Больше всего в этой девушке Арону нравилась ее ненасытность. То, как Селина вела себя на сегодняшней сессии удивило мужчину. Он хотел найти ее предел. Да, она ревела, пыталась разжалобить, даже где-то прекратить действия. Арон понимал, что иногда ей было больно. Даже очень больно. Но она ни разу не назвала свое стоп-слово.

Конечно, она боялась разочаровать Арона, но здесь было что-то другое. Она испытывала саму себя. Селина подсознательно поняла, что она хочет дойти до конца. Как бы она ни устала, как бы ни плакала, она ни разу не попросила остановиться именно во время процесса. А значит, с ней можно зайти действительно далеко. Главное научить осознанности.

Причем, если бы девушка была такой рассеянной по характеру, она бы не перевоспитывалась так быстро. Выходит, кто-то блокировал в ней осознанность в течении долгого времени. Давил ей на самое больное. И скорее всего это была ее мать или кто-то еще из близких родственников. Тогда, решить проблему с осознанностью будет достаточно легко. Жестоко, но легко.

Селина снова глубоко выдохнула и сжала бедра. Тогда Арон обхватил ладонью ее ягодицы и чуть сжал. Вряд ли она проснется сейчас, но Арону хотелось добавить красок в ее сон. Пусть сгорает от возбуждения! Затем он провел по кругленьким ягодицам вниз и спустился к узкому лону девушки.

Мокрая. Чертовски заводит. Хочется войти в нее пальцами и сорвать эту эротическую фантазию в ее голове.

Но Бергман не стал этого делать. Сжав зубы, он нашел в себе силы убрать руку, снова поймав на своей груди горячий выдох Селины.

Ничего, пусть его девочка «нагуляет аппетит». Для Бергмана же эта ночь станет испытанием самоконтроля. А завтра для Селины начнется совсем другая жизнь.

Я проснулась, чувствуя на своей шее какой-то стягивающий ремешок. Я хотела было потянуться руками к этому аксессуару, но мои руки застыли на полпути. Что-то не давало им подняться выше. Тогда борясь с сонливостью, я открыла глаза и увидела надменно улыбающегося Бергмана. Его волосы были влажные после душа и немного растрепаны. Он смотрел так, будто пытался взять меня одним только взглядом. Не просто взять — отыметь.

— Доброе утро, моя покорная девочка, — властно и надменно проговорил он. — С этого дня правила меняются. Шесть дней в неделю ты будешь моей молчаливой покорной сабочкой, которая будет выполнять все, что я ей скажу. И только один день в неделю я позволю нам проводить так, как захочется тебе. Поняла?

Я молча кивнула, не понимая, что происходит. Я не стала ничего спрашивать. Ни когда этот таинственный один нормальный день в неделю, ни о том, почему произошли эти изменения. Ничего. Я ведь должна быть молчаливой сабочкой! Не могу сказать, что почувствовала разочарование или страх, скорее сожаление, что я все же призналась вчера Бергману в своих чувствах. Наверное, это ему не понравилось.

Но долго гадать мне не пришлось. Бергман сам объяснил причины.

— Я хочу перевоспитать тебя. Покончить с твоей рассеянностью, — он хлопнул по своей ладони странной палочкой с металлической оплеткой на рукоятке и оканчивающейся прямоугольной хлопушкой. — Это стек, — объяснил он. — Мы начнем с него. Он научит тебя держать концентрацию на мне. Говори только тогда, когда я задаю тебе прямой вопрос. Поняла?

Я молча кивнула, и тут же Бергман хлестанул меня стеком по ягодицам. Удар обжег кожу, и я дернулась от неожиданности.

— Я сказал «говори, когда я задаю прямой вопрос». Поняла? — с нажимом переспросил он.

— Да, — испуганно ответила я.

— Мне надоел этот бег по кругу, — Бергман провел стеком от моего бедра вверх по линии талии. — И если по-хорошему ты не понимаешь, то преступим к проверенным методам.

— Простите! — запаниковала я.

Я и не думала разжалобить мужчину, но все же считала нужным извиниться за свое поведение.

Однако Бергман снова шлепнул меня стеком по ягодицам. На этот раз еще больнее.

Я пискнула и зажмурилась на мгновенье.

— Я сказал «говори, когда я задаю прямой вопрос». Сейчас вопроса не было. Что тут непонятного? — голос мужчины стал совсем суровым.

Я хотела промолчать, чтобы показать свое раскаяние, но ведь теперь прозвучал прямой вопрос! Или он был риторический?

— Я… все поняла, — я зажмурилась на всякий случай. Вдруг мне прилетит новый удар.

— Теперь включай голову каждый раз, когда я говорю, — продолжал он. — Выбрасывай все мысли из головы и внимательно слушай меня. Можешь не подчиняться сию же секунду, осмысли сначала, что я тебе сказал. Я требую от тебя не скорость исполнения, а качество. Скорость лишь приведет тебя к новым наказаниям. Поняла?

— Да, — тихо ответила я, поймав себя на мысли, что я опять упускаю его слова. Надо сосредоточиться!

— Что ты развалилась?! — Арон снова шлепнул меня, но в этот раз не сильно. — Ты должна быть собрана не только головой, но и телом! Сядь на колени. Спина прямая. Голова чуть опущена вниз. Ладони на колени.

Я тут же села, по ходу дела окинув взглядом свой «наряд». На моей талии был закреплен кожаный ремень, от которого тянулись две цепочки, что крепились к наручникам на запястьях.

— Спина прямая! — напомнил Бергман чуть хлестанув меня стеком по спине.

Я вытянулась и почувствовала жгучее возбуждение, буквально кусающее грудь. Мои вершинки затвердели, а дыхание участилось.

Я почувствовала кожей, как Бергман выдохнул горячий воздух, очевидно улыбнувшись моей реакции.

— Чуть раздвинь ножки, — уже мягче приказал он.

А затем он запустил стек между моих ног и провел им по промежности требовательными надавливающими движениями. Грубоватая кожа хлопушки невероятно заводила. Она была словно ассоциацией наших текущих отношений: мой грубый и строгий Хозяин и нежная на все согласная Я. Бергман надавил жесткой палочкой на основании хлопушки мне на чувствительную кнопочку и принялся водить ею вверх-вниз.

С моих губ сорвался стон, и я закрыла глаза от блаженства, но Бергман тут же вернул меня на землю, в этот раз слегка ударив стеком по моим набухшим вершинкам. Я вскрикнула и жадно задышала открытым ртом. Боль в груди была такой острой и желанной, словно прошибающей током изнутри.

— Концентрация на мне! — напомнил Арон. — Когда я говорю, покорно опускай голову, когда воспитываю твое тело — смотри мне в глаза. Поняла?

— Да, — разочарованно выдохнула я, заметив, что мужчина больше не вернулся стеком к моей промежности.

— А теперь, пойдем завтракать.

Снова шлепок стеком по ягодицам. Ощутимый и возбуждающий.

Закусив губу, я подползла на коленях к краю кровати и спустилась с нее.

Меня дико завела его игра. Завела даже его строгость. И в этот момент мне захотелось покорно служить своему Хозяину, даже если слова Алины — правда. Ведь теперь я ему полностью доверяю и кажется люблю.

Бергман отвел меня за ошейник в обеденную зону, где на полу, возле дивана лежала странная подушка-валик. Небольшая и не очень высокая. Вся видимая поверхность ткани была покрыта маленькими шипами. Я примерно поняла для чего она, но почему она на полу?

— Это твое место, — Арон указал мне на подушку. — Сядь на колени. Подушку зажми между ног.

Я колебалась ровно секунду, но Бергман тут же подтянул меня за ошейник, заставив быстрее сократить расстояние. Только я уселась на подушечку, как маленькие шипы тут же впились мне в промежность и в ягодицы. Больно не было. Наоборот, они сильнее разжигали мое возбуждение. Я закусила губу и прикрыла на мгновенье глаза. Я уже теряла голову от страсти, но, чуть поерзав на подушечке, я поняла, что в движении шипы причиняют дискомфорт.

Бергман тем временем сел на диван, широко расставив ноги. Я могла бы прижаться к его голени, но решила больше ничего не делать без разрешения мужчины.

Арон снова вернулся стеком к моему телу. Провел по животику вверх к моей груди, а затем принялся дразнить твердые вершинки. Я сжала руки в кулаки, царапнув ноготками свои колени, только бы сдержаться и не начать ерзать на этой подушечке!