– Не увидим. Снаружи все еще ночь.

Проход становился все у?же. Они уже не могли идти даже гуськом, приходилось двигаться боком, шаг за шагом. Рейневан то и дело терся по камню животом, скреб пуговицами куртки. Для имеющего значительно большие габариты Самсона Медка теснота прохода должна была быть истинной геенной, Рейневан слышал, как гигант стонет и ругается.

– Самсон?

– Иди, иди… Я за тобой…

– Пройдешь?

– Пройду… Как-нибудь… Ты иди… Найди выход… Дай знать… Уже близко.

Холодное дуновение на лице Рейневана стало заметнее, ощутимее, ему также казалось, что он чувствует запах леса, пихт, шишек. Он начал проталкиваться быстрее, проделывать все более резкие движения. Вдруг проход расширился, и он увидел звезды. Похоже, от выхода его отделял едва один шаг.

– Есть выход! – крикнул он. – Самсон! Я прошел! Про… эээээээээ!

Он потерял почву под ногами, с криком полетел вниз. Упал. К счастью, невысоко, на каменистый щебень, сглаженные водой кругляши выскальзывали под ним как живые, осыпались, съехали вместе с лавиной по крутому откосу, он перевернулся на обрыве, ударился о камень, наконец свалился на мох, погрузив обе руки в пенящуюся ледяную воду ручья.

И тут же понял, что не одинок.

Он понял это еще прежде, чем услышал храп коня, цокот копыт о камень. И голос.

– Рейнмар из Белявы. Приветствую, приветствую. Весьма рад.

Он знал этот голос. Выглядывающий сквозь прогал между тучами месяц дал достаточно света, чтобы Рейневан мог увидеть вороного коня и силуэт держащего вожжи человека, его светящееся во тьме, бледное, птичье лицо, черные волосы до плеч. Рейневан видел его уже раньше, слышал этот голос. А Ян Смижицкий из Смижиц выдал ему имя. Это был Биркарт Грелленорт, епископский доверенный и убийца. Человек, который убил Петерлина. Рейневан помертвел.

– Удивляешься? – сверкнул зубами Стенолаз. – Что я жду здесь? Несчастный глупец, я знаю этот проход много лет. Знал, что ты здесь попытаешься убежать. А о том, что ты в Тросках, мне донесли. У меня уши и глаза всюду. И я поймал тебя, Белява. Наконец-то поймал…

Загрохотали окатыши, сверху по камням съехал Самсон Медок. Словно буря. И ангел мести. Неожиданно громыхнул гром, ослепительно блеснула – в ноябре! – молния. Конь Стенолаза поднялся на дыбы с диким ржанием, сам он выхватил из ножен меч. И на глазах Рейневана бросил его, отскочил в панике на несколько шагов назад.

– Reavahyah! – взвыл он. – Bartzabel! Ha-Shartatan!

Сверкнуло второй раз. Прежде чем его ослепило, Рейневан увидел, как у Стенолаза панически искривляется лицо, как зажмуриваются глаза, как он беспорядочно размахивает руками. И как неожиданно начинает уменьшаться, расплываться, изменять форму и наконец улетает, приняв вид отчаянно скрипящей птицы.

– Adsuuumus! – донеслось откуда-то издалека, на зов ответили новые голоса, более близкие и более далекие. Раздалось ржание, яростный стук копыт.

– Adsuuuuuuumus! Adsuuuuuuuumus!

– Хватай коня, – засопел Самсон, всовывая Рейневану вожжи вороного коня. – В седло – и в лес!

– А ты?

– Не думай обо мне. Мы должны разделиться. Засветло встретимся. Беги! Вперед!

Он вскочил в седло, Самсон сильно ударил коня по крупу, вороной заржал и кинулся галопом между пихтами. Хоть галоп по темному лесу грозил катастрофой, оглупевший от происходящего Рейневан не удерживал его. Конь, казалось, умел приспосабливаться к условиям и управляться с преградами. А сзади, а потом сбоку долетал топот и дикие крики. Рейневан прижался к гриве.

– Adsuuuuuuumus! Adsuuuuuuuumus!

Луна скрылась за тучами, погрузив мир в непроницаемую тьму. Только тогда Рейневан начал сдерживать коня – впрочем, без труда; галоп утомил вороного, конь хрипло дышал, покрывался пеной. Рейневан остановил его. Прислушался. По лесу все еще неслись крики. И свист. Вороной захрапел.

Опять пронзительный свист, близкий. Конь дернул головой и заржал. Рейневан схватил его за ноздри, не помогло, вороной выдернул морду, заржал еще громче. Понимая, что конь реагирует на призыв, Рейневан не раздумывая соскочил с седла, сорванной с куста веткой хлестнул коня по крупу. Конь взвизгнул, рванулся в галоп, а Рейневан бегом пустился через лес. В противоположную сторону. Лишь бы подальше. Он бежал опрометью, без передышки, тревога придавала сил и резвости.

Дорогу ему загородил вначале бурный поток, потом возвышение и яры среди скал удивительных форм. Поток он перешел не раздумывая, промокнув до бедер, побежал к ярам. И резко изменил план. Яры были слишком очевидным путем бегства, кроме того, могли загнать его в ловушку, в какой-нибудь cul-de-sac[648]. Он принялся что было сил карабкаться на крутизну, вскоре забрался на голую вершину, сел, дрожа, втиснувшись между двумя камнями.

Не прошло и трех пачежей, как поток взбурлили храпящие кони и несколько наездников в черных плащах. Они форсировали ручей, погоня углубилась в яры.

Небо на востоке начало немного светлеть. Рейневан дрожал и щелкал зубами. Мокрая одежда становилась жесткой, холод кусал как яростный пес.

Было совершенно тихо.

Глава одиннадцатая,

в которой на Рейневана – последовательно – нападают, спасают, ловят, кормят и похищают, мандрагору же – благодаря некоему священнослужителю – засеивают на южном подножии Карконош.

Единственное, что двигалось в околице, была стая ворон, кружащих над лесом. Единственное, что было слышно, это дикое карканье вышеупомянутых ворон. От черных наездников не было и следа, ветер не доносил криков «Adsumus». Походило на то, что Рейневан отделался от погони. Несмотря на это, он долго не покидал своего укрытия на возвышенности. Хотел удостовериться полностью и окончательно. Кроме того, возвышенность позволяла сориентироваться в районе. То есть в лесной и каменной пустоши.

Однако его взгорье – точнее, холм, – не было достаточно высоким, чтоб с его вершины удавалось окинуть взглядом довольно широкий горизонт, который заслоняли другие, более крупные возвышенности.

Главное, нигде не было видно ни Бабы, ни Девы – башен замка Троски, которые позволили бы определить страны света.

Он подсчитал, что из-под Тросок они шли под землей больше часа, что дает расстояние около четверти мили. Потом была конная галопада по лесам, затем долгий бег. Положив, что галопировал он и бежал по прямой линии, получалось, что преодолел он не больше десяти стае. Значит, должен был быть не очень далеко от того места, где вышел из-под земли и где его застал врасплох Грелленорт и где Самсон…

Грелленорт, подумал он, испугался Самсона. Биркарт Грелленорт, убийца Петерлина. Колдун, ухитряющийся превращаться в птицу, timor nocturnus, демон, который уничтожает в полдень, епископский убийца, которого, как утверждал в Праге Ян Смижицкий, боится сам епископ. И такой тип впадает в панический ужас при виде Самсона Медока, гиганта с физиономией идиота.

То есть все-таки правда: Самсон Медок – не из этого мира. Это сразу понял Гуон фон Сагар, догадались магики из «Архангела», понял Акслебен, понял Рупилиус. Только я по-прежнему считаю Самсона добрым и грубовато-веселым другом, товарищем. У меня на глазах пелена, не дающая прозреть.

Он вздохнул, но одновременно почувствовал и облегчение. До того его немного мучили угрызения совести, мысль, что он послушал Самсона и сбежал, оставив друга в беде. Теперь понял, что Самсон прекрасно обошелся без его помощи. «Он наверняка запросто отделался от погони, – подумал Рейневан, – вероятно, уже давно присоединился к Шарлею и остальной компании. Меня уже наверняка ищут.

Тем не менее надо идти, – подумал он. – Одежда за ночь совершенно не просохла, небо явно хмурится. Холодает. Если буду здесь сидеть, усну и замерзну. Движение меня разогревает. Если не на Самсона и Шарлея, то на кого-нибудь да наткнусь, встречу какую-нибудь добрую душу, расспрошу. Попаду на просеку или дорогу, выйду на тракт, замок Троски лежит неподалеку от часто используемой дороги, ведущей из Праги в Житаву через Йичин и Турнов. А к югу от Тросок есть другой путь, боковая дорога, ведущая в Житаву через Мимонь и Яблоне. Ее я знаю, именно по ней я ехал из Михайловиц, там Елинек продал меня мартагузам Гурковца. Елинек… Ну, дай только до тебя добраться, сукин кот…

вернуться

648

тупик (фр.).