Бергман стянул последние вертикальные ремни на моих плечах, а затем надел мне повязку на глаза.

Темнота окончательно выбила меня из пространства. Страх, паника, удушье, дезориентация, жажда, повышение температуры тела — все обрушилось на меня лавиной. Мне казалось, что у меня потемнело не только в глазах, но и где-то в голове, даже в сознании. От панического спазма я не могла произнести ни звука.

Тогда Бергман обнял меня, еще крепче сжимая мое беспомощное тело, и шепнул на ухо, касаясь губами мочки:

— Моя умничка. У нас все получится.

Я не оставляла надежды успокоить саму себя, тем более что Бергман не прекращал говорить со мной и все время касался моих обнаженных участков тела. Но скованность заставляла меня балансировать на грани истерики.

Однако мои испытания только начинались.

Бергман плотно закрыл мне рот ладонью, чем окончательно выбил меня из равновесия. Я и так не могла вдохнуть хоть капельку воздуха, а мой Хозяин лишил меня последней возможности. Тогда я забилась в его руках, уже не сдерживая эмоций.

— Все хорошо, моя девочка, — мужчина еще крепче сжал меня в своих объятьях, полностью обездвиживая меня. — Ты все делаешь правильно. Сейчас внимательно послушай меня.

— Клаустрофобию всегда можно подавить правильным дыханием, — Бергман продолжал сдерживать мои жалкие трепыхания. — Когда клаустрофобия давит на тебя морально, допустим ты находишься в лифте или другом небольшом помещении, тогда тебе нужно стать намного меньше, чем это помещение. Например, сесть на корточки. Пространство сразу станет больше, а твое глубокое дыхание восстановит самообладание. Но если клаустрофобия физическая, которая буквально сжимает твое тело, как сейчас, то глубокое дыхание лишь погубит тебя. Сейчас ты пытаешься расширить свое тело и от этого ты чувствуешь еще большее давление.

Я едва соображала, что говорил Арон. Мои легкие уже жгло от нехватки воздуха. В какой-то момент я окончательно выбилась из сил и тихо зарыдала от отчаяния. Я не хотела прерывать сессию, не хотела разочаровывать моего Хозяина, не хотела плакать при нем и тем более не хотела просить его остановиться. Но прямо сейчас мне казалось, я достигла своего предела.

Почему мы не можем быть вместе просто без всей этой жути?! Зачем меня так мучить?! Разве я этого заслуживаю?!

Бергман сжал меня максимально сильно, почти до хруста в ребрах и проговорил мне на ушко:

— Дыши только носом. Ни о чем не думай. Считай каждый свой вдох и выдох. Концентрируйся только на них. И говорю тебе еще раз: дыши только носом, не грудью! Движения в грудной клетке не должно быть никакого.

Как можно не двигать грудью при дыхании?!

— Закрой глаза, — снова заговорил Арон. — Даже в повязке ты должна закрыть глаза. Как бы я тебя не обездвиживал, ты свободна внутри. Внутри твоего тела ничего не изменилось. Воздух все так же проникает в твои легкие, даже если тебе кажется обратное. Твое сердце по-прежнему бьется, а кровь бежит по венам. Ничто внутри тебя не изменилось. Почувствуй, как ты вдыхаешь прохладный воздух, а выдыхаешь горячий. Почувствуй запах моей кожи.

Я закрыла глаза и вдохнула запах моего Хозяина. В этот момент я четко почувствовала, как выдыхая я согреваю воздухом ладонь Арона и это тепло передается моему лицу. Его рука приятно сжимала мое лицо и челюсть, наполняя мягкостью и нежностью. Тут же я почувствовала крепкие объятья Арона. Теперь мне казалось, что он меня не сжимает, а просто отгораживает от всего мира. Я чувствовала именно его руки, а не узкую сдавливающую рубашку.

И в этот момент я успокоилась. Мое дыхание замедлилось, но все равно было чуть чаще обычного. При этом у меня действительно перестала вздыматься грудь. Казалось, что я лишь слегка втягиваю носом воздух и он не проходит дальше, но при этом мне хватало этого дыхания. Я не чувствовала никакого дискомфорта.

— Умничка моя, — Арон коснулся губами моей скулы. — Это и есть поверхностное дыхание. Его еще называют медитативным. Ты можешь дышать так бесконечно долго, пока не начнешь двигаться. Тебе хорошо?

— Да, — выдохнула я, когда мой Хозяин отнял ладонь от моего лица. — Очень хорошо.

— Не боишься? — снова спросил он.

— Нет.

— Доверяешь мне?

— Да.

— Хочешь перейти к своему второму страху?

Я помедлила с ответом. Ведь мой второй страх в том, что Арон будет меня бить. Как я перенесу это? Насколько сильно он будет меня бить? Снимет ли он с меня эту рубашку или так и оставит обездвиженной?

— Ты доверяешь мне? — еще раз настойчиво спросил он.

— Да, — искренне ответила я.

— Умничка, — он похвалил меня. — Моя самая красивая и способная девочка. У тебя все получится.

Бергман принялся расстегивать ремни рубашки и наконец снял ее с меня. Также он поднял мою повязку с глаз, но оставил ее пока на голове.

До того самого переломного момента, как Бергман научил меня поверхностному дыханию, я бы рыдала от счастья от того, что мой Хозяин больше ничем меня не сжимает и не стягивает. Но сейчас, пройдя через один из самых страшных моментов в моей жизни, я чувствовала себя иначе. У меня словно окреп позвоночник. И я впервые поняла словосочетание «человек со стержнем». Это действительно очень похожее чувство, когда ты ощущаешь уверенность и решимость не у себя в голове, а вдоль всего позвоночника.

— Моя девочка, — вновь обратился ко мне Арон, подхватив меня на руки. — Ты всегда боишься, что я тебя не просто ударю, а буду бить. Скажу сразу: во мне больше морального садизма, чем физического. Меня безумно привлекает эмоциональная сторона сессий, поэтому мне не доставляет удовольствия наносить моей сабочке даже незначительные телесные повреждения.

Мужчина поставил меня на ноги и поднял мне связанные руки вверх, а затем закрепил их к одному из свисающему кольцу, которое свисало с базовой веревки на потолке. Я заметно занервничала. Мне хотелось поджать ноги, хоть как-то защитить свое тело от будущего наказания, но я всеми силами старалась подавить это чувство.

— Но все же я допускаю, что в момент серьезного наказания я подключу порку, — продолжал Арон. Он чуть натянул веревку, чтобы я стояла только на носочках, а сам он обхватил мое лицо руками и говорил, искренне глядя мне в глаза. — Но! И в этом случае я буду стремиться доставить тебе удовольствие. Даже если я буду очень сердиться на тебя, ты все равно будешь для меня самым дорогим и любимым человеком. Моей покорной девочкой, которая понимает, что я ничего не делаю просто так. Все мои действия, касающиеся тебя, я делаю для тебя, моя девочка. Я ценю тебя, уважаю и… люблю.

Затем он развернул меня лицом к кровати, на которой лежали различные плетки и что-то подобное.

— Что из этого тебя пугает больше всего? — спросил Арон, ласково поглаживая мне бедра.

В первую же секунду, как я взглянула на эти предметы, я сразу похолодела от длинного черного хлыста. Мне казалось, что от удара таким хлыстом можно не то что кожу рассечь, а даже кость сломать.

Бергман же не будет бить меня им? Хлыст явно предназначен для укрощения диких животных, никак не для девушек!

— Что, моя девочка? — уже настойчивее потребовал ответа Бергман.

— Хлыст, — пискнула я, и Арон улыбнулся.

Он тут же взял с кровати хлыст, словно пытаясь продемонстрировать его, а затем заставить купить.

— Селина, — мужчина провел сложенным хлыстом по моему бедру вверх к талии. — Ты видела когда-нибудь на теле Мел синяки?

— Нет, — растеряно ответила я.

— Помнишь, Вы ходили с SPA-салон, где могли видеть тела друг друга. Были ли у Мел синяки в тот день?

— Нет! — моя тревога нарастала.

— Хлыст — это любимый предмет Маера — мужа Мел, — Бергман поднялся хлыстом к моей груди, и чуть играя с вершинкой, заставил ее затвердеть. — Он часто его использует. При этом он не вредит своей Мелите. Он как Доминант находит баланс между удовлетворением своего садизма и безопасностью своей сабочки. Сейчас я приложу чуть больше силы в свои удары, чем сделал бы это на обычной сессии. Но я сделаю это для тебя. Чтобы ты все прочувствовала и навсегда отпустила этот страх.