Все молчали. Талла пыталась осознать – по-настоящему, до истинных глубин – что означало его проклятие. Но не могла. Из них четверых, кажется, только Марбл понимала. Она поднималась на ноги. Шатаясь, взмахивая руками, словно её вздёргивала вверх чужая воля. Или так и было?

Неловкий марионеточный шаг, другой. Марбл ухватилась за уводящие вверх перила. Вгрызлась пальцами в гладкую древесину. Ноги шагали по ступеням, не замечая её попыток остаться, удержаться. Руки, тело неестественно вытянулись, и Марбл с надрывным рыданием выпустила перила. Грянулась о лестницу. И тут же волоком ноги потащили её дальше. Вверх, вверх… Глухие удары о доски где-то над головой.

Талла подняла взгляд к низкому потолку подвала, провожая глазами удаляющиеся звуки. Её трясло. Вернулась боль – острая, подрубающая колени. Теперь уже можно? Можно, наконец, ей отдаться? Талла удержалась за столешницу, чтобы не упасть. Осела на пол, привалившись боком к ножке стола. Прикрыла глаза. Знакомые голоса пытались до неё достучаться, но она сбежала от них вглубь себя. Как же Марбл сможет так вечность?..

– ... что-нибудь… пожалуйста… – обрывки слов из реальности, куда не хотелось возвращаться.

Там – боль, здесь – просто ничего. Ничего – это лучше, чем боль.

– … Ведь она… рука…для тебя!..

Да, рука… Кто-то вдруг дотронулся до неё, заставляя Таллу вспомнить, что у неё есть тело. Нет, в нём плохо, оно теперь неправильное. Прикосновение стало настойчивым, не позволяющим отмахнуться и нырнуть глубже.

– Талла.

Его голос она не могла не слушать, не отозваться. Это Итер? Итер коснулся её? Кисть и предплечье до самого локтя вновь будто ошпарило. Стон вырвался сам собой. В руке что-то двигалось, тянуло – вот-вот разорвётся. Не надо, не надо… Слишком больно!

– Талла, очнись, пожалуйста, – Тонкие осторожные ладони легли на плечи. Агнесса?

Ускользать, притворяться больше не получалось. Талла медленно, словно зрение стократ умножит боль, приоткрыла глаза. Мягкий свет истаявшей наполовину свечи запутался в чёрных волосах Итера, сидевшего возле неё на полу. Его руки держали её изуродованную кисть. Талле захотелось отдёрнуть, но он не позволил. Красная, до мяса изъеденная плоть менялась, затягивалась тонкой розоватой кожей. Некрасивой, но под ней болело будто бы меньше.

– Что ты?..

Как тогда, с одеждой из простыней, он словно перешивал кожу. Ей хотелось выдернуть кисть из его пальцев, чтобы он не видел уродства, но так правда болело меньше. Когда Итер закончил, рука не стала прежней – нездоровая розовая кожа, слишком тонкая и неестественно натянутая, словно мышиной шкуркой пытались прикрыть слона.

– Не смотри, – прошептала она, – пожалуйста.

Как она мечтала, чтобы Итер смог увидеть её своим светлым хорошим глазом! Её настоящую, красивую, а теперь… Она уродлива. Даже Дэй бы, наверное, отвернулся.

– Я всякое видел, – Итер не отвёл глаза, поднялся, помогая и Талле встать на ноги.

– А я не хочу, чтобы ты видел меня. Такую.

Она спрятала руку за спину. Сейчас он казался снова почти таким же, как она привыкла его видеть. “Обычным”? Нет, таким он никогда не был, но и не настолько величественным. И всё же мечтать о нём – как же это было глупо.

– Нет, не прячь, – Итер перехватил её запястье и мягко, но настойчиво потянул к себе. – Знаешь, что я здесь вижу?

– Страшную руку, которую мне придётся прятать до конца жизни? – выпалила она.

Откуда только вырвались эти слова, ведь Итер говорил непривычно мягко. Но зачем? Зачем же он продолжает, ведь понятно же! Тут и говорить нечего, лучше просто забыть. А хочет сделать приятное – пусть делает вид, что не замечает. Если это вообще можно не замечать.

– Нет, не это. Я смотрю на твою руку и вижу, как ошибался. Зная, что я не отвечаю на твою любовь, после ссоры и всего, что было, ты пришла и сделала то, что сделала, – Итер крепче сжал её руку. Было не больно, но отчего-то стыдно. – Я благодарен тебе. И хочу, чтобы именно ты стала моей первой жрицей.

Стать той, кому он будет доверять. Стать той, кто неизменно будет с ним рядом. Ближе, чем кто-либо из смертных. Разве можно отказаться?

– Но я ведь не жрица…

– Ты жрица больше, чем все другие, – ответил Итер, и за его спиной в унисон кивнули Расс и Агнесса.

– А ты… ты всё равно поможешь мне? В том, что я должна сделать?

Итер засмеялся. Талла растерянно смотрела на него – почему? Неужели так глупо надеяться, что, обретя полную силу, бог исполнит обещание? А давал ли он его когда-нибудь?

– Ещё никто, – в последний раз хмыкнув, заговорил Итер, – кому я оказывал честь быть моим первым жрецом, не пытался со мной торговаться. Но ты права, сделать нужно многое. Нам всем.

И он оглянулся на Расса с Агнессой, а потом вновь взглянул на Таллу. Теперь, когда поиски глаза перестали занимать все его мысли, Итер казался совсем другим. Он будто перестал смотреть лишь внутрь себя, а выглянул и увидел мир вокруг. И захотел этот мир поправить.

– Я готова стать твоей жрицей, – сказала Талла. – Помогать тебе, быть твоими руками и голосом.

На мгновение после жарких слов кольнуло сомнение: не предаёт ли? Маму, их планы и цели. Нет. Это лишь часть, ещё одна часть большого целого. Чего-то очень-очень важного. И здесь, сейчас, Талла ощутила, будто к этому она и шла, будто сейчас начиналась её истинная судьба.

– Я буду с тобой.

– Талла, у меня есть кое-что для тебя…

Агнесса тихо зашла в комнату. Талла не стала оборачиваться, она смотрела в окно на гавань Лан-Лана. Прибыл новый корабль, и поджарые матросы с кожей блестящей, точно спины дельфинов, таскали мешки и ящики. А потом вывели живой товар и Талла отвернулась.

Почему-то в эти дни, что они провели здесь, в гостинице, Агнесса была милой и ни одного колючего слова не слетело с её языка. И сейчас она стояла, словно смиренная ученица перед наставником. Взгляд непривычно робкий, в руках свёрток.

– Это для тебя, я сама вышивала, – Агнесса протянула свёрток Талле.

Внутри оказались изящные и длинные – до локтя – перчатки. По светлому батисту змеились золотые нити с сиреневыми бисерными звёздочками. Замечательная работа… И всё же Талла не спешила надеть. Хоть она и прятала левую руку от чужих взглядов, после слов Итера вид болезненно-розовой кожи вызывал затаённую гордость.

– Не нравится? – разочарованно спросила Агнесса.

– Нет, это чудесно, правда. Просто…

И тут Талла придумала. Она натянула перчатку на одну лишь левую руку, а другую свернула и убрала обратно в свёрток. Вот так. Талла погладила приятный для кожи и взгляда светлый батист. Рука останется особенной.

– Спасибо тебе.

– Тебе… На самом-то деле. Это моё извинение и благодарность. После того, как я вела себя, не знаю, зачем ты решила меня спасти. И теперь я понимаю, почему Рассу, – Агнесса коротко вздохнула, – ты так понравилась.

– Я не сержусь, – произнеся это, Талла поняла, что так оно и есть. – И ты тоже спасла меня.

– Значит, мы могли бы стать подругами?

Агнесса смотрела с такой надеждой, что оставалось только кивнуть.

– А ты научишь меня взламывать замки? И ты правда училась у этой колдуньи делать амулеты? И как это? Покажешь?

Под ливнем вопросов Талла расхохоталась. Искренне и от души. Почему-то из-за всего, что произошло, она стала казаться себе старой. Старой и уставшей. А этот смех… Так хорошо было просто смеяться из-за ерунды. И видеть, как хихикает в ответ Агнесса, зажимая рот руками. Может, у них и правда получится дружить по-настоящему?

– Конечно, покажу. Ой!

Из сияющего коридора, выросшего прямо посреди комнаты, появился Итер. Теперь он уходил и приходил вот так, в любое время. Агнесса тоже ойкнула.

– Я, кажется, мешаю, – бросила хитрую улыбку Талле и сбежала.

Итер остановил взгляд на перчатке, кивнул будто бы одобрительно. Талла просияла в ответ. Всё же это оказался замечательный подарок, теперь она могла выставить руку перед собой и любоваться искусными стежками и блестящими бисеринками, а не думать о том, что её тело испорчено навсегда.