– Шутишь! – испугалась Наташа. – Неужели мы к нему так вот запросто возьмем да и пойдем?

– Еще как пойдем. – Ксюха покосилась на свиное ухо, Наташа уловила ее взгляд и поспешно прикрыла его рукой. – Вот что я тебе скажу, Наташа: вы в своей деревне сами во всем виноваты! Позволили какой-то злобной тетке вас терроризировать! Так вот, имей в виду: я этого так не оставлю! Не одна ты в помощи нуждаешься, есть и еще кое-кто, кому я пообещала… – Ксюха осеклась. – Та девушка, она говорила, что времени почти не осталось, и просила, чтобы я поторопилась. Да, и вот еще что: расскажи-ка мне о бабе Любе!..

Глава седьмая

Баба Люба

Она была кем-то вроде монахини в миру. Во всяком случае, жизнь вела монашескую, помогала при местном храме. Батюшку к ним прислали совсем молоденького, только после семинарии. Приехал он с семьей – женой и сынишкой. Церковь-то отреставрировали, она хоть и небольшая, а хорошая. Да только прихожан – раз, два и обчелся. Батюшка и по домам ходил, знакомился со всеми, и на беседы жителей приглашал, и так, и сяк… Не идут люди, пуста церковь. Он было приуныл, да баба Люба его поддержала. А за ней и другие в храм потянулись.

Невдомек было приезжему батюшке, что его паства как огня боится ведьмы Хавронихи. А та вроде во всеуслышание пообещала наслать порчу на всех прихожан. Мол, пусть только попробуют сунуться к попу!

Говорят, баба Люба ходила к Хавронихе. Что там за разговор у них получился, неизвестно, да только притихла ведьма. Даже из дома редко нос показывала. И еще говорили: кое-кто бегал к ней, бабы – зелья приворотного добыть, мужики – за самогоном. Короче говоря, ничего хорошего она людям не делала, один вред причиняла. С хворями деревенские к Игнату обращались. Хоть и побаивались его. Потому что жил он бирюком. Одним словом, нелюдимый человек. И дома у него, рассказывают, странно как-то все… Сама-то Наташа не видела, но верит: непростой он человек, вроде колдуна. Не злой, не добрый, а так, себе на уме. Лечил не всех, а только кого сам пожелает. И только одно общее у него было со всеми остальными жителями деревни – он не любил Хаврониху. Впрочем, Хаврониха отвечала ему тем же, но на пути его становиться остерегалась. И Игнат в ее дела не вмешивался.

Лишь одного человека принимал он у себя – бабу Любу. Она ходила к нему запросто, люди не раз замечали. Что они там вдвоем делали? Никто не знает.

Так и жили. Молодой батюшка боролся с суевериями, баба Люба ему помогала.

Так было до тех пор, пока баба Люба не умерла.

Хаврониха словно с цепи сорвалась! Сначала-то она потихоньку, исподтишка действовала. То молоко у чужих коров выдоит, то заразу какую-нибудь на скотину нашлет. А потом и за людей принялась. Два года уже злобствует. Кто ей особенно не нравится, тех она метит воском от черной свечи. Она в любой дом может войти, так и бродит по ночам, портит людей.

И Славкину невесту она уморила, и других не пожалела.

А еще рассказывают, что Светлана, мертвая Славкина невеста, по деревне бродит. Ее дети видели, они играли в жмурки, а Славкина невеста появилась внезапно, распугала всех. Дети разбежались, а она все кричала:

– Жмурки, жмурки! Давайте играть в жмурки!

Славка, как услышал, помчался к ней, все равно, сказал, найду, живую или мертвую! Только никого он не нашел. Исчезла его Светка.

В церковь снова никто не ходит, если только потихоньку, прячась. Священника хотят перевести в другой приход. Вот тогда Хаврониха действительно развернется!

Глава восьмая

Непокрытая невеста

Ксюха выслушала сбивчивый Наташин рассказ, и вдруг ее осенило:

– Слушай, Наташ, а что, если эта девушка, что мне снилась, и есть Славкина невеста?

В комнату вошла бабушка. Наташа ойкнула и набросила на голову платок.

– Ну, как ты себя чувствуешь, Ксюшенька? – обеспокоенно спросила бабушка. – Тебе лучше?

– Ба, мне значительно лучше, – отмахнулась Ксюха.

– Но, может быть, ты бы еще денек полежала, мало ли что, – вздохнула бабушка, – что я родителям-то скажу?

– Не надо им ничего говорить. Я больше не заболею. Будь уверена! – Ксюха решительно топнула ногой. – Который час?

– Да куда же ты собралась? – всполошилась бабушка.

– Я буду с Наташей, это ненадолго. – Ксюха повернулась к подруге: – Один момент, я только переоденусь.

Под причитания бабушки они вскоре вышли из дома.

– Веди меня к дому Игната, – распорядилась Ксюха.

Дрожа от страха, Наташа махнула рукой в сторону леса:

– Он там, на отшибе живет.

Ксюха схватила ее за руку и потащила за собой.

– Ксения, – скулила Наташа, едва поспевая за ней, – что ты там говорила о Славкиной невесте?

– Я ее видела.

– Как ты могла ее видеть?! Я же тебе рассказывала: она умерла, а потом и тело ее пропало, прямо из гроба! Да не беги ты! – взмолилась Наташа.

– Не знаю, – отрезала Ксюха, – а только думаю, что она не умерла!

– Да я же сама видела! Свадьбу всей деревней гуляли! Ксения, может, к тебе ее душа приходила? Может, мучают ее… там? – Наташа опасливо ткнула пальцем вниз.

– Не выдумывай! – отрезала Ксюха. – Если ее кто и мучает, так это Хаврониха. Ну ничего, с этим мы тоже разберемся!

– Ой, мамочка моя родная! – запричитала Наташа. – Говорила ж ты мне, чтоб не ходила я к городским, не трепала языком! А теперь что? Наградила меня ведьма свиным ухом, кому я теперь нужна такая? Куда ты меня волочешь?! Сама погибаешь и меня погубить хочешь!

– Дура! – не сбавляя темпа, крикнула Ксюха. – И все вы тут, – она запнулась, – люди не очень-то умные…

– Я знаю, что я дура! Меня мать из дому выгонит! О-ой!

Они пробежали по улице, свернули в проулок, пронеслись по тропинке между огородами.

Дом Игната Палыча стоял на опушке, в стороне от деревни. Не дом, а настоящая изба, из потемневших от времени бревен, единственное оконце наглухо закрыто ставнями, навес над крыльцом покосился, вот-вот рухнет. Забора не было. Вокруг избы буйно разросся бурьян вперемежку с одичавшими кустами крыжовника и малины.

Ксюха остановилась.

– Ты уверена, что в этом доме кто-то живет? – спросила она.

– Куда же ему деться, – пробубнила Наташа, – только он нас не особенно видеть хочет.

– Понятно.

Ксюха, не раздумывая, пошла напролом через колючие кусты, таща за собой упиравшуюся Наташу и не слушая ее возражений.

Колючки больно царапали кожу, Ксюха буквально продиралась сквозь заросли. Она ругалась и шипела от боли, но не отступала.

Внезапно кусты расступились, и Ксюха с Наташей очутились перед самым крыльцом. На двери висел амбарный замок, изрядно проржавевший.

– Может, он уехал куда-нибудь? – предположила Ксюха. Наташа не ответила, ее платок сбился на спину, свиное ухо вылезло наружу и предательски торчало из-под спутанных волос. Ксюха вздохнула. Вид у Наташи был очень жалкий, да и сама Ксюха наверняка выглядела не лучше. Но не отступать же!

Она поднялась по ступенькам, потрогала замок и несколько раз стукнула в дверь.

Никого.

Вокруг стояла вечерняя тишина, потрескивали в траве насекомые, пахло перезрелыми ягодами, пылью и хвоей.

Ксюха с досадой плюхнулась на крыльцо.

– А вот никуда я отсюда не пойду! – заявила она.

Наташа безнадежно опустилась рядом с ней.

– А мне уже все одно, хоть топись, – сказала.

– Ага, щаз, разбежалась! – прикрикнула на нее Ксюха. – Ну-ка возьми себя в руки!

Девочки замолчали, притихли, думая каждая о своем.

Солнце медленно опускалось за лес, из травы поднялись комары и плотной тучей устремились к подругам.

– Сожрут, пожалуй! – ругалась Ксюха, отмахиваясь от них.

Наташа безбоязненно сломала несколько стеблей крапивы:

– Вот, возьми, так удобнее.

– Где же он может быть? – сама у себя спрашивала Ксюха, яростно шлепая себя по коленкам крапивой. Она почему-то не обжигала. Или Ксюха уже перестала чувствовать боль.