Лицо Сигизмунда Корыбута просветлело, через мгновение казалось, что он лопнет, что гордость разорвет его. Рейневан продолжал заученный урок:

– Хотя на совещание тебя не пригласили, непременно о тебе говорили. Я возвращаюсь из Силезии, с миссии, поэтому знаю, что на тебя, князь, на твою силу опираются все планы, а планы эти велики. В этих планах не забыты и твои заслуги, они будут вознаграждены.

– Еще бы, – фыркнул князь. – Как ты думаешь, почему я оказался в Чехии да еще наперекор Ягелло? В Польше была партия, которая хотела использовать ссору с Люксебуржцем, чтоб получить возможность отодвинуть немчуру от славянских земель. Партия существует и набирает силу. Как ты думаешь, кто в Одры приехал? Я о планах аннексии Верхней Силезии давно знаю. И поддержу эти планы. Если что-то с этого буду иметь, ясное дело, если мне дадут то, чего хочу. Если выкроят мне из Верхней Силезии королевство. Рейневан. Дадут мне то, чего я хочу. О чем они совещались? Что решили?

– Ты меня переоцениваешь, князь. Таких данных у меня нет.

– Неужели? Рейневан, я смогу отблагодарить. Не пренебрегай благодарностью, когда твоя панна всё еще в неволе. Узнай, о чём Прокоп с поляками совещался, а я помогу тебе ее освободить. Под моим командованием есть люди, которые способны достать черта из пекла. Я отдам тебе их в услугу. Если ты окажешь услугу мне. Узнай, о чём поляки с Прокопом совещались и что решили. Я должен это знать.

– Я постараюсь.

Корыбут молчал, покусывая губы.

– Я должен это знать, – повторил он наконец. – Потому что может оказаться, что я тут зря… Что только жизнь трачу зря.

Рейневан застонал и зашипел, щупая бедро. Урбан Горн фыркнул.

– Я порезан, и ты порезан, – сказал он. – И на этот раз не во время бритья. Как это ты тогда сказал? Более глубокое повреждение ткани? Ну вот, повредил нам, курва его мать, этот подонок ткани, порезал нас железом, тебя ножом, меня – куском жести, оторванной от двери. Несмотря на это, мы оба живы. Понимаешь? У нас есть уверенность, что мы не отравлены Перферро, что у нас нет той чертовой отравы в крови. Утешительная информация, ты так не считаешь?

– Считаю. Горн?

– Да?

– То польское посольство… Ты знаешь, кто в нем?

– Руководит краковский подкоморий, Пётр Шафранец герба Старыконь, хозяин Пешковой Скалы. Пан Пётр и его брат Ян, с недавних пор куявский епископ, это известные враги Люксембуржца и любых соглашений с ним, поэтому благосклонны к гуситам. С Шафранцем прибыл Владислав из Опорова, ленчицкий препозит, коронный подканцелярий, доверенное лицо Ягеллы. Двух младших ты уже знаешь. Миколай Коринич Сестшенец, бедзиньский бургграф, – это человек Шафранцев. Краковский воеводич Спитек – это потомок славных Леливов Мельштынских. До сих пор я о нем мало слышал. Но уверен, что еще услышу.

– Как ты думаешь, о чём там в замке совещались? С чем поляки приехали к Прокопу?

– А ты не догадался? – Горн смерил его взглядом. – Ты еще не догадался?

Прокоп, как хозяин, поприветствовал гостей. Краковский подкоморий Пётр Шафранец произнес приветственную речь, короткую, потому что его мучила одышка и шестой десяток за плечами. Прокоп слушал, но было видно, что краем уха.

– Сначала, – объявил он нетерпеливо, – давайте уясним, кого вы представляете? Короля Ягеллу?

– Мы представляем… – Шафранец кашлянул. – Мы представляем Польшу.

– Ага. – Прокоп проницательно посмотрел на них. – Значит, представляете себя.

Шафранца это немного возмутило, возможно, он что-то сказал бы, но его опередил Владислав из Опорова, коронный подканцелярий, ректор краковского университета.

– Мы представляем партию, – сказал он с нажимом, – которой небезразлично будущее Польши. А поскольку будущее Польши, в нашем понимании, тесно связано с будущим Чехии, мы хотели бы наши связи укреплять. Мы хотели бы видеть Чешское Королевство в мире, в единстве, а не в смуте и пожаре войны. Мы желаем, чтобы воцарилось согласие и pax sancta. Поэтому и предлагаем наше посредничество в переговорах между Чехией и Апостольской Столицей. Потому что…

– Потому что Ягелло одной ногой в могиле, – перебил его спокойным голосом Прокоп. – Потому что он дряхл и немощен. Он хотел бы оставить после себя ягеллонскую династию, обеспечить сыновьям потомственный трон на Вавеле. А шляхта вставляет палки в колеса. Не по вкусу ей такие планы. К тому же союз с Литвой под угрозой, Витольду захотелось короны, которую ему Люксембуржец обещает и аж руки потирает от удовольствия, как он красиво всё устроил. Поощренный примером, может совершить какую-то невероятную глупость Свидригайло. Папа тем временем призывает, чтобы наконец пойти крестовым походом на гуситов. А крестоносцы только этого и ждут. Есть ли что-то еще, что я забыл назвать, князь коронный подканцелярий?

– Скорее нет, – на этот раз с ответом подканцелярия опередил Шафранец. – Вы назвали всё, гейтман. В особенности тот Луцк и ту несуразную идею с короной для Витольда.

– Идея, – подхватил его Миколай Сестшенец, – которая для вас, чехов, может оказаться весьма полезной. Король Ягелло, мало того, что не послушается папу и не выступит с оружием против чехов крестовым походом, он подумывает о союзе с вами. Его рассердил Луцк, ему не терпится насолить Люксембуржцу, отплатить той же монетой. Я знаю, что он задумал вместе с вами, гуситами, ударить по крестоносцам. Эх, черт возьми! В единстве и союзе лях и чех, братья славяне, плечом к плечу в бой, на вражье племя тевтонцев. Не хотелось бы вам с телегами на Поморье, гейтман? На Балтику? В Гданьск?

– Да хоть сегодня, – засмеялся Добко Пухала, а Ян Пардус потер ладони и осклабился.

Прокоп успокоил их взглядом.

– Балтика далеко, – сказал он сухо. – Телегой долго ехать. К тому же через недружественную страну, находящуюся под властью святош. Кто нас в Польше накормит, кто даст кусок хлеба, коням воды, корма? Если за это отлучение от церкви, лишение чести либо костер? Я благодарен вам, бургграф, что вы мне рассказываете о замыслах польского короля. Да вот я думаю: хватит ли Ягелле сил, чтобы вопреки святошам оные замыслы осуществить? Хватит ли ему на это времени? Прежде чем его Бог к себе призовет? Оставьте Балтику и Гданьск, панове поляки. Давайте поговорим о более близкой географии.

– Верно, – кивнул головой Пётр Шафранец. – А что бы вы сказали об очень близкой? Прямо за границей? Ведь правда, что союз с Литвой под угрозой, не станет Ягеллы, может быть конец и союзу. Может, стоит в таком случае, пока есть время, о новом союзе подумать? Мы же слвянские народы, с одного корня выросли.

– Я хорошо слышу? Вы предлагаете союз Польши и Чехии?

– А что вас так удивляет? Вы сами предлагали королю Ягелле чешскую корону. Несколько раз.

– И каждый раз он отказывался. Причины, ясное дело, мы понимали. Но чехи не примут короля, который не поклянется четырьмя пражскими статьями и не гарантирует свободу вероисповедания.

Шафранец выпрямился.

– Объединенное союзом Польское Королевство и Великое Княжество Литовское, – гордо промолвил он, – это сила, простирающаяся от Балтики до Крыма. Это сила, которая под Грюнвальдом в пух и прах разбила кичливый Орден крестоносцев. Это сила, которая держит в страхе диких Тамерланов, Махметов и других сыновей Велиала[973]. Вместе с тем это могущественное образование является объединением двух церквей, латинской и греческой, внутри такого могущественного образования существуют различия в догматах веры: вопрос filioque[974], хлеб причастия, таинства, безбрачие священников и другие различия. Польская корона верно придерживается римской веры, но Литва и Русь имеют полное право исповедовать свою религию, оба обряда полностью равны. Равными являются права для всех земель королевства, нет разницы между русской шляхтой и польской…