— Ты уже и так одному придурку её надрал.

— Это да. Но надо ведь в учебной зоне это сделать. Хм… может, с тобой помахаемся завтра? Прямо в столовке?

— Дурак! — Смеялась Аксёнова.

За разговором мы упёрлись в самый укромный уголок парка. Деревья полукруглой стеной вырастали из земли, и скрывали нас от всего остального мира. Здесь стояла небольшая белая скамейка, на которой мы и устроились.

— Так вот, я ей говорю… — Рассказывала Екатерина, а я слушал.

Слушал, слушал, и вдруг услышал чей-то голос. Чей-то мужской голос на… французском языке. Он доносился с той стороны деревьев.

— Стой. — Прервал я Аксёнову. — Ты тоже это слышишь?

Девушка притихла.

— Да… французские туристы? — Предположила она.

— Надеюсь, что туристы…

Наконец, в поле зрения показалась компания мужиков возрастом сильно за тридцать. Они вышли из-за поворота и остановились, увидев нас.

— Hourra! Trouvé! (Ура! Нашёл!)* — Произнёс один из них.

— А какого это хрена он нас искал? — Прошептал я на ухо Екатерине.

— Пойдём отсюда…? — Начала нервничать девушка. — Что-то они мне не нравятся…

— Не беспокойся. — Успокаивал я Аксёнову. — Всё будет хоро…

Французы синхронно взмахнули руками и кольца на их пальцах трансформировались в макпы.

Да. Я снова в парке с Аксёновой. Чёрт его знает, как это каждый раз выходит, но…

Не буду лукавить — мне нравится.

Мне нравится, и ничего не могу с собой поделать.

Есть что-то, как бы это слащаво не звучало, — романтичное в посиделках на лавочке при свете фонаря. Наверное, это тянется ещё с прошлой жизни. Ведь именно при такой обстановке я впервые поцеловался с девушкой. А такие моменты запоминаются на всю жизнь.

Ох…как же давно это было. Сто лет назад, да ещё и в прошлой жизни.

Наверное, можно считать, что было это и не со мной вовсе.

Аксёнова сидела слева от меня, повёрнутая полубоком. Спина девушки была идеально прямой, она смотрела на меня кошачьими глазами и без конца говорила то, что не оседало в моих мыслях, а тут же улетучивалось в небытие.

Мне были неинтересны их с Викторией разборки. Зато, нравился голос. Екатерина разговаривала так, словно каждое слово имело вселенскую важность. Она очень чётко проговаривала буквы, как бы лаская каждую из них.

Слушать Аксёнову — одно наслаждение. Не даром она так хорошо поёт.

Но вот, чья-то чужая речь вероломно прервала усладу для ушей. Французский говорок с насмешливыми нотками ворвался в наше слуховое поле и всё испортил.

— Ты тоже это слышишь? — Спросил я Екатерину.

— Да. Кто-то говорит на французском… туристы? — Предположила девушка.

— Хотелось бы верить.

— Но верится с трудом.

И вот, вослед за голосом появилось и изображение. Ну, то есть обладатели французского наречия, наконец, показались. Они вышли из-за деревьев и остановились, глядя на нас. Их было четверо.

— Hourra! Trouvé! (Ура! Нашёл!)* — Произнёс один из французов.

Из-за тусклого фонаря, что не справлялся с освещением вверенных ему земель, было затруднительно рассмотреть внешность незваных гостей. Но одно было видно совершенно точно. Все четверо — мужчины. Взрослые. От тридцати лет. Все с растительностью на лице и недружелюбным видом.

— Пойдём отсюда? — Нервничала Екатерина. Она придвинулась ко мне и еле заметно начала постукивать пальцами по коленке.

Я же был спокоен.

По крайней мере, если смотреть со стороны.

Но внутри, всё-таки, роилась тревога. Какого чёрта здесь забыли эти французы? Чего они пялятся на нас, и зачем, вообще, искали?

И почему, собственно, французы? Не сербы или китайцы. Французы! Они ведь наши геополитические враги…

— Не беспокойся. — Ответил я Аксёновой. — Всё будет хоро…

Но не успел я договорить, как осёкся. Четвёрка французов синхронно взмахнула руками, и на багетообразных пальцах выросли макпы.

Не надо думать, что я не предполагал такого развития событий. Я ведь человек осторожный и предусмотрительный. Меня трудно застать врасплох, а посему… как только я услышал заморскую речь, тут же приготовился к тому, что, возможно, придётся драться.

Незаметно даже для Екатерины преобразовал своё кольцо в макп, а руку засунул в карман.

Поэтому, когда долбаные французы только начали махать своими лягушачьими лапками, чтобы те обросли макпами, я был уже на шаг впереди. Мне стоило лишь достать руку из кармана, и начертить Букву. Что я и сделал.

Золотая «Ё» осветила пространство лучше, чем захудалый фонарь. Я наполнился энергией и приготовился к атаке.

Екатерина, растерявшись, перепрыгнула лавку и присела, спрятавшись за меня.

Удар последовал незамедлительно. Благодаря форе примерно в секунду я атаковал ублюдков в тот момент, когда они только заканчивали с написанием.

Я резанул всех четверых энергетическим лучом, прервав написание Букв. Лишь один из четвёрки, тот самый, что и произнёс первую фразу, успел докончить её. Он вовремя активировал защитный барьер из воздуха, миновав урон.

Его же дружки попадали наземь. Двоим я расплавил лица, а третьему — грудь. Начались приступы агонии. Мужики стали хрипеть и корчиться, находясь в неестественных позах. Тот, кому расплавило грудь, проживёт ещё несколько минут. Остальные же отправятся к праотцам в ближайшие секунды.

Нетронутый француз взревел. Вместе со своим ветряным щитом он сорвался с места и побежал на меня.

— Беги! — Крикнул я Екатерине, и тоже активировал защиту. Девушка вспрыгнула на ноги и побежала в сторону.

Мы с французом столкнулись энергетической твердью прямо под фонарём. Щит упёрся в щит, стихия заискрила. Я пытался продавить француза, а он — меня. Я чувствовал, что мне не хватает физической силы, и поэтому с каждой секундой хоть и медленно, но пятился назад.

Холодный ветер, исходящий от вражеского щита, колыхал мне волосы. Мурашки покрыли спину, а пальцы стали неметь.

«Сука…»

— Mourir! (сдохни*) — хрипел француз, продолжая давить. Если так и продолжится, рано или поздно меня собьют с ног. И тогда — конец.

Поэтому надо…

— Maintenant tu vas mourir… (сейчас ты сдохнешь…*) — Бормотал француз.

Такому приёму я научился довольно поздно. Можно сказать, в конце своей боевой карьеры. Но, тем не менее…

Лучше поздно, чем никогда.

Ведь он — того стоит.

— Под ним струя светлей лазури… — Энергия, зарождающаяся в голове, поплыла по телу и устремилась в руки. Через кончики костяшек, на которых держался мой барьер, она проникла дальше. Прямо в центр щита. А из щита…

*БАМ*

Взрыв неслабо оттолкнул француза назад. Но не сбил с ног. Не расслабляясь, я снова приблизился к нему и упёрся щитом.

— Над ним — луч солнца золотой…

*БАМ*

Снова толчок, и снова недостаточно. Подбегаю к французу и толкаю его щитом. Чувствую, как наши силы сравнялись. Давлю…

*БАМ*

— А он, мятежный, просит бури…

— Ordure, ordure, ordure! (мразь, мразь, мразь!*) — Лепетал француз, с каждой секундой теряя силы.

«Давай. Осталось ещё чуть-чуть, и…»

— Как будто в бурях есть…

— Покой! — Екатерина устремляет во француза энергетический поток, пробивая барьер. Взрыв от моего щита откидывает ублюдка прямо в дерево. Безвольное тело ударяется головой о твёрдый ствол и падает в траву.

Вот и всё.

А раненный в грудь издаёт последний вздох и замолкает навсегда.

Французы закончились…

Екатерина, тяжело дыша, кидается ко мне в объятия. Наверное, из-за стресса. Я не отталкиваю её, а напротив, сильнее прижимаю к себе.

— Всё хорошо? — Спрашиваю у неё. — Ты там плачешь, что ли…?

Девушка ещё с минуту обнимает меня, а потом отстраняется. Я смотрю на её лицо. Красное.

— Испугалась…? — Сочувственно спрашиваю.

Аксёнова кивает.

— Присядь пока что. — Отправляю её на лавочку, а сам иду посмотреть, что там с французиками.

Да. Все до единого мертвы. Хорошо это, иль плохо?