Окончательная победа вопрос нескольких дней. Крайний срок — неделя. Но, как гласит народная мудрость, опасно загонять крысу в угол. Больше сорока тысяч заключенных по прежнему на свободе, но уже без воздуха и надежд на будущее. Напоследок они могут выкинуть такое, чему удивится сам Великий Создатель.
Глава 17. Штурм отчаянья
К великой радости Чага, после удачного налета на Западную электростанцию первую роту Народной армии отправили на отдых. Независимое правительство переоборудовало школьный спортзал под казарму.
Чаг с превеликим удовольствием стянул провонявший потом борг и вымылся в душе под струями горячей воды. В школьной столовой их накормили очень вкусным обедом. Чистый и сытый Чаг моментально уснул на верхней койке. Нижнюю занял Шнык. Нужно отдать должное: Независимое правительство заботится о своей армии. Очень даже хорошо заботится.
Следующий день начался с торжества бюрократии. Чаг написал заявление и официально был зачислен в третий взвод первой роты Народной армии самообороны Дайзен-2. Тогда же в переоборудованный спортзал прибыло подкрепление.
Как-то неловко, когда взрослые мужики 28–30 стандартных лет смотрят на тебя с таким уважением. Чувствуешь себя эдаким ветераном, чья грудь занавешена орденами и медалями. Хотя, если прикинуть, он и в самом деле ветеран.
За более чем трехсотлетнюю историю Дайзен-2 не знал ни войн, ни восстаний. Тогда как Чаг побывал в самой настоящей перестрелке, прошел через две боевые операции и пристрелил с десяток зеков. Что особенно важно — остался цел и невредим. А подобными достижениями мало кто из жителей Дайзен-2 может похвастаться. Очень мало.
От новичков Чаг узнал последние новости. Правительство активно собирает армию. За прошедшие сутки могли бы сформировать хоть целый полк. Но… все упирается в оружие, точнее, в его нехватку. Витус Подис, начальник технической службы Финдоса, сдержал слово и наладил выпуск пороховых патронов. По крайней мере, проблем с боеприпасами не будет.
Блаженный отдых пролетел как сладкий сон — быстро и незаметно. Солдатам первой роты дали перевести дух, вымыться, выспаться и поесть по-человечески. А уже утром следующего дня их снова отправили на передовую. Война еще не закончена. Обреченные на вымирание заключенные не думают сдаваться. Ярый, вожак зеков, хранит упорное молчание.
На четвертый день войны третий взвод расположился на «Площади простор» в некогда уютном ресторанчике с романтическим названием «Прекрасная даль». Владельцы ресторана заранее позаботились о возможных убытках и сняли от греха подальше стекла с витрин и окон, а из полукруглого зала убрали столы и стулья. Голые стены уныло напоминают о былой роскоши. Вон там, на гвоздиках, висел огромный ковер. На той стене — большие часы под старину. А на потолке, вместо хрустальных люстр, остались голые крючки.
Чаг лежит на полу и лениво смотрит на большое панорамное окно на противоположной стороне площади. Командование не без оснований считает это направление наиболее опасным. По этой же причине вместо черной формы им вновь пришлось надеть серые борги. Пусть специальный костюм для выхода на поверхность давно стал второй кожей, но таскать на себе лишние 18 кило не сахар.
Финдос построен под огромной горой. Единственное «окно» большого города находится здесь, на Площади простора. Подняться по южному склону и пробиться через закаленное стекло нетрудно. Что не могут сделать дожди и бури, то запросто осилит пара десятков килограммов тротила. Недаром Площадь простора прикрывает целый взвод. Для большей надежности широкие выходы на площадь наглухо закупорены стальными воротами.
Чего никогда не было в пейнтбольном клубе, так это караулов. Подготовка к обороне закончена: гражданское население из прилегающих домов эвакуировано, огневые точки обустроены. Чаг точно знает куда бежать, где именно его позиция и как уходить в случае всеобщего отступления. Но это все мелочи. Кто бы мог подумать: два часа в карауле длинней двух недель мирной жизни.
Скукотища, ей-богу! Закаленное стекло панорамного окна слишком прочное, чтобы незаметно вырезать в нем маленькую дырочку и просочиться на Площадь простора. Но приказ есть приказ. Приказано караулить, приказано ходить вдоль окна и обозревать красноватый простор по ту сторону… Значит, ходи и обозревай!
— Шнык, как думаешь — зеки и впрямь пойдут на еще один штурм Финдоса? — спросил Чаг.
Ничегонеделанье располагает к продолжительным беседам ни о чем. В том числе на самые пространные и гипотетические темы. Шнык, сидя на пустом ящике, убежденно ответил:
— Очень даже пойдут.
— Откуда такая уверенность? — лениво поинтересовался Чаг.
— Видишь ли, — протянул Шнык, — раньше мой отец часто бывал в Глотке, продукты в буфет и в столовую возил. Ему довелось довольно плотно пообщаться как с работниками тюрьмы, так и с их клиентами, так сказать. Папа узнал много чего интересного…
— Шнык, ради бога, не тяни. Говори короче и по существу, — поторопил Чаг.
Просьба далеко не лишняя. Шнык обожает разводить философию на пустом месте. Если его вовремя не одернуть, то он может запросто начать рассуждать о смысле жизни и об особенностях питания канареек. Причем одновременно.
— Ну, если совсем коротко, — Шнык постарался не обидеться, — то зеками верховодят так называемые блатные и авторитет. По сравнению с огромной массой роботов, их совсем мало, от силы штука или две.
— Э! Постой. Что за «роботы»?
Чаг никогда не интересовался тюремным жаргоном и уголовной субкультурой в целом.
— Так в Глотке называют тех, кто исправно работает на руднике и тихо тащит трудовые повинности. Это от созвучия слов «робот» и «работа». Да! Очень важно — блатные не работают из принципа. Так вот. Если верить моему отцу, то этим самым блатным терять совершенно нечего. Они не могут просто так выйти, задрать лапки и сдаться на милость победителей. Они заварили эту кашу, подняли Глотку на дыбы и сперли шестерых гражданских. Если витус Тонк пообещал за гибель одного заложника расстрелять сотню заключенных, то догадайся: кого в первую очередь поставят к стенке?
— Это точно, — согласился Чаг.
По ту сторону панорамного окна в самом разгаре ясный день. Дайзен едва преодолел полдень. Часа через три светило опустится за горами далеко на западе. Ну а пока через панорамное окно действительно видна прекрасная даль.
Кажется, будто внутри кратер Финдос ровный, как стол. Но на деле это не так. В двенадцати километрах от города каменистая равнина резко обрывается вниз. Миллионы лет назад южная часть кратера просела метров на сто. Так появился Большой излом, исполинская ступенька с отвесными стенами. Первые поселенцы могли бы проявить больше фантазии. В географических названиях и так хватает частей света. Но! Что было, то было. Приподнятая часть кратера Финдос отважные предки назвали Северным плоскогорьем.
Из панорамного окна исполинской ступеньки не видно. Только где-то там, далеко-далеко на юге, угадывается остроконечный конус горы Дошар. Исполинский вулкан находится в центре еще более исполинского кратера.
Говорят, красноватый пейзаж с каменистой равниной и голыми скалами удручающе действует на выходцев с Мирема. Еще одна причина пропустить стопарик до обеда и вообще забить на работу. Вживую Чаг никогда не видел зеленых просторов Мирема, сверкающих снежной белизной гор и нежно-зеленой глади океана. Только картинки в учебнике по истории да кадры документальных фильмов по телевизору. Чаг родился и вырос на Дайзен-2. Унылый красноватый пейзаж за широким панорамным окном ему во сто крат милее зеленых рощ и посыпанных круглой галькой тропинок в ботаническом саду по ту сторону телеэкрана.
Но что это? Чаг пару раз энергично моргнул. Прекрасный вид пустыни испортили размытые силуэты. С площади долетел вопль караульного:
— Тревога!!! Нас атакуют!!!
Цепочка маленьких взрывов исполинским эхом слилась в один большой взрыв. Панорамное окно помутнело, растрескалось и осыпалось вовнутрь площади звенящим водопадом. Путь для наступления открыт.