«…пражское ружье, прозванное в народе «предательским»…» – прогресс в развитии вооружения я немного ускоряю, «предательские», т. е. носимые спрятанными (за поясом под плащом) короткие ружья стали проблемой в Польше несколько позже, после 1500 года. Старые чешские летописи приводят содержание решения магистрата, в котором ношение такого оружия запрещается под угрозой денежного штрафа (Pokud se tyka rucnic, maji s nimi chodit jen pobliz svych pozemku, ale at’ nedelaji skody na rybnicich a nestrileji divoke kachny ani zver; ale ty zradne rucnice, ktere se ted’ velice rozmohly, budou zakazany pod pokutou…[1214]).

«Зовут тебя Пётр Прейшвиц, городской писарь из Будзишина…» – через три месяца, в сентябре 1429 года, Табор совершил очередной рейд на Лужицы. Гуситам, осаждающим Будзишин, помогал внутренней диверсией их шпик, ратушный писарь Пётр Прейшвиц. Он был схвачен, подвергнут пыткам, признался и выдал сообщников. Будзишин отбил штурм и договорился с Прокопом Голым о полугодовом перемирии. Прокоп мог в условиях соглашения предусмотреть освобождение и выдачу агента. Он не сделал этого, Прейшвиц был казнен третьего февраля 1430 года. Мораль: шпион всегда в проигрыше.

«Восемьсот рейнских злотых…» – рейнский злотый или гульден (rheinischer Gulden, florenus Rheni) чеканили в Кельне, Трире и Майнце, названные города монетными привилегиями наградил император Карл IV за поддержку его кандидатуры на выборах. Рейнский содержал меньше золота, чем венгерский дукат, а весил чуть более трех граммов.

«Если заплатит, то я его пощажу» – в этом вопросе исторические источники вносят небольшую путаницу и некоторую неопределенность. Потому что историки однозначно и уверенно заявляют, что князь Ян Жаганьский откупился от гуситов, заплатив им шестьсот гульденов. Те же источники единодушно сообщают, что гуситы напали на Жагань и нанесли большой ущерб, тогда были разорены, в частности, жаганьский монастырь августинцев и его уникальная библиотека. Чтобы хоть немного быть верным науке, я заставил Якуба Кромешина требовать выкупа в размере восьмисот рейнских. То есть: Ян Жаганьский торговался, выкуп снизил, но тем временем гуситы успели наделать вреда. После уплаты выкупа они вредить перестали, что опять таки подтверждают источники, которые пишут, что благодаря выкупу жаганьское княжество понесло относительно небольшие убытки.

«Nox ruit et fuscis tellurem amplectitur alis» – «Ночь наступила, и в сон погрузилось всё живое». Вергилий, «Энеида», 3:148. Перевод Игнация Веневского.

«Быть припертым к реке – это просто грозит разгромом…» – через год, зимой 1431 года, во время возвращения с рейда на Венгрию Сиротки Яна Чапека из Сан потерпели тяжелое поражение и едва не были истреблены в идентичной ситуации: при попытке переправиться через Ваг.

«Ben volria mon cavalier…» – баллада авторства графини де Дье (ок. 1200). Перевод автора.

Романтическая история Флориса и Бланшфлер была одной из наиболее популярных любовных повестей в Европе того времени.

«Хозяин Драхенштейна. Местный пфлегер…» – пфлегерами назывались рыцари, которым сеньор предоставлял функции и обязанности военных командиров в подвластном ему регионе; они отвечали за мобилизацию военнообязанных в случае военного похода и за организацию обороны в случае нашествия или внутренних сражений.

«Плата за проезд по мосту составляет три гроша за коня…» – пфлегер имеет в виду скорее всего не широко распространенные пражские гроши, а какие-то местные серебряные монеты: саксонские, равенсбургские или палатинские, которые были втрое ниже по курсу, чем пражский грош. Но и так он делает поборы неимоверные, плата, которую он требует, соответствует дневному заработку рабочего, за который можно было купить корец овса или два гуся.

«…трупов было слишком много…» – в резне Плауэна, которая произошла 25 января 1430 года, погибли более тысячи человек, на мой взгляд, принимая во внимание тогдашнюю численность таких городов, была перебита добрая половина жителей.

«Много грубой и большой лжи распространяют…» – агитку эмиссара я свободно сделал на основании аутентичного гуситского манифеста, который распространялся по соседним странам в разных языковых версиях, взятого из работы Евы Малечинской, «Гуситское движение в Чехии и Польше», KiW 1959.

«Seulete sui et seulete vueil ester…» – одна из наиболее известных баллад Кристины Пизанской (перевод Юлии Хартвиг).

«De Deu e de nos vos perdonatz…» – «Да будут они прощены тебе Богом и нами, мы просим Бога, чтоб Он простил их тебе» (катарский обряд над умирающим).

«Pater sancta… suscipe ancillam Tuam in Tua iusticia» – «Святой Отче, прими слугу Твою в Твоей справедливости и ниспошли на нее Твою милость и Твой Святой Дух». Там же.

«Mors stupebit et natura…» – «Dies irae».

«O luce etterna che sola in te sidi…» – Данте, «Божественная комедия», Рай, песнь XXXIII.

«Confutatis maledictis…» – следующая строфа из «Dies irae».

«…литвин, род которого совсем недавно удостоился быть принятым в польский герб Одровонж…» – на основании положений Городельской союза, заключенного второго октября 1413 года, коронная польская шляхта приняла литвинов из боярских родов в свои гербы, заявляя в документе (по Каролю Шайнохе): «Настоящим соединяем и объединяем наши дома, поколения, роды, гербы и гербовые клейноды со всей шляхтой и боярством литовских земель».

«Гостем был Конрад, епископ Вроцлава…» – это уже последний том, поэтому нелишне будет включить в примечания немного информации о том, «что было потом». Итак: Конрад Пяст, олесницкий князь, был епископом Вроцлава на протяжении 29 лет. Умер в возрасте шестидесяти семи лет в замке в Ельче девятого августа 1447 года. Через два дня его с большой помпой похоронили во вроцлавском кафедральном соборе. Интересным, с точки зрения решительной антипольской позиции Конрада, может показаться тот факт, что его преемником был провозглашен поляк, Пётр Новак из Нивницы, улучшивший за время своего правления испорченные Конрадом отношения с гнездненским архиепископством, в церковном подчинении которому Вроцлав всегда находился.