— М-можно мне позвонить маме? — слезы тихим потоком полились по моим щекам.

— Звони, — согласился Владислав Александрович. — Как раз сразу все и решим.

Разговор с мамой затянулся. Но в итоге я узнала, что в наш долг еще не было вложено ни одного евро. Даже квартира, в которую переехала мама не принадлежит ей по документам. Дом тоже. Она не беспокоилась на этот счет, зная сколько времени нужно на оформление подобных дел, но мой дрожащий голос заставил ее все понять.

— Бергман не будет за нас платить?! — в ярости спросила она. — Селина! Ты вообще пустоголовая! Так ничего и не выбить из мужика! Бестолковая! Ничего тебе поручить нельзя! Назад я тебя не пущу! Делай что хочешь! И это только твоя вина, что мы с Рудиком останемся на улице!

В полнейшем шоке, я выключила телефон, чтобы больше не слышать звонков от мамы. В висках железными молотами стучал пульс. Руки и ноги стали ватными. И сейчас мне хотелось только одного — умереть.

— До свиданья, Владислав Александрович, — дрожащим голосом произнесла я, направившись к выходу.

— Нет, Свердлова, — тут же остановил меня он. — Тебе придется подождать. Нужно прямо сейчас решить вопрос с твоим отчислением. Так что будь любезна, возьми себя в руки и подожди.

Я кивнула, низко опустив голову и села, забившись в самый угол красного дивана. Слова о моем социальном положении настолько ранили, что сейчас, мне казалось, я не достойна даже сидеть на этом диване. В лучшем случае — на полу, а в худшем — за дверью.

Минуты тянулись мучительно долго. Владислав Александрович отдал распоряжение принести мои документы и начать оформление, а заодно попросил свою секретаршу забрать все мои вещи из аудитории. Он объяснил это тем, что не потерпит еще одной стычки с моей стороны в адрес Алины Бергман.

Наконец, спустя еще какое-то время раздался звонок по селектору.

— Владислав Александрович, — обратилась секретарша, — к Вам пришел господин…

Не успела она договорить, как в кабинет вошел Арон Бергман. Его сердитый и грозный вид свидетельствовал лишь об одном: мне конец. Уж он-то меня точно добьет!

Он уселся на диван рядом со мной, даже не взглянув в мою сторону.

— Я хочу, — начал он, обращаясь к директору, — что бы ты слово в слово повторил все, что сказал Селине.

Владислав Александрович растерялся, но только на секунду. Очевидно, он подумал, что Бергман беспокоится не оскорбили ли его дочь. Поэтому принялся с притворной улыбкой лебезить и пересказывать инцидент и то, как он отругал меня. Во втором он не соврал ни на капельку, еще раз повергая меня в унижение. Да еще и успевал добавлять, презрительно поглядывая на меня.

Я беспомощно шмыгнула носом. Мне больше нечего терять. Если я расплачусь здесь еще раз, то это никак мне уже не навредит.

— А теперь, — заключил Бергман, выслушав все это, — извинись перед Свердловой.

Я с ужасом выпучила глаза, но не подняла голову.

Может мне послышалось?

— Что? — переспросил Владислав Александрович. — Извиниться?

— Ты меня услышал, — голос Арона налился металлом. — Немедленно извинись.

— Но ведь… она оскорбила… Вашу дочь, — удивился директор, но наткнувшись на уничтожающий взгляд Бергмана, тот поспешно произнес. — Селина, прости.

Его тон был такой ироничный и снисходительный, будто он еще больше хотел меня этим унизить.

— А теперь послушай меня внимательно, — процедил Бергман. — Я заберу документы Селины, ровно так же, как и документы моей дочери. С моей стороны ты больше не получишь никакой спонсорской поддержки ни от меня, ни от господина Вирта, который содержит весь это ваш пансион с громким названием. Готовь документы!

— Господин Бергман, — засуетился Владислав Александрович. — Видимо произошло какое-то недоразумение. Я не понимаю… Почему… из-за Селины? Она ведь…

— Я ее опекун, — Арон четко разделил каждое слово. — Неофициальный. Но, с того момента, как Павел Свердлов — отчим Селины — официально объявлен банкротом, я взял ответственность за Селину и ее семью. Она ровно в таком же положении и статусе, как и моя дочь. Поэтому я не встаю на сторону ни той, ни другой. Тут пусть они сами разбираются. Но к оскорблениям извне я буду очень безжалостен. В течении дня я разберусь почему деньги за обучение не поступили. Но я больше, чем уверен, что это ошибка твоей администрации. Деньги были перечислены с моего счета, так что вполне возможно, что они зачислили их на Алину.

Владислав Александрович побледнел и сломал карандаш в пальцах.

— Г-господин Бергман, — шокировано заговорил он. — Я… Так виноват. Простите меня! Я ведь не знал! Свердлова впервые повела себя подобным образом. Я был удивлен. Поэтому наговорил ей… лишнего. Я приношу свои искренние извинения Селине. И, прошу Вас, подумайте! Не забирайте девочек! Ну, с кем не бывает, да? Обещаю, что я лично позабочусь об их безопасности! Могу разделить им расписание, чтобы они не встречались друг с другом. Я все сделаю, но… Прошу Вас! Не принимайте таких скорых решений. Для нас честь, что Алина и Селина будут учиться в нашей школе!

Мне кажется, я перестала дышать в этот момент.

Боже! Что я наделала! Такую кашу заварила! Довела до такого абсурда. А все из-за чего? Из-за того, что Бергман не уделил мне должного внимания с утра? Неужели я такая сексуально озабоченная? Как же стыдно! И, выходит, Бергман честно выполняет условия договора, а я только все порчу. Я обязана все исправить!

— Посмотрим, — все также строго говорил Бергман с директором. — Оставь нас. Мне нужно поговорить с Селиной. Не хочу, чтобы в коридоре нас увидели вместе. Лишние сплетни среди студентов не пойдут девочкам на пользу.

Владислав Александрович закивал как заведенный и поспешил покинуть свой кабинет.

Бергман медленно повернулся ко мне, и внутри у меня все оборвалось.

Теперь он точно убьет меня за такое!

Бергман максимально строго взглянул на девушку, и с удовольствием заметил, как Селина вся сжалась от страха. Ее тонкие пальчики вцепились в подол юбки, судорожно сжимали его и чуть тряслись от напряжения. Бледная, зареванная, униженная, она даже сейчас вызывала острое сексуальное желание.

Как Бергману хотелось сейчас развернуть эту девочку спиной, перегнуть через подлокотник дивана, стянуть с нее трусики и воспользоваться всеми ее дырочками! Он хотел ее всю ночь и все утро. Сейчас наказание для Селины превращалось и в пытку для него самого. Но игра стоит свеч. Определенно!

— Селина, — нарочито строго начал Бергман, хотя не испытывал ни капли злости к своей девочке, — ты понимаешь, чего мне стоило бросить все свои дела и приехать сюда?

Девушка лишь еще больше ссутулилась и втянула изящную шею.

— Ты думаешь так себя должна вести моя сабочка? — Арон продолжал повысив голос. — Просить ежесекундного внимания? У меня, по-твоему, нет других дел?

Селина судорожно выдохнула, а на ее бледных щеках снова заблестели слезы.

— И ты снова позволила себя унизить! — Арон намеренно «добивал» девушку. Ему нужно было получить от нее сейчас эмоционального взрыва. Только так она все поймет. — Я ведь обеспечиваю тебя полной защитой! Неужели так трудно открыть рот, когда об тебя начинают вытирать ноги?!

Селина всхлипнула и совсем поникла.

Плохо. Не такой реакции добивался Бергман. Но все же он решил помочь своей девочке и дать ей шанс сломать себя самостоятельно.

— Расскажи мне все, — мягко потребовал Арон, взывая к девичьему доверию.

— Что: все? — всхлипнула Селина.

— Все, что сейчас в твоей голове, — уточнил он. — Обещаю: никаких негативных последствий за это ты не получишь. Давай! Выложи все как есть.

Селина недоверчиво подняла заплаканные глазки, и Арон поспешил смягчить взгляд, чтобы ободрить девушку.

— Я боюсь, — тихо начала она. — Очень боюсь. Боюсь жить в мире, где я никому не нужна, и где мне нет места. Всю жизнь я отдаю всю себя близким мне людям, но взамен получаю только холодный игнор и оскорбления. Я сказала, что люблю Вас вчера, но я люблю Вас как человека. Не как мужчину, за которого я буду бороться, которому буду закатывать сцены ревности. Я ни на что не надеюсь, ничего от Вас не прошу для себя, ничем Вас не обязываю. Я люблю Вас как свою маму или как Мел. Я благодарна Вам за Вашу заботу и внимание. Но Вы расценили это как что-то другое. И теперь травите меня и изводите. Как моя мама. Я все делала, что она мне говорила, но сегодня услышала лишь то, что я виновата во всех своих и ее бедах. И что она не пустит меня обратно домой, если Вы меня бросите. Одна лишь Мел нормально ко мне относится. Хотя я знаю, что у нее есть более близкая и интересная подруга Ива. Мне повезло, что Ива уехала на год со своим мужем в Берлин. Но когда она вернётся, наверное, я также стану ненужной даже для Мел.