Томочка с Кузей, которые все еще никак не могли начать снова «приторно» радоваться действительности, изучали свои ссадины и синяки в зеркало.

– Миленькая, голова не болит? – хрипло спросила Зайцева. Она выступила из-за кустов акации и пристроила локти на подоконнике.

Томочка стрельнула в ее сторону злым взглядом.

– Не болит, – ехидно сложила она губы трубочкой.

– Да? – Ира почесала нос. – Странно.

– Что тебе странно? – От клокотавшей в душе ярости Томочка отложила зеркало и выпрямилась.

– Да я куклу вуду проверяю. Что-то не работает.

Миленькая мгновенно побледнела, взглянула на Кузю и полезла под простыню своей кровати, зашарила там, все выше и выше вскидывая матрас.

– Где? – из-под одеяла спросила Томочка.

– Ты не это потеряла?

Ирка посадила на подоконник куколку, сделанную из носовых платков, ручки-ножки были перевязаны разноцветными нитками, в грудь и голову были воткнуты три булавки с яркими головками. Ира ногтем подцепила болтавшуюся нитку, начиная разбирать куклу.

– Отдай! – рванула через все кровати Томочка.

– Щаз, – победоносно усмехнулась Зайцева, втыкая булавки в раму окна. – А это чтобы злые духи через окно не входили.

Скомканным платком она обмахнула грязный подоконник.

– Постирать не забудь, – бросила Ира платок Томочке.

Та не успела увернуться, и платок попал ей в лицо.

– Откуда ты узнала? – с восторгом спросила Моторова.

– Вера Павловна рассказала. Они здесь без нас шмон устроили, все кровати перевернули. Вот кукла и выпала. Вера Павловна Алене показала, а она мне отдала. Боялась, что произойдет что-то плохое. А знаешь, из-за кого они все это сделали?

– Заткнись, – сжала кулаки Томочка. В глазах злые слезы, толстые щеки подрагивают, челка стоит дыбом.

– Чего эти две убогие хотели?

Томочка перелезла через последнюю кровать, отделяющую ее от Ирки.

– Не надо, – тянула ее Кузя обратно. – Не надо. Ну что ты… не надо.

– Встречайте! – хлопнула в ладоши Ирка и повернулась к акациям. – Приз в студию!

Из сумрака выступил Сашка. Он неловко улыбался, но все равно было видно, что Иркино внимание ему приятно. Зайцева тут же обвила шею Сашки руками и крепко поцеловала в губы. Томочка задохнулась от ярости.

– Ты его не достойна! – взвизгнула она, отталкивая от себя Юльку. – Ты – дрянь!

– Посмотрите на этого ангела, – торжествовала победу Ирка. – Пока она на кладбище не сбежала. Хотела всех убить и остаться вдвоем с Сашенькой? Ты для этого все выведала у Карины? Так вот – не будет тебе этого!

Палата оглушенно молчала, лишь Миленькая рыдала, уткнувшись в подушку.

– Это ты! Ты! Все ты! – вскрикивала она, колотя кулаками постель. – Хищница.

Анька слушала, утопив подбородок в подушку, и мало что не светилась от ощущения своего личного глобального счастья. Загадки были решены. Опять трещал соловей.

– Эй! – окликнула ее Ирка, недовольная, что ее открытием никто не восхищается, никто не бежит к Томочке с рогатинами, чтобы вздернуть. – Ты чего, спать собралась?

– А что еще делать? – И Аня действительно завалилась на кровать.

– Гулять. Сейчас отбой пройдет, и мы с Сашкой к реке. Айда с нами? Королев спрашивал, как ты.

– Кто? – выбралась из-под подушки Моторова.

– Твой прекрасный Королев.

– Да, Королев прекрасен, – вздохнула Аня и, перевалившись на скрипучей кровати со спины на коленки, подобралась поближе к подруге. – Знаешь, все вокруг прекрасное. Я это сегодня поняла. Пойдем гулять – расскажу…

Ирка криво усмехнулась и сползла с подоконника. Ее представление о прекрасном было другим. Прекрасно – это когда все так, как ей нравится, когда все четко и под контролем. Весь сегодняшний день она волновалась, думая, что Сашка не пошел в поход из-за того, что решил ее бросить, что нашел другую. Да ту же самую Томочку. Но нет! Все выходило великолепно! Сашка ее, с Юриком она еще разберется – тоже пристроит его в свою свиту. С вудуисткой Миленькой она потом поговорит. Стоило бы еще найти Посю, похвалить за подвиг. Ей большого труда стоило уговорить его на признание в любви покойнице. Как он отнекивался! Какое испуганное у него было лицо! А Канашевич, выходит, опять обманули. Ну что же, призракам не всегда должно фартить. Они призраки, им положено проигрывать живым.

В этот вечер не так сильно фартило и самой Ирке. Сашка какое-то время постоял в кустах, ожидая, пока девчонки договорятся. А потом он стал пятиться от окна и от этих странных людей, что вместо того, чтобы просто любить, колдуют и составляют непонятные интриги. И пятился он, пока не налетел на Алену с Матвеем, после чего был отправлен в палату, где и уснул, сразу же, как забрался под одеяло. Но перед этим все-таки решил, что с Иркой он больше связываться не будет. Ну ее. Хватит с него приключений. В этот вечер все мальчишки спали. Только Королев ворочался с боку на бок, не понимая, как он мог так поступить с Аней, ведь она ему очень нравится. Да Постников все вздыхал о своей несостоявшейся любви.

А над засыпающими соснами и магнолиями, прямо в набухающий вечер, сбивая с насиженных веток певчую живность, полетели протяжные звуки горна. Радист Вадик, получив от начальника Курицына нагоняй за пропущенный сигнал, врубил лагерную «колыбельную». Смена продолжалась.

Самая обыкновенная смена самого обыкновенного лета самой счастливой поры на свете.

Ксюха сидела на высоком рассохшемся крыльце, уперев локти в колени, и с тоской смотрела на пыльную улицу. В послеполуденное время деревня изнывала от жары. Солнце пекло так, что, казалось, выгорели все краски лета. Только редкая тень старой вишни в углу двора падала на невытоптанную мураву, и та оставалась зеленой.

Ксюха уже битый час наблюдала за тем, как медленно ползет тень от вишни, как она вытягивается и густеет, обещая когда-нибудь добраться до крыльца.

Скукотища!

Мертвая тишина. Пустая улица, даже кур не видно. Ксюхина бабушка легла, по обыкновению, вздремнуть. А Ксюха, не привычная к такой бездарной трате времени, спать не могла и не хотела. Вот уже неделю она честно отсиживала в деревне. «Как в ссылке», – думала Ксюха.

Родители были категоричны: лучше поскучать в деревне, чем задыхаться в городской жаре. Опять же: свежий воздух, натуральные продукты, да и бабушке будет не так скучно.

Дом, купленный по случаю, еще в прошлом году, родители и бабушка с энтузиазмом называли загородным. Хотя до города – три дня лесом и четыре полем. Это был самый обычный деревенский дом: старый, даже, можно сказать, ветхий, с маленькими окошками, глядящими на улицу, с высоким крыльцом из серых досок, чердаком и крышей, крытой шифером. Наличествовала в доме закопченная печь, кое-какая утварь, оставшаяся от прежних хозяев, чулан, набитый всяким хламом… В общем, ничего интересного. Ксюха все проверила. Хлам родители частично выбросили, частично вынесли в сарай, печку побелили. Отец кое-как укрепил крыльцо; привезли из города старую мебель, вымыли окна, повесили занавески.

– Не жизнь, а сказка, – мечтательно сказала мама, устроившись в новеньком гамаке, натянутом между кряжистыми стволами груш в саду. Правда, долго ей так покейфовать не удалось. Дом постоянно требовал к себе внимания. То печь дымила, то половицы проваливались, то в подполе появлялась вода. Так что в прошлом году пришлось нанимать рабочих, они что-то там такое делали, ремонтировали, исправляли, копали колодец, чистили нужник. Да-да, удобства были на улице! А еще следовало подправить забор, привезти земли и песка, заняться садом и огородом.

Естественно, у родителей не хватало на все это ни времени, ни денег. Зато бабушка была счастлива.

– Вот теперь-то мы с тобой, Ксюшенька, поедем на все лето в деревню! – обещала она. – Теперь-то у нас свой домок есть! А уж мы-то заживем!

Ксюха не испытывала особого желания жить «в своем домку» – или «домке»? Подруги – кто за границу, кто на море уехал, а она? Все лето сидеть в глухой деревне?