Гурский остановился, откашлялся и будто впервые заметил, что в комнате находится еще один человек.

— Я, можно сказать, выдаю служебную тайну. Только тайны наши вам и так известны гораздо лучше, чем мне. Я говорю о соседке. Ее показания, время мы проверили, исключают ваше участие в преступлении. Незадолго до того, за полчаса, может, минут за сорок пять, к ней заглянула Бучинская. Интересовалась, где ее бывший муж. Позже соседка слышала, как вы пришли и звонили в дверь. Стены там толстые, но эта змея любит подслушивать. Потом раздался звон ключей, и она подумала, что вернулся сосед...

— И сам себе позвонил? — заметила Мартуся.

— Очень хороший вопрос, — похвалил Гурский. — Но во-первых, она была в бешенстве и не обращала внимания на такие тонкости, во-вторых, между звонком в дверь и звоном ключей прошло какое-то время...

На этот раз Гурского перебила я:

— Я очень долго искала эти ключи. Они были на дне сумочки, в самом низу.

— А она подумала, что это сосед вернулся, и помчалась лаяться. Она ненавидит его жену. «Не дам здесь заправлять какой-то вертихвостке» — это ее слова. Из чего я делаю вывод, что супруга пана Бучинского ведет себя, как правило, бестактно. Соседка хотела потребовать, чтобы эти визиты прекратились. Странно, правда? А вам ничего не известно на этот счет?

Я задумалась.

Навещая пана Теодора, я видела эту соседку раза два. Зато жену его имела честь лицезреть неоднократно. А уж слухи...

— Хорошо, скажу, — решилась я. — Пан Бучинский, как джентльмен, дурного слова ни о ком не вымолвит. Что до других людей, то никто полицейскому правды не расскажет. Мало ли что. Наболтать с три короба может разве что женщина, однако женщин в этом деле раз, два — и обчелся. Ева не выносила конкуренции. Соседку вы видели. Прямо королева красоты. Пугало с претензиями. Ева же не только молода и красива, но и чертовски сексуальна. Мне-то на ее сексуальность плевать, но оценить я в состоянии. Поговаривают, что муж нашей дорогой соседки оказывал знаки внимания не жене, а красавице Еве. И двери ей распахивал, и объятия, и вился перед ней мелким бесом. А жену трясет от этого как в лихорадке. После развода Бучинских у нее прямо от сердца отлегло. Как же, Ева с глаз долой, муж — в лоно семьи. Только черта лысого. Вертихвостка никуда не делась (зато разум у мужа пропал безвозвратно), так и крутится под носом, разговорчики разговаривает, помощи требует. Словом, настоящая эгоцентристка, мир существует исключительно для ее удовольствия.

— Вы можете сказать, от кого вы слышали про ее шашни?

— Да хотя бы от Юрека Малиновского, с которым пан Теодор сегодня ездил к шорнику. Только с Юреком лучше говорить в отсутствие жены. При ней он ни за что не признается, что на свете существуют другие женщины. А еще от Мачека Стемпеня, скульптора, он иногда с паном Бучинским сотрудничает. Есть еще один приятель молодости, который в курсе семейных дел пана Теодора, Збышек Неандертал, архитектор...

— Обезьяночеловек? — неожиданно заинтересовалась Мартуся.

— Вовсе нет. Интеллигентный. Высокий, стройный, гибкий. У него вся сила в голове, отсюда и прозвище. Черт побери, забыла, как его настоящая фамилия. Да еще масса народу знает про семейную жизнь пана Теодора. За пятнадцать лет сплетен накопилось немало, хотя мои отношения с паном Бучинским тесными назвать никак нельзя. Единственное, что нас связывало, это лошади.

Я замолчала. Казалось, Гурский внезапно оглох на оба уха. Зато голос у него прорезался.

— Так, все понятно! — громко выкрикнул он. — Соседка эта вышла из себя и кинулась к Бучинскому, точнее, почти кинулась...

— А почему «почти»?

— Телефон зазвонил. Разговор был короткий, звонили из прачечной...

Я кивнула. Прачечная долго на телефоне не висит. Сообщают, что везут белье, и все.

— Вы присели у ног покойника, такая поза не сочетается с преступлением. Мы проверили звонок из прачечной, разговор по этому номеру продолжался всего сорок четыре секунды. Добавим несколько секунд на размышления, закрывание двери, получается около минуты. За столь короткий отрезок времени вы не смогли бы войти, встать за спиной жертвы, взять орудие убийства, ударить, обойти вокруг тела и присесть в ногах у трупа. В принципе, конечно, могли бы и успеть, но в этом случае жертва должна была не шевелясь вежливенько стоять в прихожей, лицом к выходу, спиной — к вам. Все равно у меня оставались бы сомнения, но полицейская бригада попалась на уровне. Прибыли через четыре минуты, не наследили, осмотрели труп и пришли к выводу, что он не первой свежести. Кровь свернулась, температура тела пониженная. Уж этого-то вы добиться никак не могли.

— А что с паном Теодором?

— Пана Бучинского также можно не брать в расчет, таксист видел покойного еще живым. Конечно, все еще предстоит запротоколировать, проверить официально, подписать и так далее, но лично мне этих фактов достаточно. Надо искать настоящего убийцу, и найти его хорошо бы как можно быстрее, пока не...

Гурский умолк. А мы с Мартусей накинулись на него, точно две змеюки.

— Пока сверху не пришло распоряжение, что это несчастный случай? — осведомилась я ядовито.

Пока не отыщут козла отпущения и не согласуют, за какую сумму он возьмет убийство на себя? — подхватила Мартуся.

— Пока не спрячут все концы в воду? — продолжила я.

— Пока вас не выгонят с работы? — посочувствовала Мартуся.

— Пока то да се, — сухо прекратил наше ехидство Гурский и посмотрел на свой пустой стакан.

Я мигом унеслась на кухню заваривать свежий чай. Мартуся же завела светскую беседу. Начала с перестановок на телевидении и упомянула о какой-то темной истории с интервью, где как раз упоминался покойный Тупень. Гурский заинтересовался. Тут Мартуся выдала целую лекцию о перезаписях, переозвучке и уничтожении кассет, которые пришлись не ко двору. Гурский внимательно слушал.

— Отлично, — похвалил Роберт Мартусю, и прозвучало это так, будто у него уже была под ружьем антитеррористическая группа, готовая окружить все здания телецентра, — на это надо будет обратить внимание. Тем не менее убийство произошло в квартире Теодора Бучинского. Как часто покойный там появлялся?

Я как раз вошла со свежим чаем, так что резонно решила, что вопрос задан мне.

— В том-то и дело, что он у пана Теодора не бывал, я сама страшно удивилась. Они ведь были едва знакомы, я даже спросила пана Теодора, с какой радости этот гад к нему пожаловал. Вроде бы они пересекались на ипподроме, о лошадях беседовали...

Я резко замолчала, а Гурского опять поразила глухота.

— Они договаривались о встрече? — спросил он, не обратив внимания на мою последнюю фразу.

— Кто с кем?

— Покойный с Бучинским.

— Если когда о чем и договаривались, то только не в этот раз, — решительно заявила я.— Поверьте, визит этого гнуса стал неожиданностью для пана Теодора. Свалился как снег на голову.

— А с какой целью?

— Вы на самом деле хотите это знать? — спросила я, выдержав минутную паузу.

— Ну а если так?

— Все равно вам это ни к чему, да и не знаю я толком ничего...

Неожиданно я осознала, что говорю истинную правду. Предположение, будто Тупень стремился завладеть нашими записями, оставалось всего лишь предположением. Пан Теодор явно чего-то недоговаривал.

— Ну и дела! — удивилась я. — Я ведь и вправду ничего не знаю! Могу только что-нибудь соврать или порассуждать на заданную тему. Начинать?

— Не стоит, — небрежно отказался Гурский, — пустые рассуждения меня не интересуют. Давайте поговорим о круге знакомых. Ведь кто-то же знал, что жертва собирается нанести визит пану Бачинскому.

Мне хотелось сказать, что Тупень запросто мог кому-нибудь проболтаться, поэтому лучше искать среди его знакомых. Но тут же я подумала, что тем самым введу в заблуждение следственные органы. Тупень ни при каких обстоятельствах не стал бы рассказывать кому-либо о наших расчетах, поскольку планировал самолично поживиться. К чему ему с кем-то делиться? Вряд ли проговорился и пан Теодор, разве что совсем спятил.