Но не только Герун Эберикт и бесчисленные жители Летераса не помнят – или, может быть, постарались забыть – об изначальной важности того, что скрылось с поверхности земли.
Странник двинулся дальше. Сквозь ограду имения. Потом – вниз, сквозь плиты двора, призраком скользя в слоях мусора и песка, в застоявшийся, дурно пахнущий воздух глиняного тоннеля. Он оказался по колено в густой от осадков воде. Поглядел на внутреннюю, наклонную стенку тоннеля, оценивая свое положение относительно остатков древнего храма. И прошел сквозь стенку.
Осколки камня, плотно стиснувшие друг дружку; залившая все промежутки черная, плотная глина. На строительных блоках сеть трещин – следы бушевавшего огня. Кое-где на кусках штукатурки пятна минеральных красок. Повсюду черепки, бесформенные обрывки медных листов, почерневшие слитки серебра и вызывающе-яркие слитки золота – все, что осталось от запутанной жизни смертных. Напоминание о руках, которые некогда касались, придавали форму, забивали гвозди и шлифовали края, смешивали краски и сметали пыль; о руках, от которых остались лишь предметы, навевающие горькую мысль насчет тщетности всего сущего.
Раздраженный и недовольный бог пробивал дорогу сквозь кучи всяческих остатков, расчищал путь. Угловатые объемы обвалившихся стен. Синяя смальта, изображавшая покой моря – большинство фрагментов отвалилось, обнажив серую штукатурку со следами надсечек, оставленных укладывавшими плитку мастерами. Странник, задыхаясь, скорчился в узком пространстве. Время не рассказывает красивых историй. Нет, время передает немое послание, повествующее о распаде и безотрадной монотонности.
«Ради Бездны, что за неподъемная тяжесть!»
Странник глубоко вдохнул спертый, мертвый воздух. Еще раз…
И ощутил – не так уж далеко – слабый шепоток силы. Остаточной, почти бесполезной… но сердце бога тяжело забилось в груди. Святость сохранилась. Тут не было осквернения – значит, задача стала много проще. Почувствовав облегчение от мысли, что ему вскоре удастся покинуть мрачное место, Странник направился к источнику силы.
Алтарь был скрыт грудой обломков – упавших с потолка, плотно спрессованных известняковых глыб. Вся эта тяжесть обрушилась с силой, достаточной, чтобы расшатать плиты пола под святым местом. Еще лучше. И… да, полная сухость. Он мог бы загнать в утробу храма тысячи «толчков». Десятки тысяч!
Странник подошел еще ближе, присел, положил руку на алтарь. Ему неприятно было ощущать потоки, плоскость источенного водой базальта, глубокие канавки, по которым когда-то живая кровь стекала в соленые воды.«Ах, в те дни мы были голодны. Не так ли?»
Он пробудил свою силу – всю, что она пожелала выделить ему. Для такой работы более чем достаточно.
Странник начал сплетать ритуал.
Адвокат Слям был человеком тощим и высоким. Весь его лоб и большая часть левой щеки, до линии подбородка, были покрыты пятном кожной болезни, напоминавшим морщинистое брюшко только что вылупившегося аллигатора. Существуют мази против этой болезни; но было очевидным, что легендарный на весь Летер законник лелеет свой рептилоидный дерматоз – он так соответствует и его репутации, и его безжизненно – холодному взгляду.
Сейчас он стоит в конторе Багга, ссутулившись и оттого став еще более худым. Высокий воротник темно-зеленой мантии высоко выступает над удлиненной, лишенной волос головой с крошечными ушами, напоминая капюшон кобры. Он взирает на Багга тусклыми, действительно лишенными жизни глазами.
– Я правильно вас расслышал? – спросил адвокат голосом, который должен был прозвучать как шипение, но вышел скорее похожим на неровное дребезжание. В результате, как понял вздрогнувший Багг, он весьма напоминает змею, пытающуюся говорить раздвоенным жалом. «Хотя», – добавил Багг про себя, – «вряд ли кто-нибудь ожидает от змеи речей. Змеи не нуждаются в аргументах.
Не так ли?»
– У вас весьма странное выражение лица, – заявил миг спустя Слям. – Моя неспособность понять вас вызывает смущение, господин Багг?
– Вы действительно не поняли?
– Иначе не потребовал бы повторения.
– А. Ну, так что же вы услышали?
Глаза мигнули. – Мы действительно произнесли так много слов, чтобы вернуться к самому началу разговора?
– Предлагаю произнести новые слова, Слям.
– Лучше будет, если вы просто повторитесь.
– Ненавижу повторение.
Багг знал, что адвокат Слям презирает дискомбобуляцию. Хотя вряд ли такое слово существует.
– Господин Багг, вы наверняка знаете: я презираю дискомбобуляцию.
– О! печально слышать.
– Неудивительно, ведь тут происходит именно дискомбобуляция.
– С обеих сторон или только с вашей?
– Не думаете, что спрашивать уже слишком поздно? – Скрытые рукавами ладони Сляма делали странные жесты. Вероятно, он оплакивал репутацию Багга. – Вы дали указания, если я правильно понял – поправьте меня, если я совершил ошибку – вы дали мне указания пойти к вашему кредитору и попросить новый заем с целью (откровенно изложенной вами) выплатить часть процентов по предыдущему займу. Я не ошибся? При этом предыдущий заем был взят с целью выплатить часть процентов по еще более давнему займу, не так ли? Это заставило меня гадать – ведь я адвокат не только ваш – сколько же займов вы взяли с исключительной целью оплаты процентов по другим займам?
– Ну, вы разбрасываетесь словами.
– Господин Багг! Когда я нервничаю, я становлюсь многоречивым.
– Когда вы нервничаете, вы берете дороже? Вот это, Слям, весьма умно.
– Да. Так вы ответите на вопрос?
– Если настаиваете… Кажется, у меня сорок займов, предназначенных исключительно для выплаты процентов по другим займам.
Адвокат облизал губы, пересохшие в полном соответствии с ситуацией. – Исходя из норм вежливости и выказывая уважение к вам, господин Багг – увы, теперь я вижу, что несколько переоценил вашу платежеспособность – я не решился просить полной предоплаты моих услуг, кои, нет сомнения, были весьма полезными для вас. Хотя не такими полезными, как я ошибочно предполагал.
– Не припоминаю, будто пытался ввести вас в заблуждение, Слям.
– Разумеется, не пытались. Я только предполагал.
– А я ожидал от вас, как от адвоката, привычки предполагать как можно меньше. В любом деле.
– Позвольте сказать прямо, господин Багг. Где в вашей финансовой схеме те деньги, что вы задолжали лично мне?
– Пока что нигде, Слям. Надеюсь, вы оформите мне очередной заем.
– Это просто ужасно.
– Я вас понимаю. Но представьте, каково мне!
– Я стараюсь не представлять, ибо боюсь, что ответ прозвучит примерно так: «А он и в ус не дует». А сейчас я готов признаться, что искренне верю в правомочность тех предположений, о которых мы говорили недавно, и потому вынужден настаивать, чтобы следующий ваш заем был направлен исключительно на погашение вашей задолженности передо мной. И плевать, какую ложь я должен буду выдать вашему финансисту. Увы, это возвращает нас к первой моей претензии, которая уже была высказана тоном полнейшего отчаяния. Видите ли, ваш кредитор впал в состояние паники столь великой, что – именно это и привело меня к вам сегодня – осмелился недопустимо грубо покуситься на меня как вашего официального представителя, господин Багг. Говоря проще, мне пришлось нанять телохранителей. Разумеется, за ваш счет. Смею ли спросить: сколько денег есть у вас сейчас?
– Вот прямо сейчас?
– Да.
Багг вытащил потрепанный кожаный кошель, открыл и уставился внутрь. Затем поднял голову: – Два дока.
– Понимаю. Конечно, это преувеличение.
– Ну, я отрезал от одного краешек, чтобы заплатить цирюльнику.
– У вас нет волос.
– Вот почему лишь часть дока. Волосы в носу. В ушах. И подстричь брови. Важно быть представительным.
– На собственных Топляках?
Багг засмеялся: – Это было бы забавно. – Тут он стал серьезным, склонился над столом. – Вы же не думаете, что дойдет до… В качестве вашего клиента я рассчитываю на самую усердную защиту.