меня не все дома.
– Поздно, я и без них уже прознала об этом. Опять-таки от братишки. Рэйн Хупрус свихнулся, поскольку слишком много времени проводил в городе. Потонул в воспоминаниях…
Она произнесла эти слова легкомысленным тоном, как шутку. Она никак не ждала, что он выронит щетку и застынет столбом. А потом спросит шепотом, явно ужасаясь:
– Про меня… в самом деле так говорят?
– Рэйн, я пошутила! – Малта повернулась к нему, но он быстро отошел и уставился в окно.
– «Потонул в воспоминаниях…» Сама ты не могла этого придумать, Малта Вестрит. Потому что так говорят только у нас. Здесь, в Чащобах. Значит, вот что обо мне болтают…
– Мало ли что наговорят два маленьких мальчика, когда болтают между собой! Ты же знаешь, дети сочинят что угодно, лишь бы произвести впечатление. Они все преувеличивают и…
– И повторяют то, что слышали от взрослых, – невесело довершил Рэйн.
– Я думала, это просто… Рэйн, неужели все так серьезно? И можно вправду… утонуть в воспоминаниях?…
– Да, именно так, – проговорил он по-прежнему глухо. – В итоге ты делаешься опасным, и тогда тебе дают яд. Очень нежный и кроткий. Ты просто засыпаешь и не просыпаешься. Если ты еще способен уснуть. А я еще временами могу спать… Нечасто и лишь урывками, но от этого истинный сон становится лишь слаще…
– Драконица, – тихо подсказала Малта. Он вздрогнул так, словно его ткнули ножом, и крутанулся навстречу.
– Драконица из нашего сна, – еще тише продолжала она.
Как давно он был, этот разделенный сон!…
– Она грозилась, что пойдет к тебе, но я думал – лишь хвастается… – простонал Рэйн.
– Она… – Малта открыла рот поведать, как ее терзала драконица… и умолкла на полуслове. И сказала совсем другое: – Она не беспокоила меня с тех пор, как я ударилась головой. Она исчезла…
Рэйн помолчал. Потом проговорил:
– Следует предположить, что она утратила связь с тобой, пока ты была без сознания.
– А такое может случиться?
– Я не знаю. Я вообще очень мало знаю о ней. И, кроме меня, никто не верит в ее существование. Поэтому и болтают, будто я помешался.
У него вырвался тряский смешок.
Малта протянула ему руку:
– Пойдем. Мы гулять собирались. Ты когда-то обещал показать мне свой город.
Он медленно покачал головой.
– Я больше не могу просто так ходить туда. Только если мать или брат посчитают это необходимым. Я дал слово.
Он говорил об этом как о величайшей потере.
– Почему? За что они с тобой так?
Рэйн опять невесело засмеялся:
– Все ради тебя, милая моя. Я обменял свой город на тебя. Они обещали мне, что, если я не буду по собственной воле соваться туда, если я распрощаюсь с надеждой когда-либо освободить драконицу, они спишут остатки вашего долга за живой корабль, дадут мне денежное содержание, которое я смогу тратить на что захочу, и позволят мне ездить к тебе, когда я ни пожелаю…
Если бы не разделенные сны, она никогда не сумела бы понять, от чего он отказался ради нее. Но теперь она сразу поняла все. Этому городу принадлежало его сердце. Изучение его секретов, походы по шепчущим улицам, поиски ключиков к его тайнам – вот в чем состоял смысл его жизни.
Он всего себя похоронил ради нее.
А Рэйн негромко продолжал:
– Вот видишь… О договоре между нашими семьями можно забыть. Тебе не придется выходить за меня ради его отмены.
Он отчаянно сплетал и расплетал пальцы в перчатках.
– А драконица? – спросила Малта взволнованно.
– Она меня возненавидела. И, полагаю, если она сумеет утопить меня в своих воспоминаниях, то обязательно это сделает. Она пытается заманить меня поближе к себе. А я сопротивляюсь…
– Это как?
Он вздохнул. И сознался не без юмора:
– Когда делается по-настоящему худо, я напиваюсь до такой степени, чтобы даже на четвереньках не ползать. И тогда отключаюсь…
– Ох, Рэйн…-выговорила Малта, преисполнившись сочувствия. Она понимала, что тогда-то драконица и мучила его как хотела. Там, в своем мире. А он не мог вырваться и спастись. Она сказала: – А что будет, если я выйду за тебя как бы ради того договора? И скажу им, что, мол, предпочитаю расплатиться собой, а списывание долга мне ни к чему? А?… Это не освободит тебя от данного слова?
Он медленно покачал головой:
