Как, черт возьми, он узнал мой номер? Конечно, его отец - член партии, но он же не стал бы просить об этом папу, верно?

Глубокий вдох. Ты можешь это сделать, Сильвер.

Я могу держать это при себе до тех пор, пока папа не победит на выборах. Тогда я расскажу Фредерику все об Адаме.

Дело не только в жутких, навязчивых сообщениях, но и в том, как он продолжает наблюдать за мной в школе. Я притворяюсь, что не замечаю, как он следует за мной повсюду, или как он смотрит на любого, кто встаёт у меня на пути.

Когда он приветствует меня добрым утром, я приветствую его в ответ, потому что его тип не может и не должен быть спровоцирован.

Схватив свою сумку, я открываю дверцу машины только для того, чтобы она во что–то врезалась - или, скорее, в кого-то. Я ахаю, когда Адам появляется прямо передо мной. На нем джинсы и простая чёрная футболка, на губах играет улыбка.

Моя первая мысль - это то, что мне нужно бежать.

Прямо сейчас.

Я дёргаю за ручку двери, но моя быстрота и сила не выдерживают его.

Он хватает дверь и наклоняется так, что блокирует мой выход и запирает меня в пределах моей собственной машины.

– Привет, Сильвер.

Он улыбается, показывая мне свои зубы.

Я приклеиваю свою собственную фальшивую улыбку.

– Привет, Адам. Что ты здесь делаешь?

– Здесь живёт мой дядя. Такой маленький мир, да?

– Да.

Я притворяюсь, что собираю свои вещи.

– Кого ты навещаешь?

Я не могу сказать ему, что я здесь из-за своей мамы. Я не хочу, чтобы этот псих знал, где живёт моя мать, но в то же время мне нужно выбраться из этой ситуации, не вызывая подозрений.

– Я встречаюсь с друзьями.

– Кто-нибудь, кого я знаю?

– Только Эйден и ребята.

– Я понимаю.

Всё ещё улыбаясь, я указываю на то, как он блокирует меня.

– Э-э, прошу прощения?

Он не двигается. Ни на дюйм.

Моё сердце вот-вот перестанет биться. Что, если у него другие планы вместо того, чтобы отпустить меня?

Может быть, мне стоит позвать на помощь или Коула?

– Конечно.

Адам отходит, все еще держа дверь открытой.

Я выдыхаю, когда выхожу, неся свою сумку и контейнеры с едой.

– Спасибо.

Он закрывает за мной дверь, его улыбка в лучшем случае зловещая.

– Нет, спасибо тебе, Сильвер.

Я киваю ему и иду так быстро, как только могу, по парковке, фактически не убегая. Я продолжаю оглядываться через плечо, ожидая, что Адам последует за мной.

Моё единственное облегчение - это когда один из маминых соседей выходит из машины и поднимается со мной на лифте.

По дороге наверх я не могу стереть из памяти тревожное выражение лица Адама. Или тот факт, что первым человеком, о котором я подумала, когда дело дошло до получения помощи, был Коул.

Я бы ударилась головой, если бы мои руки не были заняты.

Затем я вспоминаю причину, по которой Адам оказался здесь. Он сказал, что навещал своего дядю, но тот не поднялся.

В мамином здании вы не можете подняться наверх, если у вас нет кода этажа.

Кроме того, я знаю всех жильцов этого здания с тех пор, как Фредерик проверял их перед кампанией папы. В списке жильцов нет никого с фамилией Херран.

Конечно, Адам мог иметь в виду дядю со стороны матери, но вероятность этого очень мала.

Я отбрасываю его и эту мысль на задворки сознания, когда выхожу из лифта и вхожу в мамину квартиру.

Она сжимает меня в объятиях, как только я оказываюсь внутри, и я закрываю глаза, вдыхая её запах.

Безопасно.

Здесь чувствуешь себя в безопасности.

Она отстраняется, уставившись на то, что я принесла.

– Что это такое?

– Еда и мой особый чай.

Мама хмурится, складывая руки на груди. На ней голубое атласное платье и халат. Её волосы мокрые, а это значит, что она недавно вышла из душа.

– Их сделала Хелен?

– Она просто дала мне инструкцию.

– Да, верно. Ты так же безнадёжна, как и я, когда дело доходит до приготовления пищи. – Она усмехается. – Себастьян, должно быть, в восторге от того, что у него жена, которая умеет готовить. Хорошо для него.

– Давай, мам. Это просто еда.

– Хелен, должно быть, думает, что я благотворительный фонд, для которого она может приготовить еду.

– Это неправда. Она помогла только тогда, когда увидела, как я борюсь.

– Святая Елена. – Она закатывает глаза. – Я говорю тебе, что под всем этим она змея.

– Мама!

– Как скажешь. – Она снова обнимает меня. – Не позволяй ей забрать и тебя у меня, Куколка.

– Ты моя мама. Никто не заберёт меня у тебя.

– Моя девочка.

– Значит ли это, что ты это съешь? – с надеждой спрашиваю я.

– Я выпью только чай, который ты заварила, – она идёт в гостиную. – В любом случае, я на диете.

Я ставлю контейнеры в холодильник на случай, если она проголодается. У мамы так много гордости, это безумие.

У папочки, я думаю, тоже. Вот почему они всегда вцепляются друг другу в глотки.

Я наливаю нам по чашке чая и присоединяюсь к ней на диване. Она смотрит Дневник Памяти. Снова.

– Мам, ты серьёзно?

– Что? – Она забирает у меня кружку. – Романтика в фильмах и художественной литературе намного лучше, чем в реальной жизни.

– Ты та, кто сказал мне, что всё это ложь.

Я устраиваюсь рядом с ней.

– Вот почему это лучше, чем реальная жизнь.

Я провожу пальцем по краю чашки.

– Как у тебя дела с Люсьеном?

– Хорошо, – говорит она бесстрастным тоном.

– Мам, ты хотя бы пытаешься?

– Конечно, я пытаюсь. Люсьен не такой неудачник, как другие. Мы много разговариваем, и мой мозг его не пугает.

– Это здорово, правда?

– Угу. Он хочет отвезти меня во Францию.

– Почему бы тебе не поехать? Это будет так романтично.

– О чём я только что говорила? Романтики не существует в реальной жизни, Куколка. В любом случае, я подумаю об этом. – Она поворачивается ко мне лицом. – А теперь расскажи мне о себе.

– О-обо мне?

Она лукаво улыбается.

– Не думай, что я не заметила, как твои черты посветлели в последнее время.

– О-они этого не сделали!

Мои щеки так горят, что вот-вот взорвутся.

– О да, они это сделали. – Она прищуривает глаза. – Это даже не сын Джонатана, не так ли? Моя дочь - убийца мужчин.

– Мама!

– Что? Ты с двумя мужчинами одновременно, и ты можешь выбрать, какой из них лучше. Пока ты в конечном итоге выходишь замуж за Эйдена, все хорошо.

Я сглатываю при этих словах. Мало того, что Эйден настолько увлечён Эльзой, что физически не может видеть никого, кроме неё, но и я бы ни за что не вышла за него замуж.

Единственная причина, по которой я всё ещё поддерживаю помолвку, - это камуфляж и кампания папы.

– Не позволяй этому поглотить тебя. – Мама убирает волосы с моего лба. – Ты единственная, кто будет страдать.

Я оставляю чашку на столе, обнимаю её за талию и прячу лицо у неё на груди.

– Что, если уже слишком поздно, мам?

– Ох, Куколка. – Она ставит кружку на стол и обнимает меня. – Почему ты должна была повторять мои ошибки?

Я не повторяю её ошибок.

Я делаю еще один шаг вперёд.

Я делаю всё намного хуже.

Мама засыпает на диване, выпив два бокала вина. Я накрываю её одеялом и забираю папин план кампании у неё из пальцев.

Это то же самое, что он представил сегодня на вечеринке — то, что она резко критиковала. Она сказала, что это может быть лучше.

Я целую её в висок, а затем мою посуду, прежде чем удалиться в свою комнату в маминой квартире.

Она украсила все, чтобы сделать его похожим на ту, что у меня дома.

Только здесь нет балкона, с которого «кто-то» может проникнуть внутрь.

Достав одну из своих больших футболок, я надеваю её и отправляюсь в постель. В прошлом я обычно носила трусики, но с тех пор, как Коул стал постоянной частью моих ночей, у меня появилась привычка ничего не носить под футболками.