Пан Теодор... Все-таки что-то там нечисто. И выглядел он на редкость испуганным.

Я отрицательно покачала головой:

— Двадцать лет назад я, может, кого-то и знала из окружения жертвы, но сейчас вряд ли. Минуточку. Знакомые знакомыми, а следы? Там же были окурки с помадой, чьи они? Не женушкины ли случайно?

— Несомненно, жены, — спокойно подтвердил Гурский. — Бучинский показал, что жена навестила его позавчера.

— Так и я позавчера к нему заезжала. Не было никаких окурков!

— Она пришла позже, после вас.

— Хорошо, а другие следы?

— Какие?

— Я что-то слышала об отпечатках обуви...

— Честно говоря, следы от обуви были повсюду, весь пол затоптан — обычное дело в жилом помещении. Все отправили в лабораторию. Пока нет результатов экспертизы, говорить не о чем. То же самое относится и к пальчикам. Может быть, что-нибудь и получится.

Черт... Отпечатки пальцев на бумагах!

Я заколебалась. Нет, сейчас я еще не готова рассказать Гурскому о нашей афере с расчетами. Возможно, он и без них обнаружит убийцу, а если не удастся... вот тогда и посмотрим. И обязательно с глазу на глаз, без Мартуси. Не потому, что она может разболтать. Просто присутствие свидетеля свяжет Гурскому руки, не получится сохранить в тайне полученные от меня сведения.

Что-то не давало мне покоя. Ведь хотела сказать Гурскому что-то важное... Но что?

— Нет у меня для вас ни одной зацепки, — вздохнула я огорченно. — Мотивов преступления — не перечесть, врагов у жертвы — еще больше. Видимо, вы можете надеяться только на отпечатки. На этот раз криминальные элементы не столь любезны. Секретов не открывают, взяток под моим окном не передают. Боюсь, ничем больше вам помочь не могу.

Гурский вздохнул, отодвинул стул от стола, вытянул ноги и задел рассыпанные по полу снимки. Наклонился, затем и вовсе опустился на корточки и принялся собирать фотографии.

Я запротестовала:

— Не беспокойтесь, позже я все приведу в порядок. Вы же не уборкой пришли сюда заниматься!

— Боже, это же я их раскидала! — подхватила Мартуся. — Я и соберу, не утруждайте себя...

Она тоже залезла под стол, кажется, они стукнулись лбами. Я тем временем запихнула в сумку рассыпанное по столу ее содержимое, оставив только бумажник Мартуси. Следовало освободить место для фотографий.

Гурский и Мартуся собрали все до последней бумажки и плюхнули на стол. Когда Гурский распрямился, я с изумлением увидела в его руках мой бумажник с документами.

— Это его у вас украли в Кракове? — вежливо поинтересовался он.

Не веря своим глазам, я выхватила у Гурского находку. Мой бумажник! Он самый! Вон и паспорт торчит, и автостраховка!

Честно говоря, бумажник мой далек от классических образцов. Из искусственной кожи, без отделения для монет, зато с многочисленными прозрачными перегородками. Там великолепно помещались все необходимые документы, кроме того, благодаря ядовитой расцветке я с легкостью находила его в сумке

бумажник был желтый с красным. По-моему, я урвала его на каком-то официальном мероприятии в качестве рекламного сувенира.

Конверты с фото были примерно такой же расцветки, желто-красные — какие выдают в фотостудиях. Неудивительно, что бумажник затерялся среди них. Какое счастье, что Гурский обнаружил его раньше, чем я затеяла возню с оформлением новых документов!

— Господи! Что за чудесный день! — от всей души воскликнула я. — Отныне я ваша должница до гробовой доски!

Мартуся, обалдевшая ничуть не меньше, попыталась выхватить у меня находку, но я не дала, только издали показала начиночку.

— Хорошо, что нет отделений для кредитных карточек, — слабым голосом пробормотала Мартуся. — Если бы кредитки пропали, вот бы ты понервничала... А что же у меня тогда украли в Кракове?!!

— Все остальное. Спрячь свою мошну, не то опять перепутаем.

Мартуся схватила свой бумажник, заглянула в него пару раз, прижала к груди и лихорадочно огляделась в поисках сумки.

— Косметика... Визитки... — бормотала она.- Записная книжка... сигареты... зажигалки... Ключи Януша! Старые, он как раз поменял замки... Очки, шариковые ручки, кошелек... В нем-то и было всего десять злотых с мелочью, я за бензин расплачивалась... Банка пива! Вот гады! Платочки, много платочков... Не знаю, что еще...

— А твои ключи?

— Лежали в кармане. Ключи от машины тоже...

— Тогда, считай, повезло. Однако что-то такое похожее на бумажник ты тогда цапнула со стола у меня на глазах. Что это было? Фотографии, наверное?

— Получается, так. И что теперь?

— А ничего. Фотографии придется, конечно, разобрать.

— Прямо сейчас?

— Ну уж нет.

Я засунула в сумку спасенное сокровище и бережно повесила ее на спинку стула. На столе теперь лежали только конверты с фотоснимками. Мартуся тем временем носилась со своим бумажником как дурень с писаной торбой, все соображала, куда бы его пристроить.

Гурский терпеливо ожидал окончания наших манипуляций.

— Даже и не знаю, благодарен ли я вам, как вы мне, — задумчиво произнес он. — Очень в этом сомневаюсь... Впрочем, нет, беру свои слова обратно. Примите мою благодарность.

— За что? — удивилась я.

— За это дурно пахнущее дело. Я бы не взялся за него, если бы не путаница с вашими документами, уж нашел бы кому поручить расследование. Только вы бы сейчас бегали по учреждениям, и черт знает, что бы из всего этого вышло...

Все еще удивленная, я изобразила раскаяние.

— Может быть, нам следует поговорить в другой раз, вдвоем, с глазу на глаз? Со значением добавил Гурский. — Но это потом, когда я разгребу немного весь этот бедлам. Пока же вы могли бы мне назвать имена людей, которым покойный, по слухам, сумел немало крови попортить...

Это и я могу! — с энтузиазмом вызвалась Мартуся. — У меня даже лучше получится, чем у Иоанны. Она же не знает этих людей ни по фамилии, ни в лицо. А я знаю.

— Охотно выслушаю вас обеих. Тем более что официально никто на эту тему и словечка не скажет. Ни за какие деньги. Видите, я ничего не записываю, никаких протоколов не веду. У нас светская беседа. Почему бы не поговорить о сплетнях, инсинуациях, оскорблениях и клевете? Да и вы можете расспросить меня о том о сем...

— В этот раз — никакого частного расследования, — решительно заявила я Мартусе сразу после ухода Гурского.

Мартуся удивилась. И даже возмутилась:

— Да ты что? Почему? Такой чудесный труп, к тому же ты едва на него не наступила!

— Да хоть бы краковяк на нем сплясала. Не желаю влезать в эту историю. Еще, не дай бог, обнаружу что-нибудь и выведу их на преступника. Сволочь убийца или нет, но дело он сделал полезное.

Выуживая из миски остатки бобов, Мартуся косилась на фотосвалку.

— Ладно, — согласилась она. — Но если убийца сам из той же шатии-братии, что и труп? Ты тогда и этому симпатичному полицейскому помогла бы, и сама удовольствие получила. Кстати, будь у него борода, я бы точно не устояла!

— Оно и к лучшему, что бороды нет.

— Нет, какая ты все-таки зануда! Впрочем, ты права: без бороды ему лучше. А что это у вас за секреты, а? Думаешь, я слепая идиотка? Прямо заговорщики какие-то!

Я вздохнула:

— Да какие там заговорщики! Ни он, ни я ни хрена не знаем, так что скрывать нам друг от друга нечего...

Нечего, говоришь? А как же наши бумаги, о которых я умолчала? Интересно, как они там? Целы ли? Вдруг пану Теодору стукнет в голову разобрать их, еще сотрет все отпечатки. Или домработница в приступе рвения полезет на шкаф...

— Кстати, он действительно ничего не сказал! — бунтовала Мартуся. — Я целый вечер провела со следователем и все равно ни бельмеса не понимаю! Он от меня узнал больше, чем я от него! Послушай, если уж я здесь, сделай мне любезность, а?

— Какую любезность? — рассеянно спросила я.

Надо бы позвонить пану Теодору, предупредить о своих опасениях. Только поздно уже, второй час ночи, наверное, спит. А может, полиция еще там?