Он появился вместе с дядей Джонатаном, но потом куда-то исчез из виду.

– Зачем? – Ронан усмехается. – Ты скучаешь по нему?

Ни за что на свете.

– Нам нужно сделать снимки.

– Он, наверное, играет в шахматы против самого себя. – Ксандер отпивает из бокала шампанского и морщится. – Это дерьмо ужасно. У вас где-нибудь есть водка?

– У нас нет никаких отношений с мафией, уж большое спасибо.

– Ты не должна быть сукой из-за этого.

Он на всякий случай портит мои тарелки, прежде чем убежать.

Я чуть не ударила его сковородкой. Ронан крадёт ещё одну булочку и тоже убегает, прежде чем я успеваю его поймать. Он почти сталкивается с мамой на выходе.

– Мне очень жаль, мисс Дэвис. – Он берет её руку в свою и целует тыльную сторону. – Это только, мне кажется, или вы стали ещё красивее с годами?

Она смеётся, звук хриплый.

– Ты такой милый, Ронан.

Он кланяется ей, как подобает джентльмену, которым он никогда не будет, и уходит.

Мама присоединяется ко мне у стойки, двигаясь уверенной, женственной походкой. На ней красное платье. Без шуток. Её золотистые локоны уложены как у актрисы, и у неё идеальный макияж, сделанный для моделей.

Когда я сказала ей, что она не должна выглядеть лучше невесты, она сказала: «Чепуха. Ты хочешь, чтобы СМИ сказали, что Синтия Дэвис убита горем из-за повторного брака своего мужа? Мне нужно выглядеть как можно лучше».

Это было после того, как она заплакала в ванной, и я обняла её, тоже плача, но по другим причинам.

Да, теперь я понимаю, что мои родители никогда не будут вместе, но я потерял и кое-что ещё.

– Сколько раз я тебе говорила, что ты не обязана этого делать, Куколка? – Она с отвращением смотрит на контейнеры. – Твой отец платит людям за это.

– Я просто хочу помочь.

– Выйди на улицу и сделай снимки. Это будет твой величайшей помощью. Но не смей играть на пианино и казаться слишком счастливым для него.

– Я отойду ненадолго.

У нас есть эта ужасная новая семейная фотография, которую нам нужно сделать.

– Хелен ужасно выглядит в этом платье. Ей следовало приложить больше усилий.

– Мам...

– Что? Я просто говорю. Я надеялась на некоторую конкуренцию, но у неё даже нет шансов. Ещё со школы она всегда была ботаником.

– Мы можем перестать говорить о Хелен?

– Отлично. Я не могу поверить, что твой негодяй отец пригласил всю тусовку, – шипит она себе под нос. – Как будто он хочет смутить меня и заставить меня выглядеть жалкой перед ними.

Или он просто хотел, чтобы они разделили его счастье. Но я этого не говорю, иначе мама сошла бы с ума. Она все равно постоянно думает, что я на его стороне.

– Ты можешь уйти, мам. Тебе не обязательно оставаться.

– Синтия Дэвис сбежала со свадьбы своего бывшего мужа. Ты хочешь увидеть это в завтрашних заголовках? Я думала, ты на моей стороне, Сильвер.

Я на обеих ваших сторонах. Мне хочется закричать, но я не делаю этого, потому что это напугает её больше, чем сами слова.

– Ну, ты? – Настаивает она, нахмурив брови.

– Конечно, это так.

– Это моя Куколка. А теперь иди сюда. Дай мне посмотреть на тебя.

Она берет меня за руку и разворачивает, чтобы полностью рассмотреть моё нежно-розовое платье с юбкой из тюля. Он останавливается немного выше моих колен и плотно облегает грудь и талию. Мои волосы прямые и спадают на поясницу густыми светлыми прядями. Я накрасила губы светло-розовой помадой в тон.

– Я так горжусь тем, как ты выросла и стала прекрасной леди, Куколка. С днём рождения.

Она целует меня в щеку, и я тут же чуть не срываюсь.

Папочка и Хелен действительно поздравили меня с днём рождения этим утром, но, похоже, теперь они совсем забыли обо мне. Не то чтобы я их виню, но все же.

Это первый раз, когда мама на шаг впереди всех.

– Твой отец - эгоистичный ублюдок, раз назначил свою свадьбу на твой день рождения. – Отвращение написано у неё на лице. – Он хотел испортить твой особенный день.

– Мам...

Я замолкаю.

– Что? Я всего лишь констатирую факты. – Она достаёт свой телефон и подводит меня к себе. – Давай сфотографируемся.

Мои губы изгибаются в автоматической улыбке, когда я смотрю в камеру. Теперь это приходит ко мне слишком естественно, мне даже не нужно останавливаться, прежде чем я притворюсь.

Мама публикует снимок в Твиттере с подписью: «Мне очень весело в восемнадцатый день рождения моей единственной дочери. Эта девушка прямо здесь - будущее. #Матьидочь #Копияменя».

Почти сразу же появляются комментарии о том, как она похожа на мою старшую сестру, а не на мою мать, или о том, как я стала такой же потрясающей, как она.

Это тот тип комментариев, на которых мама преуспевает. Тип, который она делает скриншоты и отправляет мне в нашем чате. Она сохраняет каждый, который говорит, что я пошла в неё, а не в папу, а затем пересылает это нам обоим.

Я не могу удержаться, чтобы украдкой не взглянуть на её запястье. Оно прикрыто толстыми часами, но я никогда не смогу забыть, что скрывают эти часы. Всю оставшуюся жизнь я буду постоянно беспокоиться о том, что мамины черные мысли однажды возьмут верх и я потеряю её.

Коул всегда говорил, что я мамина марионетка и что я становлюсь, как она, но этот ублюдок не видел, что я сделала. Он не вошёл в лужу крови и чуть не упал в обморок.

Если быть её марионеткой позволит мне спасти её, я не возражаю. Вот почему я никогда, никогда не враждую с ней. После развода я научилась запирать все свои мысли и чувства внутрь, надевать маску и двигаться дальше.

Это был самый безопасный выбор для всех.

Только не для меня.

Та же волна, что и раньше, вот-вот снова накроет меня, и у меня нет уверенности, что я смогу сдержаться, когда мама будет рядом.

Как бы сильно я ни хотела защитить её, иногда я ненавижу это. Я ненавижу то, что не могу спать по ночам, думая о том, что она могла бы делать, или что я должна звонить ей первым делом утром и пять раз в день, как навязчивый парень.

Я не должна был испытывать эти приступы беспокойства ежедневно с тех пор, как мне было долбаных одиннадцать.

– Я собираюсь забрать камеру из папиного кабинета. – Говорю я ей.

Она отвечает, что нам это не нужно, так как мой претенциозный отец заплатил тонне фотографов, но я все равно отклоняюсь и ухожу из виду.

Я игнорирую весь хаос в доме и улыбаюсь папиным друзьям, принимая их поздравления. Я ускользаю от их обычных вопросов о том, за кого бы я проголосовал, если бы мне дали выбор между папой и мамой.

Как только я вхожу в папин кабинет, я закрываю дверь и прислоняюсь лбом к прохладной поверхности.

Мои плечи трясутся, а голова вот-вот взорвётся от накопившихся мыслей, теснящихся в ней.

– Почему этот день не может уже закончиться? – Бормочу я себе под нос.

Затем голос, раздающийся позади меня, тасует все мои карты.

– Уже скучно, Бабочка?

Ты можешь убежать, но не сможешь спрятаться.

До этого момента я не верила в это высказывание.

За последние недели я делала все, чтобы убежать от Коула, избегать его, не смотреть на него. Я даже дошла до того, что притворилась измученной, чтобы не оставаться с ним в одной комнате.

Но вот я здесь, запертая с ним в папином кабинете.

Конечно, я могу выйти на улицу. Я могу открыть дверь и снова убежать, но это будет выглядеть трусостью, и я никогда этого не сделаю.

Сделав глубокий вдох, я медленно оборачиваюсь и впервые за сегодняшний день вижу Коула, как будто действительно вижу его, а не притворяюсь, отводя взгляд.

Коул сидит на краю папиного стола для совещаний и читает книгу Тома Бингема «Верховенство закона».

Темно-синие брюки от костюма облегают его мускулы и обтягивают сильные бедра в сидячем положении. На нем только белая рубашка и чёрная бабочка, пиджак аккуратно лежит на стуле рядом с ним.